– Не дай бог такое увидеть и так закончить, брошенным и всеми забытым – говорил Андрей Павлович, – помянем фронтовых товарищей!
Полина Ивановна о боевых заслугах своего мужа не догадывалась. Я тоже, спустя годы, спросил свою маму о том, что хотел бы знать, где воевал мой отец? К моему великому удивлению, разочарованию и расстройству она даже не знала, что папа воевал на подступах к Ленинграду. Тонул, гнил, и, будучи раненным, валялся окровавленным в Новгородских болотах. Эх, эти женщины… В послевоенные годы не до ласк и разговоров им было.
У меня сложилось устойчивое мнение, что реально воевавшие фронтовики все, сплошь и рядом старались не беспокоить своими воспоминаниями мирных людей. Слишком всё было страшно. Зато было не остановить в рассказах обозников, тыловиков и всякую остальную литерную «рассаду».
А, между прочим, фронтовая биография Андрея Павловича Бызгина тесно переплеталась с бронетанковыми войсками легендарного генерала Батова и битвой на Сталинградском направлении.
Когда папа и Андрей Павлович встречались, их разговоры и воспоминания были долгими, тягучими и нескончаемыми.
Кое-какие сведения мне довелось уловить и получить воочию.
Почему мы проигрывали танковые сражения?
Прежде всего вам надобно выбросить из головы сложившиеся стереотипы. Объясню, как выживал в бою танк Т-34.
Да-да, вы не ослышались, именно выживал. Сейчас расскажу, тогда и поймёте.
Гидравлики у Т-34 не было. Вся механика производилась за счёт рычагов. Даже при стоячем танке было очень сложно передвинуть кулису коробки передач (ККП). Поэтому передачу втыкали вдвоём, в четыре руки вместе со стрелком, располагавшегося справа от водителя.
На ходу переключить скорость ККП было не возможно.
Понижающего редуктора не было. Отсюда трудные препятствия преодолевали задним ходом, вследствие самого низкого передаточного числа.
На шоссе танк трогался сразу с четвёртой передачи, а по пыльнику двигался на третьей. Для боя существовала «универсальная» вторая, если без ограничителя, то «разгонялись» до 25—30 км/час.
Но при любой скорости воздушных фильтров хватало лишь на 50 километров. В любом случае после «полтинника хода» обслуживание требовалось для того, чтобы прочистить масляные фильтры и дозаправиться.
Плавный ход отсутствовал. Для наведения орудия и выстрела танку полагалось качнуться на тормозах и замереть, после чего его долго болтало.
Ствол прыгал вверх-вниз и никак не мог успокоиться.
Возможность тщательного прицеливания и точного выстрела была исключена. Орудийного стабилизатора у него никогда не было.
Поэтому, как только танк останавливался для выстрела, а ему это сделать было крайне необходимо, его тут же поджигал противник. 3—5 выстрелов немецкими подкалиберными снарядиками 37 мм вполне хватало, чтобы полностью обездвижить бронированную машину. Снаряды легко пробивали броню и кувыркались внутри коробки танка, высекая из советской брони страшно ранящие осколки.
Обычно всё заканчивалось смрадным факелом. В худшем случае взрывом внутри, которым вырывало с «мясом» башню и в клочья разрывало и сжигало пламенем всё, что могло гореть, плавиться, начиная с двигателя, комплекта боеприпасов, топливных и масляных путепроводов, заканчивая телефонными проводами и легкосплавными системами наведения. Человеческий материал для мартеновского огня здесь был несущественным, вторичным ресурсом.
Выхлопные газы уводились позади самого корпуса в землю. Поэтому по пыльным полевым дорогам, либо по снежникам в колоннах двигаться было совершенно не возможно. Идущим следом танкам облако пыли или снега забивались в открытые лобовые люки. Видимость была нулевой, а всё движение происходило скорее на инстинктах, нежели в соответствии с технологией перемещения и учётом дистанции.
Ад кромешный!
В связи с этим, хроникёры очень не любили снимать «кино» про движущиеся на марше колонны танков Т-34.
Профессионалы считали, что Т-34 был самым разболтанным, демаскированным и грохочущим танком Второй мировой войны.
– На поле танки грохотали.., – и это всё о нём, о самом массовом танке Второй мировой войны. А другой, аналогичной альтернативной системы у РККА не было.
При выстреле из казённика и стреляной гильзы выделялся токсичный и ядовитый газ. Тряпочный гильзоуловитель, почти сразу же прогорал и гильзы падали на дно. От ядовитой вони, через 3—5 выстрелов можно было потерять сознание, что и происходило периодически с экипажем.
Поэтому заряжающий подавал снаряды из боекомплекта расположенного на дне, а после выстрела голыми руками (перчатки были не положены) выбрасывал раскалённую стреляную гильзу мимо командира (если получится) прямо в открытый башенный люк. Если промахивался, гильза рикошетила обратно и прилетала прямо в голову заряжающему. Хорошо, если горячий кусок металла башку ему не сносил.
