Жаркие горы

– Узнаю твои шутки, Бен. И чем ты веселее, тем у меня больше желания посмотреть на то, как ты тут тратишь денежки американских налогоплательщиков.

– Сэр, – сразу став серьезным, ответил Каррингтон, – я не трачу здесь денег. Я вкладываю их в полезное дело. Значит, сберегаю.

Он повернулся к шоферу:

– Ахмед! Перекинь «золотой запас» полковника Томпсона в наш танк.

– Старина, – сказал Фред, – ты ведь не случайно второй раз называешь свой драндулет танком. С чего бы это?

– Чтобы ты сразу вник в традиции райского уголка. Генерал Зия Нур до моего приезда сюда проводил по всем отчетам эту машину как танк. А танк кому-то продал.

– Всего один танк? – спросил Томпсон скептически. – Это немного. Я сталкивался, когда их продавали десятками.

По дороге в лагерь они не говорили о службе. Полчаса езды – время небольшое, и промолчать его для людей, которые привыкли вести откровенные беседы только с глазу на глаз, трудности не составляло.

Лагерь специального назначения располагался в долине, окруженной облезлыми каменистыми взгорьями. Со всех сторон его обтягивала густая паутина колючей проволоки. Торчали мрачные вышки, на которых были установлены прожекторы и пулеметы. Белели щиты с предупредительными надписями на арабском.

У въездных ворот стояли охранники в шлемах военной полиции. Когда подъехала машина, они подчеркнуто засуетились, забегали. Открыв ворота, замерли в почтительном окостенении.

Лендровер, пропылив по накатанной колее к штабному домику, остановился.

Томпсон по-юношески легко выскочил из машины. Размял плечи. Огляделся. Сразу заметил чистоту территории. Это было хорошим признаком. Значит, Каррингтон поддерживал здесь строгую дисциплину, и сразу браться за рутинные мелочи порядка ему не придется.

Возле домика виднелись вкопанные в землю железные бочки с позеленелой водой – на случай пожара. За линией бараков в мареве зноя зыбко колыхались очертания дальних гор. С севера за колючей проволокой простиралась бесплодная степь. Она уходила к горизонту, где без всякой видимой черты сливалась с серым небом. На западе, среди скал, просматривалось здание радиолокационной станции. Антенны радара лениво колыхались, вслушиваясь в шумы безбрежного неба.

– Унылый вид, не так ли? – спросил Каррингтон, проследив за движением глаз Томпсона.

– Я привык к подобным местам, – ответил тот и провел рукой по ежику медных волос. – Главное везде сходится – эта колючая проволока, бараки, радары. А сельва, джунгли или пустыня вокруг тебя – это второстепенное.

Каррингтон взглянул на Томпсона, пытаясь понять, не прикрывает ли тот растерянность показным оптимизмом. Но удивился, заметив оживленные, посветлевшие глаза Фреда. Старому боевому скакуну новое седло явно доставляло удовольствие. Или он делал какую-то ставку в своей карьере на эти края?

– Молодец, старина, – похвалил Каррингтон однокашника. – По виду ты не обескуражен. Настоящий милитарист.

– Осторожней, Бен! – сказал Томпсон. – Как бы я тебя после таких слов не зачислил в красные.

– Бог ты мой, какой ужас! – притворно охнул Каррингтон. – Объясни почему.

– Есть анекдот. По гарнизону идет дивизионный генерал. Солдаты глядят ему вослед. Один говорит: «Вот сволочь, придира. Милитарист проклятый!» А тут проходит сержант: «О чем речь, парни?» – «Мы, сэр, спорим: как лучше отличить красного?» – «Очень просто, ребята. Вон кто там пошел?» – «Командир дивизии». – «Верно. Но это для вас, честных парней. А для каждого красного он сволочь и проклятый милитарист».

Каррингтон вежливо посмеялся. Анекдот, прибывший транзитом из Штатов, имел по меньшей мере двадцать лет армейской выслуги. Но не посмеяться было бы невежливо.

Они прошли к коттеджу.

Каррингтон набрал код, открыл дверь и пропустил гостя вперед. Потом осторожно, стараясь не хлопать, повернул ручку дверного замка.

После улицы в помещении казалось студено, как в подвале бомбоубежища. Тихо шипел японский кондиционер. Сквозь прикрытые жалюзи в комнату сочилось солнце. Светлыми полосами оно причудливо расчерчивало большой красный ковер, покрывавший пол.

