БОРИС
Борис залез на толстую ветку, уселся поудобнее, обмотавшись хвостом, и не торопясь принялся изучать окрестности. Вдали темнел угрюмый и чуть настораживающий лес, из которого вылезали пушистые облака. Постоянно меняя форму, они принимались за своё долгое путешествие по светло-голубому необъятному своду. Борис даже улыбнулся, насколько одно облако напомнило соседскую собаку. Но бледная тучка скоро разделилась на две части, и небесный пёс растворился, не оставив после себя воспоминаний.
Мелкая птичка запрыгала по тротуару, как будто исполняя какой-то только ей ведомый танец. Хорошо бы было её сцапать, но она находилась слишком далеко. На всякий случай Борис замахал лапами, приманивая её поближе. Пичуга не обратила на это никакого внимания, продолжая свои забавные прыжки.
А рядом чуть слышно гудели насекомые, перелетая между жёлтыми цветами, чуть клонившимися под ярким полуднем. Борис вспомнил вчерашний очень яркий сон, в котором он был человеком, заведовавшим различными предметами, среди которых был холодильник с очень вкусными рыбками. В общем, весьма неплохо быть человеком, хотя его размеры не позволяли стремглав пронестись по комнате, запрыгнуть на диван и, кувыркнувшись, развернуться, воинственно мяукнув побежать до двери на кухню. Зато можно было листать шуршащие бумажки на столе и переставлять мелкие предметы, как тебе хочется. И ещё можно пускать причудливые облака из белой тлеющей палочки.
…Борис проснулся от солнечного зайчика, скользнувшего по его лицу. Не сразу открыл глаза, уж больно симпатичный сон пригрезился. Так неплохо быть серым и беззаботным котом, восседать на ветке, неторопливо озирая окрестность.
* * *
И вот ещё одна осень. Ветер гонит рваные тучи, срывает листья, водит дикие хороводы на площадях мокрого, заплаканного города. И лица прохожих уже не летние – более строгие, тихие, печальные. Скоро, ой как скоро осыпет нас осень пригоршнями грустного золота, как будто попытается сказать: «Смотрите, вот вам плата за летнее счастье, кажется, так много, а всё равно – ничего!»
А кто и летом был несчастен? Кого уже с весны носило опавшим листом по каменным плитам чужих городов? И крутятся, кружатся осенние листья – где их родина?
Как будто маленькая черноволосая колдунья взглянула на тебя, и ты увидел себя отражённым. Посмотри на этот пожелтевший пустырь – здесь когда-то стоял симпатичный дом, теперь его нет, осталась дырка и остатки фундамента, заросшие травой и мелкими кустами. Не это ли твоя душа? Да, это она…
А колдунья убежала дальше, и взгляды встреченных ею грустнеют, как будто покрываются сеткой осеннего дождя. Остановись, скажи, что дальше? Куда там, легче остановить ветер.
И лежат в душе новые могильные камни с разноязыкими надписями. Вот на одном из них надпись «…» Кто лежит под этим камнем, кто сошёл с ума этой осенью? Не скажу.
Не остановит темноволосую колдунью ни взгляд, ни рука. Остановит чёрная стрела с золотым оперением.
* * *
Они проявят дежурную заинтересованность. Выпьют чаю, угостят портвейном. Но надолго не задержатся. Их интерес там, в твоей комнате, где они останутся вдвоём, и это чувствуется в каждом слове. А значит снова тебе узнавать в кухонном окне хрустально-алый восход и дёргающую резь неизбежного одиночества.
* * *
И тогда вечером зазвонит телефон.
– Чем занят?
«Да чёрт его знает – старением», но в трубку брякнешь другое, например:
– Надолго приехал?
А ответ не запомнится.
Дождь и снег ломали твои стены. Ветер грыз окна. Тополь весной прятал луну.
Это звонок из твоей молодости. Он жив, голос площадей. Дети пойдут своей дорогой. А их дети спросят: «Что ты видел, отец?»
Ты приезжай, парень. Найдётся хлеб и глоток рома. Приходи к нам в город. И ты придёшь, потому что земля круглая. Я это видел.
НА МАДАГАСКАРЕ (Из рассказов Коты)
В Индийском Океане дело было. У одного голландца груз яванского батика оприходовали. Куда с ним деваться – пошли на Мадагаскар, там тогда королевство Хова было. Только вот продать без Высочайшего соизволения – никак.