Каким же ловким, сильным и жизнелюбивым оптимистом должен был быть заряжающий в танке!
Стоя на боевых снарядах, он одновременно отпинывал дымящиеся невыброшенные гильзы, следил за тем чтобы не зажевало башней фуфайку и чтобы голову свою любимую не расплющило при повороте верхней части брони.
При вылете гильзы из казённика пушки следовало быть особенно вёртким, чтобы в лобешник не схлопотать, иначе мозги вылетят из черепушки, а саму кумекалку запросто оторвало бы.
Неоспоримый факт. Т-34 был самым тесным танком мировой войны. Танкисты буквально сидели друг на друге и обслуживали боевую машину локоть в локоть, упираясь коленями и мешая выполнению профессиональных обязанностей соседа.
А вы в документальных фильмах видели, чтобы Т-34 стрелял на ходу. Я лично нет. Потому что он по определению не мог этого сделать прицельно. Если за горизонт, то пожалуйста.
Т-34, как и КВ-1 были хороши только при стрельбе из засады, башней выше земляного бруствера. Но это обстоятельство командиры практически не учитывали. Танк был создан для продвижения вперёд. Значит, о тактике войны из засад не могло быть и речи.
Основа основ боевой тактики русского танка, это движение. Поэтому, приказ был только вперёд!
У стрелка курсовой пулемёт калибра 7,62 мм имел очень небольшой угол обстрела и был крайне неэффективным (впоследствии ликвидирован). Его «яблоко» легко вышибалось немецким противотанковым снарядиком 37 мм. Считалось, что стрелок просто катался в танке «пассажиром». Его главенствющей задачей было при остановке помочь механику переключить рычаг скоростей.
Правда стрелок в большинстве случаев и погибал первым. Он был зажат у брони справа от водителя и ему не хватало секунды-другой, чтобы вытащить своё тело в передний люк после механика, либо в верхний вслед за командиром и заряжающим.
Смертником был стрелок, однако.
Основным пулемётом был башенный, спаренный с орудием, из него стрелял командир.
А в специальную дырочку в броне танковый начальник мог вволю пулять из своего нагана.
Да, да, мы не ошиблись. В специальную маленькую ды-роч-ку в броне и бах-бах-бах из табельного офицерского нагана!
Раций в танках никогда не было. Иногда только, да и то в редких частях конца войны между командиром роты и взводными (только на приём). Обычным делом становилось ручное управление боем. Было принято, что в грохоте и шуме боя командир показывал колонне танков ладошкой направление движения (мы это видели в кино). И всё. А дальше бронированные монстры двигались вперёд, куда глаза глядят и видит механик-водитель. Главное вперёд и как можно быстрее.
При любом раскладе танковым переговорным устройством (ТПУ) не пользовались, уж очень он был плох и не надёжен. Поэтому, когда командир пинал механика в левое плечо, значит, езжай налево. В правое, то гони направо. Если удар каблуком сапога приходился в спину, мчись вперёд, очертя голову. Но, ежели удар приходился в голову, то стой, не мешкая, экстренно.
Если команда заряжающему поступала пятернёй, готовь осколочный фугас. А ежели кулаком, валяй бронебойный.
Командир и механик-водитель должны были пользоваться перископическими приборами наблюдения. Однако через них было ничего не видно, только размытые крупные объекты.
Вне сомнений, у Т-34 была худшая танковая оптика на этой войне (!). В результате, механик двигался можно сказать вслепую, а командир мог видеть только в прицел. Поэтому передний лобовой люк чуть-чуть, на ширину ладошки открывали. Но это была верная смерть водителю при залёте осколка или пули. А немецкая пушечка 37 мм при прямом попадании в закрытый люк всё равно его выламывала, практически вбивала прямо в лоб механику.
Прицел ТОД-6 был отвратительным. Механику надо было крутить ручку тремя пальчиками (в бою пальчиками!), а стрелять прицельно только при углах возвышения 4—4,5 и 9—12 градусов!
Вращение башни по горизонту производилось вслепую, так как необходимо было отклонить голову от налобника прибора углов местности ПТ-6.
И ещё надо было до крови изодрать ладони о рукоятку, чтобы довернуть башню при горизонтальной наводке.
Герметичной переборки между двигателем и снарядной загрузкой на днище не было. Масло, соляра, а то и бензин из несовершенного тракторного двигателя подтекали прямо под снаряды. В течение всего боя вся эта гремучая смесь смазывала сапоги заряжающему. Малейшей искры, раскалённой гильзы хватало, чтобы танку воспламениться от горючей взвеси и её паров.
«Несгораемый» дизельный Т-34 загорался в 2,5 раза быстрее, нежели бензиновые довоенные танки.
Но, когда отсутствовали дизельные двигатели, на штатное место ставили авиационные бензиновые моторы М-17, которые стояли на лёгких танках БТ.