Вторжение на Олимп: Вторая титаномахия

Я покинул поруганное святилище.

* * *

Как я и предполагал, команда корабля наотрез отказывалась перевозить моих всхрапывающих и бьющих копытами слуг, не смотря на то, что многие к тому моменту окончательно протрезвели, а похотливые утолили свою страсть друг с другом. Сам я предусмотрительно закутанный в снятый со странника плащ, с надвинутым на лицо капюшоном, пожалуй, вызывал такое же, если не большее недоверие, но ведь это было ничто в сравнении с тем, чтобы они испытали, узрев меня воочию.

– Ни за что! – кричал капитан. – Они перебьют всех на борту и разорят корабль! А то и гляди чего хуже!

– Мы рискуем навлечь на себя гнев богов, перевозя этого таинственного чужеземца, – шептались гребцы.

– Клянусь свирелью Пана, скипетром Диониса и фаллосом Хирона – повелителя кентавров, мы не хотим никому причинять зла!

Тут вперед выступил жрец Аполлона Лаокоон, которому выпало судьбой путешествовать на том же корабле. Он горячо стал убеждать капитана прогнать меня и истребить кентавров.

– Это хитрость! – вопил он. – Чтобы завладеть твоим кораблем, о, недалекий мой друг Одиссей, не верь им, нужно послать за стражей порта!

В ораторском запале он поскользнулся на скользкой от рыбьей чешуи палубе, упал и запутался в сетях, призывая на помощь. Капитан, было, бросился ему на выручку, но лишь неуклюже толкнул Лаокоона и тот, громко выкрикнув неприличное слово, свалился в море и утонул. Одиссей тупо проводил его взглядом.

– Что ж невелика потеря, – наконец сказал он.

Я вывалил перед ним золото.

– Так чего же ты сразу не сказал милый гость, что ты самый, что не наесть посланник богов?! – в один голос вскричала команда, шустро берясь за весла.

Так мы отплыли.

Долго скитались мы по волнам бурного моря. Много бед натерпелись, страданий и лишений. Сначала пришлось силой вытаскивать Одиссея с острова Огигия, где располагался знаменитый на всю Элладу публичный дом нимфетки Калипсо. Затем на безымянном острове радушные туземцы угостили моряков легендарной пыльцой лотоса, произраставшего там в изобилии, и нанюхавшись оного до одури все отправились охотиться на отшельника – циклопа, что мирно пас свои стада неподалеку. В завязавшейся потасовке погибло четверо спутников Одиссея, а самому циклопу выбили глаз и немножко снасильничали. В довершенье всего сыновья Лаокоона, забавляясь стрельбой из пращи с «вороньего гнезда», сбили метеорологический зонд Эола, и тот рухнул прямо на них, погребя под своими обломками также двух спаривавшихся кентавров и опасно повредив настил. На протяжении всего плаванья мне приходилось выслушивать хвастливую болтовню Одиссея и бесконечные музыкальные фантазии барда – самоучки Орфея. Но Орфея, не выдержав, сбросили за борт благодарные слушатели, а Одиссей погиб сам. Случилось это так.

С первого дня Одиссей проявлял болезненное любопытство в отношении моей личности и цели путешествия. По долгу службы торча подле меня на корме он травил свои морские истории и все норовил заглянуть под капюшон. Задумавшись, я, как обычно, стоял на корме, наблюдая за разбегающимися веселыми бурунами; корабль, повинуясь искусному рулевому, лавировал меж острых рифов. Одиссей закончил рассказ о том, как по просьбе Ясона отправился он в далекую Колхиду за тонкорунным половиком для жены Ясона, и вдруг, в притворном ужасе закатив глаза, указал на небо.

– Смотри! – воскликнул он.

Я запрокинул голову, при этом капюшон не преминул упасть, на что и рассчитывал хитрый мошенник, и нетерпеливому взору нашего друга открылся мой истинный облик. Белый как полотно застыл, вцепившись в секстант, а затем сдавленно вскрикнул и, перемахнув через фальшборт, исчез в пучине. Мозг не выдержал всего открывшегося ему в тот миг.

– Эй! А где капитан? Что случилось с капитаном? – спросил кто-то из гребцов.

– Услышал пение сирен, – отвечал я не поворачиваясь, ибо не хотел добираться до горгон в одиночестве.

Остаток пути прошел без происшествий. Мы миновали собравшихся под стенами Трои величайших героев современности, не более чем игрушек в руках завистливых и жестоких богов. Вяло тыкая друг дружку бронзовыми мечами и копьями, они норовили разбежаться всякий раз, как только ослабевал контроль реющих над полем гипноизлучателей.

Наконец достигли мы группы атолловых островов, где на мелководье ржавели остовы кораблей и уж совсем неузнаваемые конструкции. Войдя в лагуну, корабль пришвартовался и утомленные долгим плаваньем моряки, восторженно крича, спустились на берег.

Горгоны не заставили себя долго ждать.

Когда появились они, сверкая хромированной чешуйчатой броней на солнце, я первым делом обратил внимание на развивающиеся льняные хламиды, нелепые маскхалаты на их совершенных телах. Подражая походкой людям они неторопливо приближались, и я направился им навстречу на ходу обдумывая дальнейшее поведение, послужившее бы залогом успешного контакта.

Этому не суждено было сбыться.

Спутники мои сгрудились у кромки воды, испуганно перешептываясь, яко овцы.