А где король? В отъезде, недалеко, правда. Погода жаркая, а возле моря на берегу ручья у него усадебка. Потопали за разрешением – помощник, два матроса, ну и я. Народ, соответственно, не слишком дружелюбно смотрит. Сидим, ждём приёма и чувствуем – сидеть нам долго придётся. Как вдруг изнутри визг страшный. Я мимо стражи промелькнул, а там – изрядный обезьян.
Увидал меня, и чем-то я ему не понравился. Стены материей обиты, я по ним скачу, соображаю – не улизнуть. Изловчился, и этому орангу на загривок. Тот не понял в чём дело, но видать струхнул и дёру.
Выскакивает на двор и, мимо всех, к лесу. Держу, не отцепляюсь. Народ в стороны, королева что-то по мальгашски верещит!
А как в лес забежал, видать, до этого человекопредка дошло, стал по земле кататься. Я отцепился и на дерево, тот за мной.
Только куда ему. Пока залезал, я уж обратно мчался. Ещё и собаки навстречу. Где они до этого были? Матросы-то собак отогнали.
Понятно, нам и разрешение выдали, и обедать пригласили. А потом медаль выпустили, на ленте её надо носить было, с тигром на аверсе. Только откуда на Мадагаскаре тигры? Просто медаль с котом не геральдически выглядит.
ВЕСЕННИЙ РАССКАЗ (Из рассказов Коты)
Однажды в мае мы с Рыжим и Серой Киской, как всегда по весне, сажали одуванчики. Вдруг прибегает напарник мой, весь злой и взъерошенный, и мяукает, что тут один селянин на него собак спускает. В буквальном смысле – мол, не нужны мне твои одуванчики, от них проку никакого, тут капуста должна расти и прочий съедобный овощ. Рыжий аж присел – как не нужны одуванчики – это же такие солнышки в зелёной травке, ну очень красиво! А абориген ни в какую – пошёл прочь, сейчас собак позову, они тебя на клочки порвут, а из твоего хвоста себе для обуви чисти?лку сконстролю.
Я подумал недолго и говорю:
– Вот что мы сейчас сделаем…
Забор у того персонажа был как раз нужной величины. Ну и пошёл я по этому забору, нарочито, не торопясь, издалека видно. Собака выскочила злющая-презлющая, лает, прыгает, зубами совсем рядом щёлкает, а достать никак не может. Ещё посередине пути присел, помылся, вдаль глядя. Хозяин местный чуть на свежую грядку не сел от такой наглости, и сам, не хуже своего пса, на меня бросился. Особо дожидаться его не стал, махнул на прощание хвостом и был таков.
Рыжий в тот же час с другой стороны прокрался и всю сумку с семенами там высыпал, в общем, работу свою сделал. А мыши тем временем ещё и крапиву ему под крыльцом посадили. Очень стрекучую.
ПРО МУЗЫКУ (Из рассказов Коты)
Пошёл я как то раз в гости к Медведику. Он в лесу живёт, шкура у него толстая, местных комаров не боится. Мне так иногда, особенно по весне, знатно от них достаётся. Летом мы очень заняты, трудно встретиться, а по осени, когда комар не так жесток, я часто к нему под вечер забегаю, ром попиваем, всякую болтатю разговариваем.
И вот как-то речь о музыке зашла. Не то что б Медведик в этом совсем не смыслил, но вдруг начал утверждать, что в исполнении самое важное – это громкость, этакое пафосное напряжение. Я с ним, понятно, не согласился.
– Видишь ли, – говорю, – звуковой форсаж, понятно, иногда нужен, но всё-таки, главное – некая проникновенность, можно сказать, чувственная выразительность.
Косолапый стал возражать, что и при всём вышеизложенном децибел добавить весьма не помешает.
– Ну как ты, бурая твоя башка, тонкие нюансы передашь, коли в ушах зашкаливает?
– А просто надо их как раз контрастней делать, выразительнее…
В общем, пошли мы мнением селян поинтересоваться. Устроились в заросшем овраге, рядом с околицей.
– Ну, начинай, – молвит Медведик с некоторым ехидством, ещё бы – зритель не собрался, кто оценивать будет?
Ладно, думаю, ничего – звук под ночь далеко разносится, справлюсь. И запел песню ласковую и грустную, осеннюю такую. Про то, как листья падают, а ветер воспоминания тревожит, что звёзды ярче по осени и всё зовут куда-то мечтой неявленной, что ночи всё длинней, а подруга в город уехала, и потому на душе так не складно.
Народ как-то заинтересовался, стал ближе к оврагу сдвигаться, между собой переговариваются:
– Знатно котька голосит, печально так…
Я совсем тихим вибрато закончил.