Не отдыхалось только морским геологам. Решили они взять пробу грунта в Золотой точке. Вокруг них изголодавшимся оводом вился особист, ему казался очень подозрительным такой трудовой порыв на фоне всеобщего гулянья, и он поделился сомнением с командиром.
Ярин попытался объяснить ему значимость события:
– Ну ты даешь! Для геолога грунт из Золотой точки – это как для скрипача скрипка Страдивари!
Поза и взгляд особиста говорили о том, что объяснение его не впечатлило. Ярин поскреб пятерней затылок.
– Как бы тебе пояснить? Ну, это как для тебя наган Дзержинского.
У особиста глаза полезли на лоб.
– Что, все так серьезно?!
Геологи провозились больше трех часов. Наконец керн был на палубе, особист растолкал локтями любопытствующих.
– Тьфу ты! Глина как глина, ничего золотого в ней нет.
Посмотрел на счастливых геологов как на юродивых и еще раз сплюнул.
Те проводили его взглядом, каким провожают неизлечимо больного на операцию с исходом 50 на 50.
В 00 часов дали ход, командир обошел судно – на вахте все бодрые, свежие, делом заняты, как будто и не было никакого праздника, а в море по-другому и быть не может.
Утром встали на якорь на рейде Луанды. На якорной стоянке никого, кроме наших судов. Океан спокойный, дымка, температура воды 29 градусов.
Начали пополнение запасов топлива и воды. Шипшандлер приволок полную баржу свежих овощей и фруктов.
На берег практически никто не сошел, нечего там делать, в этой вечно воюющей нищей стране.
Заход прошел быстро и неинтересно. Ну а теперь без остановок строго на юг, к Антарктиде.
«Furious Fifties»
Неформальные названия широт сложились у моряков еще в те романтичные времена, когда на морях господствовал парус и паровые машины еще не заволакивали дымом горизонт. Например, в 30 градусах к северу от экватора широты изобилуют слабыми ветрами и штилевой погодой, и из-за длительных задержек остро ощущался дефицит воды и продовольствия. Моряки были вынуждены сбрасывать за борт лошадей, отсюда и название – «лошадиные широты».
Название 40-х широт Южного полушария, для которых характерны сильные западные ветры и частые штормы, – «ревущие сороковые».
Пояс между 50-й и 60-й широтой неподалеку от берегов Антарктиды за свою злонравность получил имя «неистовые пятидесятые». В те времена бесспорными фаворитами морей были англичане, и названия, естественно, звучали на их языке – «furious fifties». Иногда эти широты называют «воющими».
Полярные восточные ветры начинаются на 60-х, которые прозвали «пронзительными шестидесятыми».
На планете есть немало мест, где возникают ветры с дикими скоростями (тайфуны, торнадо), но все они очень скоротечны. На Земле есть только одно место, где ветрено постоянно, – это Южный океан, и если спросить бывалых моряков о самых штормовых местах, то они уверенно укажут именно на него.
Позади Золотая точка и Новый год, и то и другое отмечено с размахом. Распределилась и сфера деятельности судов, нагруженный адмиралами с пресс-группой «Адмирал Владимирский» гордо нес советский флаг по морям и океанам, а «Фаддей Беллинсгаузен», который начальник гидрографии в шутку называл «корабль усатых лейтенантов», пахал как ломовая лошадь.
«Ревущие сороковые» проскочили с попутными работами, «неистовые пятидесятые» встретили свинцовым небом и горбатым морем. «Адмирал Владимирский» пошел дальше на юг выполнять почетную миссию «открытия» Антарктиды, а «Фаддей Беллинсгаузен» остался работать на гидрологическом полигоне.
Все нормальные моряки стараются как можно быстрее проскочить эти неспокойные места, а у гидрографов все не как у людей. Тут философия совсем иная: если для судоводителя посадка на мель – это навигационное происшествие, то для гидрографа – открытие.
Предстоящая постановка многосуточной автономной буйковой станции и производство разовых гидрологических станций в штормовых условиях дело не из приятных – ни поспать тебе, ни пожрать спокойно, ни работу сделать как надо.
На ходовом мостике, в штурманской рубке проходило стихийно созванное совещание. Сидя в кресле, председательствовал начальник штаба капитан 2 ранга Гапонов, на диванчике у переборки расположились командир капитан 3 ранга Ярин и начальник экспедиционного отряда капитан 2 ранга Парашин. Штурман стоял, опершись задом о прокладочный стол, и сосредоточенно крутил в руке карандаш, пытаясь пересчитать его грани.
Ситуация была непростая, и Гапонов не стал оригинальничать, а позволил себе процитировать Чернышевского:
– Ну что, господа гидрографы, что делать будем?
Командир не задумываясь отрезал:
– А что тут думать? Надо докладывать начальнику и отменять все к хренам собачьим!
– Минуточку.
Начал нудить Парашин:
– Вы хоть понимаете, какое научное значение будут иметь наши исследования?
Ярин смерил его презрительным взглядом и про себя подумал: «Ну-ну, ты чужими руками орден себе зарабатываешь, а я геморрой», – а вслух уже без злобы произнес:
– Да ты на себя в зеркало посмотри, где ты, а где наука?!
Гапонов оторвал штурмана от важного занятия:
– Уточни прогноз у метеорологов.
Штурман снял трубку телефона и набрал номер метеолаборатории. После седьмого гудка трубка ответила ленивым голосом:
– Начальник метеолаборатории старший лейтенант Леонтьев, слушаю вас.
– Лео, уточни прогноз на ближайшие сутки.
Ни секунды не колеблясь, Леонтьев уточнил прогноз:
– Полное говно!
Дело в том, что у него была своя собственная шкала прогнозов: нормально, так себе, говно и полное говно. Каждому определению соответствовала конкретная погода, и все это знали.
Штурман повесил трубку и доложил Гапонову:
– Товарищ капитан 2 ранга, ожидается северо-восточный ветер до 25 метров в секунду, море 7 баллов с ухудшением прогноза.
Ярин взорвался:
– Если мы станцию и поставим, то наверняка потеряем!
Начальник штаба в дискуссии не участвовал, он понимал, что командир прав, но при этом был уверен, что Парашин будет ныть перед начальством, доказывая, что станцию поставить было возможно и по вине команды не проведены важные исследования. Подумав, он справедливо рассудил, что лучше получить фитиль за то, что сделал, а не за то, чего не сделал. Не так обидно.
– Командир, идем в точку постановки буйковой станции.