Фотоэлементы горгон, щелкнув, сфокусировались на незваных гостях, в тот же миг ближайшая из горгон выбросила вперед руку, полоснув трехгранными титановыми когтями.

Отступив, горгоны обменялись сверхскоростными высокочастотными сигналами и, прежде чем кто-либо успел вымолвить слова, синхронно сбросили хламиды. Разинув рты, моряки недоуменно наблюдали за их действиями. Медленно как в зачарованном сне одежды ниспали, обнажив покатые плечи, верхнюю часть туловища…

Тот, кто их проектировал, с садистским чувством юмора, по-видимому, постарался максимально приблизить облик роботов к живому существу. На месте грудей я увидел раскручивающиеся дула крупнокалиберных пулеметов. В следующую секунду грянул оглушительный залп. Пулеметные очереди, не задерживаясь, прошли сквозь мое измененное в Тартаре тело и разорвались кровавыми брызгами в замершей толпе, отсекая конечности, вырывая куски плоти и фонтаны крови, разбивая корабль в щепы.

Вот так в течение трех биений сердца все было кончено. Храбрые сладострастные кентавры и отважные суровые моряки лежали вперемешку грудами кровоточащего мяса. Не, ну не досада ль разве? Я собирался посадить на полуживотных человеческую пехоту и снабдить всех по мере возможностей механическим стрелковым оружием из подземных кузней Аида. Перед такой «кавалерией» никто не смог бы устоять, она должна была обеспечить преимущество над порабощенными богами Олимпа народами. Вместо этого я потерпел крушение всех надежд на этом лазурном берегу, а также получил двух горгон быстрого реагирования в придачу. Ладно, обойдемся своими силами, решил я.

– Итак, вы не в силах навредить мне, но я, тем не менее, все еще могу уничтожить вас, да так, что Персею не снилось. Ну-ка напрягите свои логические цепи, что произойдет сейчас с вами, откажись мне повиноваться?

* * *

Мы летели над хмурым морем к острову волшебницы Кирки, где сейчас гостила Веста, когда-то та заочно вызывала во мне симпатию, и целые косяки рыб, эти души утонувших моряков выпрыгивали из воды, когда мы проносились под ними, плюя на волю богов. Одна из горгон, я назвал ее Уничтожение, несла меня на руках, Возмездие летела в хвосте, обнаженная, прекрасная и смертоносная. Вот внизу раскинулся Крит, и горестные вопли заблудившихся в его зеркальных лабиринтах долетали даже сюда, в поднебесную высь.

И вновь бесконечно катящиеся волны, да проклятия морских наяд.

Вот достигли мы скалистой гряды и белоснежного купола вивария Кирки. Отдав приказания, я расстался с полюбившимся эскортом у огороженного высоковольтной колючей проволокой периметра, за которым виднелись склады и административные постройки, не желая дерзким вторжением настраивать супротив возможных союзников.

Оснащенные телекамерами и увитые гирляндами цветов ворота гостеприимно разъехались в стороны, пропуская вглубь территории.

Кирку я застал за увлекательным занятием по превращению доверчивых посетителей и неосторожных гостей острова в отборные породы свиней. Каждые два дня от пристани отчаливал груженный фирменными полуфабрикатами баркас «Шницель у бабушки Кирки».

На моих глазах одурманенные наркотиками несчастные, бессмысленно мыча и тряся головами, двигались по широкому конвейеру, чтобы исчезнуть в сияющей утробе вивисекционного аппарата. Сама Кирка, скорее всего, происходила напрямую от титанов, либо являлась просто выдающимся экземпляром человеческой расы, уточнить я не успел, ибо эта здоровенная бабища, замахнувшись мономолекулярным скальпелем, тут же набросилась на меня, громогласно призывая охрану. Но прежде чем они появились, я, порядком устав от всего приключившегося со мной в последние несколько сот лет безобразия, перехватил ее подобную дереву ручищу, вывернул с хрустом и воткнул скальпель в ее же шею.

Пошатнувшись, женщина столетним дубом рухнула ниц, ее светлые распрекрасные волосы разметались по грязному кафельному полу. Из мятого, в застарелых подтеках халата выпала связка ключей. Они-то мне и требовались.

Когда я уходил, прижимные валики, зажевав пряди волос, начали неумолимо подтаскивать труп к движущейся ленте конвейера.

Я прошел мимо застывших в коридоре андроидов и вошел в другое помещение. По стенам располагались мониторы и световые карты острова и прилегающих вод. Из полукруглого кожаного кресла со следами не полностью выведенных татуировок мне навстречу поднялась девушка. Смуглокожая южанка, с черным коротким армейским «ежиком» на правильной формы голове и смеющимся голубыми глазами она пробудила во мне давно умершие эмоции.

– Привет! Я следила за тобой, – сообщила она, одергивая защитный комбинезон.

– И?

– Бесподобно. Можно мне тебя коснуться?

– Что ж, попробуй.

Я прикрыл глаза, внутренне расслабившись; где-то в глубине опустошенной души мне так хотелось возрождения чувств.

Но ничего не произошло.

– Надо же, – рассматривая покрывшуюся тонкой корочкой инея ладонь, пробормотала она, – ощущение словно проникаешь в сжиженный азот: не плоть, но и не голограмма, нечто среднее.

– Скорее другая материя, чем та, из которой состоишь ты, – ответил я.

– Эволюция?

– Не только, – горько отвечал я.