Василёк Тевтонский Бантик. Серия «Бессмертный полк»

И что это будет за вакханалия!

Но, опять же, нельзя же не дать возможности солдату напомнить о победе и дать возможность «тяпнуть» спиртяшки за счет артиллеристов.

Одернув и расправив гимнастерку, я вышел за периметр двора. Из ближайшего лесочка выкатилась батарея сорокопяток. На ходу были четыре орудия с лошадьми и обозом.

При них еще четверо штрафников с полевыми ранцами на плечах. Их сразу можно было отличить по красной окантовке пехотных погон.

Это чтобы распознать сразу, что особые люди. Ну, вроде меченые, если что.

Они так и держались поотдаль, присев на пыльной обочине и разместив с осторожностью у ног свою тяжелую поклажу. У меня возникло смутное предположение. Неспроста же им приклеилось, погоняло «смертники прощай, Родина».

В мою сторону направились артиллерийский капитан и взводный лейтенант пехотинец. Козырнув, представились: артиллерист Неверов и пехотный Чулкин. Пожали руки. Чтобы сократить процесс знакомства достали кисеты с махоркой.

Оглядев территорию, которая находилась под моим управлением, я дал команду и указал на место их расположения.

Все-таки подворье было занято нашей ротой. Поэтому я чувствовал себя за коменданта. Никто не возражал.

Оставив Неверова, спросил его насчет бадьи. Получил подтверждающий ответ. Откуда, как и почему не стал выяснять. Тут же договорились насчет периодичности дежурства у особо ценного груза. Тротил-то никто грызть не будет. Охранять надо то, что можно залить в солдатскую глотку.

Пока затягивались табачком, да делились фронтовыми новостями, батарея «прощай, Родина» грамотно заняли у ограды дежурную позицию. Жерлами пушек в сторону леска.

Обоз занял место в укрытии за стенами примыкающего к ограде флигеля. Получалось, что за спиной артиллерийских расчётов.

Телегу с боекомплектом оттащили за угол, под навес от греха подальше.

Лошадей примостили рядком с нашими, у стойла с фуражом. Правда, договорились, что лошадиный фураж каждый будет использовать из своего запаса.

Артиллеристы, чётко, слаженно и по-фронтовому быстро организовали свой ночлег.

– Молодец, капитан, знает толк на марше, – оценил мимоходом.

Стемнело, когда насытившись, бойцы разделились по небольшим группам и стали готовится ко сну.

По договоренности с офицерами-гостями мы пригласили к своему столу взводных. Те скоренько явились. Здесь-то мы и обрадовали их своим решением. Предложили им отпраздновать победу и в честь нашей виктории разлить по двести пятьдесят грамм трофейного спирта на котелок. Те моментально исчезли, чтобы доложить о радостном известии своих мужиков.

– Ур-р-р-а-а! – разнеслось по округе! Мощное, раскатистое, да еще троекратное!

Выпить, запить-закусить не составило труда. Отвыкшие от такого пития организмы мгновенно почувствовали дозу. Пошли разговоры, где-то затянули песню.

Я подошел к штрафникам и попросил сопровождавшего меня Василька сбегать до кухни, принести что-нибудь, закусить. Тот быстренько обернулся туда-сюда.

Выпили. Им было совсем не весело. Грусть прослеживалась в разговоре. Объяснились.

Конечно, большая глупость попасть в штрафбат, да еще после победы. Однако, выяснилось, что каждый из них имел свой дисциплинарный проступок.

Один за пьянку.

Другой приложил по уху зажравшегося штабиста.

Третий для общего взводного пропитания прибрал из проезжавшей машины ящик тушенки.

А бывший майор и командир батальона, отказался поднимать людей в лобовую смертельную атаку на дзот.

Особо тронула нас история бывшего майора Коновалова. Ценой своего позора и мытарств он спас не один десяток солдатских душ. А дзот, на который батальон в тот раз не пошел в атаку, уже на следующий же день вдрызг разнесли бронебойными зенитчики из соседнего артполка. Погода для немецких самолетов тогда была не летная, вот они и маялись от безделья.

А что до бывшего майора, трибунал состоялся и, собственно, сантименты были здесь не уместны. Искупить, так сказать, надобно было.

Родом он был из уральской глубинки. Дважды по ошибке приходили на него в деревню похоронки. Ну, жена и слетела с «катушек» от горя. Не ведая, что творит, пыталась младшенькой трёхгодовалой дочурке подсунуть соску с отравой, каустической содой.

Старая бабка, увидевшая инцидент спохватились вовремя. Не раздумывая, вступилась в борьбу за малышку и отняла у простофили смертельный яд.

А спустя неделю, дурачина, вдруг, отправилась с мочальной веревкой в соседнюю рощу. Повеситься не дал колхозный мужик, который увидел и пресек возможную трагедию. Скрутил молодуху, связал той же веревкой и увез в город, в больницу для блаженных юродивых.

Соседи троих капитановых детишек пристроили по добросердечным и отзывчивым людям.

Обо всех этих семейных, приключившихся злоключениях, поведали ему далёкие родственники, разыскавшие его заветным почтовым треугольничком.

Сильно плакал бывший майор о том, что спасая жизни солдат, подвел свою семью к самому краю драматического финала и, как бы ни пытался, не сумеет вытащить из беды своих деток.

– Домой мне срочно надо, домой, да побыстрее. Детушек своих спасать, – причитал боевой офицер, растирая по небритым щекам горькие скупые слезы.

Василек сидел рядом на скамейке. От рассказанной истории ему, конечно же, стало непривычно не по себе. У них, в безмятежной Европе всегда все спокойно и размеренно. Ни тебе встрясок, а тем более каких либо потрясений. А тут на тебе, целая семейная трагедия. Драма с несчастливым концом.

Захлопал он белесыми ресницами. Показалось мне или нет, но от услышанного исповедания, у него из-под очков скатилась слеза. В этот момент отвернулся он, правда, на лошадей взглянуть.

Эх, Василек, Василек тебя-то, что ждет во взрослой жизни?

Разговоры затянулись допоздна.

Поудобнее притулившись на крылечке и закутавшись в шинель, я провалился в глубокую яму богатырского сна. Утренний сырой туман окутал подворье.

Светало, когда посыльный из дозора стал тормошить меня за плечо

– Товарищ гвардии капитан, немцы, – выдохнул он полушепотом.

Сон, как ветром сдуло. Схватив портупею, оружие я одним махом выскочил со двора.

…Урча моторами и выбрасывая вверх из торчащих глушителей клубы сизого дыма, от леска в нашем направлении двигались два «Тигра» в окружении роты эсэсовцев.

Обтекая танки слева и справа, с высоко засученными рукавами, приложив к своим бокам шмайссеры, фашисты быстрыми шагами сокращали расстояние до замка.

Наша рота была как раз на их пути к Рижскому заливу, поэтому сомнений не было, что мы становимся их главным препятствием.

Для меня всё было ясно. Мои задремавшие часовые однозначно проморгали вражескую разведку. А местные националисты передали эсэсовцам всю информацию о размещении наших огневых точек, о количестве бойцов на подворье и, тем более, о нашей ночной пьянке.

Немецкие танкисты произвели всего два выстрела осколочными, а уже три сгрудившиеся сорокапятки были разорваны в клочья и разбросаны по сторонам придорожной канавы.

К прицелу четвёртой припал Неверов. Первый выстрел «прощай, Родина» чиркнул сбоку по «Тигру». Расчёт быстро закинул в казённик второй боеприпас. Секунда, вторая, третья… я зажмурился, ожидая выстрела «Тигра».