– Прошу, – сказал Каррингтон и радушным жестом обозначил Фреду дорогу. – Надеюсь, здесь не так жарко. Это теперь твой офис. Если, конечно, ты его не перенесешь. Располагайся. Удобства стандартные. Можешь воспользоваться.

– Не премину, – сказал Фред и скрылся за небольшой дверью.

Через несколько минут он вышел оттуда освеженный, сияющий. Пройдя к столу, на котором уже стояли бутылки и фрукты, он с размаху рухнул в глубокое мягкое кресло. Положил свободно руки на подлокотники, откинул голову на спинку.

Каррингтон налил стакан минеральной воды и пододвинул его гостю.

– Прошу. Остальное по твоему усмотрению. А пока поясни мне, что за цирк у нас в Белом доме. Сидя здесь, трудно понять, зачем позволяют старому ковбою так лихо вольтижировать на скаку. Он, по мне, и раньше не казался мудрецом, а сейчас так и вовсе выглядит дурачком.

– Боишься, Рони подпишет с красными договор?

– Ну, такого мне и на ум не приходило. Просто бывает обидно видеть, как он глупо подставляется на пустяках. Неужели те, кто рядом, не видят, что он живет в выдуманном мире?

– Еще в каком! – заметил Томпсон. – Недавно он рассказал журналистам анекдот из жизни Советов – рухнешь.

– Он их часто рассказывает.

– Этот был особо симптоматичный. Точнее, клинический.

– Не интригуй.

– Дело якобы происходит в современной Москве. Ночная темень. Близится комендантский час. Солдат с автоматом кричит прохожему: «Стой!» Тот не останавливается, а бежит. Солдат стреляет. Человек падает. «Зачем стрелял? – говорит офицер. – Этот тип до комендантского часа мог дойти до дому». «Не смог бы, – отвечает солдат. – Я знаю, он далеко живет».

– Ты меня разыгрываешь!

– Ни в малой степени.

– Тогда красным остается пошире распространить этот анекдот о себе, и от Рони ещё долго будет дурно пахнуть.

– Ты явно на стороне красных, Бен. Не потому ли, что сам служил в Москве?

– В Москве, но не ей. За то и был изгнан оттуда. Так что я чист, старина. Но нам все труднее строить из себя миролюбцев. Это факт. И адрес у империи зла может смениться.

– Не будь таким пессимистом. Я считаю, что ребята со старшего курса обмозгуют проблему.

Каррингтон улыбнулся. Он знал, кого имел в виду Фред. Многие их однокашники, правда, со старшего курса, уже стали генералами и пополнили штат Пентагона и ЦРУ. Уж они-то не позволят никому – ни президенту, ни конгрессу – пройтись карандашом по штатному расписанию штаба войны. Ребята со старшего курса, в это Каррингтон верил твердо, скорее пойдут на локальный конфликт, организуют бросок морской пехоты на чужое побережье, дадут своей стране возможность потерять каких-нибудь пять – десять тысяч парней, чем разрешат за ненадобностью сократить на сто генералов штаты штабов и дивизий.

– Что касается старого ковбоя, – сказал Томпсон, – за него нам стоит держаться. Уйдет он, и мы, поверь, будем вспоминать его время как золотые деньки.

– Мне трудно возразить или поддержать тебя. В этой дыре масштабы видятся искаженными. Я – как каменщик, который кладет стену, но не представляет, каким видит дом архитектор.

– Зачем кокетничать? Я не поверю, будто Бенджамен Каррингтон просто кладет стену. На своем участке он и архитектор, и каменщик.

– Спасибо, Фред. Тем не менее я здесь не информирован о многом. Более того, многие вольты нашего ковбоя отсюда выглядят неожиданными и непонятными взбрыками.

– Это нюансы. Старик блажит, это верно. Он – рамолик. Но главное – противостоять русским, не делать им уступок, ни с чем не соглашаться – он вызубрил наизусть и помнит даже во сне.

– Посмотрим, посмотрим…

Каррингтон подошел к окну. От узла связи по дорожке к штабу шел шифровальщик. На этот раз он нес в руке черный чемоданчик, притороченный к запястью стальной браслеткой. Каррингтон поморщился. Обычно шифровки, поступавшие во второй половине дня, ничего хорошего не предвещали.