Смотри-ка ты, радуга, прекрасная хорошавушка улыбается. Хорошо и уютно с нею. Может быть, она будет со мною навсегда? По крайней мере, до окончания боя?
Договорились?
Но оглушающий удар грома раскатисто грохнул прямо над головой. Горсть крупного дождя с градом ударила через гимнастёрку в лицо.
Больно-то как
– А-а-а!.. Мамочка-а-а!.. А-а-а!…
– Чего орёшь, Мишка? Не ори! Живой и ладно. Потерпи чуток, братец… Как я без наводчика буду? Мне такой, как ты очень даже нужен в роте… Да не ори ты, крепись.
Ещё чуток осталось. Не страдай браток, держись…
Потерпи малёхо… Не ори только, – ротный, лёжа на спине, ухватился обеими руками за ремень, связывающий мои стопы и волочит непослушную мою плоть.
Он, как может, упирается ногами в рыхлую землю. С силой отталкивается каблуками своих сапог. Изо всех сил тянет на себя моё тело.
Временами я утыкаюсь носом в смердящие трупы. Чую зловоние.
Иногда на кротовинах голову закидывает к небу. В глазах возникают и исчезают яркие полукружия: красные, оранжевые, жёлтые, зелёные, голубые…
Но вот, я почувствовал, что сильные и ловкие руки бесцеремонно, рывками сдирают с лица гимнастёрку. Свежий глоток воздуха вскружил голову. Помутившимся взглядом я ухватил краешек нависающего обрыва и пропасть голубого неба над ним.
Да это же наш ездовой Никанорыч нещадно срывает мою рубаху.
А, вот и Щербаков Иван старлей ротный.
Совсем молодой. Ещё и двадцати годков нету.
Снял с головы каску, рукавом пот с лица вытирает, дышит с трудом, прерывисто. Надсадно и устало.
Запыхался.
Он весь забрызган чужой кровью. Потный и грязный.
Вот склонился надо мной. В глаза заглядывает. Тело осматривает. Ощупывает. На переломы и сквозные ранения проверяет
– Зина, Зиночка! Эй, кто там у миномёта? Да зовите быстрее санинструктора! Тащи сюда жгуты и перевязки побольше!
Я, Мишку Седова наводчика из первого взвода с поля боя приволок! – не оборачиваясь, кричит ротный, – скорее давай, пошевеливайся. Двигай сюда.
А вот и Зина появилась.
Торопилась бедняга. Отдышаться не может. Но, что-то не торопится она раскрывать санитарную сумку.
Стоит санинструктор молча. Смотрит на меня.
Эх, Зина, Зина! Как же я один-то справлюсь со своей бедою? Подмогла бы мне чуток
– Поддержи, пожалуйста, сестричка. Подсоби, и протяни руку помощи. Только не списывай меня со счетов. Ну пожалуйста, – а там, глядишь, я бы и сам оклемался, – жить-то, как хочется жить!
Всё своё драгоценное, что есть у меня, отдал бы за счастье жить на земле.
Иван Щербаков тихонько повернул меня со спины на бок. На губах ощущался привкус крови. Изо рта что-то жгучее, пузырящееся стекало прямо на траву. Он тихо спросил Зину
– Седов-то наш, что? Очень уж плох? А?.. Ничего… Держись, солдатик. Держись, родной.
Зина вытерла шершавой, неухоженной ладонью капельки крови с моих губ и ушла за край обрыва к своим тяжелораненым.
Показалось мне или нет, но тихий ангел пролетел над краешком обрыва. Ледяное марево пронеслось в июльском раскалённом воздухе.
Помню, далеко-далёко мамочка укрывала меня от ливня холстом ситцевого цветастого платка. Приобняв, целовала в глазки и приговаривала
– Вот будешь у меня защитником… Точно станешь, когда вырастешь и сильным окажешься.
А я защищал вас, как мог, мамочка любимая. Я правда очень, очень старался.
Поверь мне.
Свидетелем тому мой семицветик небесный. Он же всё, всё видел, как я воевал.
А сейчас прикоснись губами к моим глазкам. Прикрой мягонькой, оладушками пахнущей ладошкой. Улыбнись мне на прощание, мамочка любимая.
Единственная.
Как хочешь, возражай, не соглашайся, сопротивляйся, но пиковка карта на меня указала. Значится пора уже и мне покой узнать.
Не обессудь, если что не так случилось.
Иногда, я поворачивал голову к тёплому июльскому ветерку. Лицу было блаженно, приятно в знойный полдень ощущать прохладу. Перед глазами было огромное пространство и я видел в этой бездне, что хотел: яркое солнце и бескрайнее небо. А милая, нежная и приветливая радуга оказывала своё почтение и звала меня в нескончаемый простор до горизонта.
За прекрасным несбыточным желанием.
За сказочной мечтой детства.
За бессмертием.
Как из тумана доносятся быстрые и резкие команды. Иван Щербаков у нас в Красной Армии с 1941-го года. Ему ли не привыкать
– Лейтенант Салахов, ко мне!
Приказываю сменить корректировщика Кулёмина на крае!
Сдать личные документы, наградные, личный жетон!
Саршина хозвзвода Смирнов, выдать сухпаёк на сутки!
Боекомплект по полной!