Поезд жизни на колее судьбы

– И беднее, – с горькой улыбкой произнес Александр, – вот мы тогда тоже думали: «Девяностые года, как классно, будем ближе к Европе, Америке», …, – он сказал грубо, – это все. Мы оказались в таком кризисе. В такой заднице. Знаешь, порой ощущение, а может так и есть в действительно, что Гитлер нанес нашей стране меньший вред, нежели перестройка. Я серьезно. По человеческим жертвам и экономике уж точно. Сам посуди на простом примере. Кировский завод. Есть у нас такое великое место в Ленинграде. Так он войну пережил, делая в осажденном городе танки, а перестройку, сука, нет! То есть, он как бы есть, но его нет. И куча глупых решений, который, как мне кажутся, нашей стране еще аукнутся.

– Например? – кладя в пепельницу окурок, спросил Антуан.

– Да хоть тот же Крымский полуостров. Знаешь, когда Кравчук, украинец спросил у нашего: «Будете забирать?». А тот ему сказал: «Оставьте себе», мол, зачем он нам. Так хотели развалить государство, что ни хрена ничего не продумали нормально. Все быстрее, быстрее. Вот мы и получили…Нет, всегда есть плюсы, всегда есть минусы во всех ситуациях. Просто где-то их больше, а где–то меньше, – Александр посмотрел в окно, за которым вышло солнце, – ну что пойдем?

– Пойдем.

Они вернулись с балкона в комнату.

– Наболтались? – весело спросила Елизавета.

– Конечно. А вы?

– И мы, – сказала Екатерина.

Женщины позаботились о мужчинах, поэтому, когда они вернулись с балкона и сели за стол перед каждым стояла чашка чая и блюдце с тортом.

– Спасибо, – сказал Александр.

Домой Александр и Елизавета вернулись только около девятнадцати часов. Они вместе попили чай дома перед телевизором, а потом поставили фильм, который и смотрели до начала одиннадцати. Пока видеокассета перематывалась обратно, они почистили зубы и приготовились ко сну. Елизавета уже лежала в кровати, когда Александр вытащил кассету, поставил ее на место, выключил всю аппаратуру в комнате. И, почти в препрыжку, пошел в спальню. Нырнул под одеяло и прижался к телу жены, начав ее щупать руками так, что Елизавета начала безудержно смеяться, вяло пытаясь отстранить от себя мужа. А потом уже обнимала мужа и пускала его в себя. Так для них и закончился день, который был полон новостей и искренней радостью.

Александр проснулся рано после какого-то непонятного сна. Он лежал на кровати и смотрел на потолок. И в этот момент, сам непонимания от чего, он вспомнил рассказ одной из родственниц – сестры отца. Ведь еще одна нить истории связывает его с Санкт-Петербургом ныне и Ленинградом ранее. Его тетя старше его отца на несколько лет. Но во время Блокады города Ленинграда они оба были еще детьми. И сейчас он окунулся в воспоминания, повторяя в голове все диалоги, прокручивая все действия.

Они собрались всей семьей: родители, Екатерина, Александр, сестра отца, и родители матери. Александр тогда как раз учился в институте на четвертом курсе. И к этому времени много задумался над темой войны, Блокады. Его отец тогда был ещё маленьким, а вот сестра была старше, хоть и тоже ребенком. Поводом для встречи всей семьи был юбилей отца.

– А вот я как-то привык к Москве. Как переехал сюда работать…так и остался, – говорил отец.

– Но родился то ты в Ленинграде! – говорила его сестра, сделав глоток вина.

– Тоня, ну вот так сложилось, – его сестру звали Антониной, – ты осталась жить в Ленинграде, я в Москве с семьей, – он выпил чуть водки. Он не любил пить рюмки «залпом».

– Да…у каждого своя жизнь, – она улыбнулась, – вот и ты родился восьмого сентября. А этот же день, через несколько лет стал началом Блокады города.

Александр сразу прислушался, потому что почувствовал, что сейчас может услышать истории из жизни.

– Сначала же из Гатчины эвакуировали, а там потом немцы. Отец ушел на войну. Так и пропал без вести, – она махнула рукой,– мы еще ходили пенсию узнавать, помнишь?

– Ну, ну, ну, – ответил отец.

– Мама осталась с тремя детьми в сорок лет. Ну молодая еще. А что делать? Кушать то нужно. Ну вот она и пошла на Первый Молочный устраиваться. А таких желающих, сам понимаешь…, – она выпила вина.

– Конечно. Таких желающих, я представляю, много было.

– Ну вот. Стоит она в очереди, мы тогда с ней были, а очередь огромная. И знаешь, ходит женщина по рядам и смотрит документы, справки. Останавливается у мамы, смотрит документы, а потом на весь зал кричит…там какое-то имя, а затем: «Больше никого не принимай – я нашла нужного человека». Не знаю что там у мамы была за справка. Ну вот так она и устроилась. И во время Блокады работала. А, главное, дом то наш через канал прямо напротив. Она на работе, а мы дома, и когда бомбежка шла, как она сама говорила, подходила к окну и смотрела. Дом стоит – стоит. И хорошо. Еды то особо не было, ели черт знает что. А маленькому то нужно было хорошо питаться, грудничку. Считай, в декабре отец ушел, в январе родился третий ребенок, а в сентябре началась Блокада. Сам понимаешь… так что мы с тобой выжили, а он нет. Ну, конечно, малыш и в такой обстановке, – она это говорила без сожаления в голосе. Все всё понимают.

За столом было молчание.

– Ну этого я, честно, не особо помню. Про Петмол. Да и мама не рассказывала.

– Для нее, сам понимаешь, это было тяжело. Сейчас ее с нами нет уже…но воспитала двоих детей, ты с высшим образованием, я…

– Ты то наша ударница! – с улыбкой сказал отец, – с такой работой, все время на ногах. Героический человек, – он говорил это откровенно.

– Да ну тебя, – она отмахнулась по-доброму и сделала глоток вина, – а, ну еще нас на комбинат водили, детей, чьи родители там работали, сгущенку кушали.

– А это помню, – отец с грустной улыбкой вставил.

– Ну с собой, конечно, не давали и говорили много не есть, потому что…ну не ели нормально, а от большого количества…я до сих пор вспоминаю эту сгущенку и как тогда съела много, что мне и сегодня плохо, – она сказала последнюю фразу со смехом.

– Ну как детям это объяснить. Тем более, нормально не жравшим в таких условиях.

– Да, – она протянула «а». А затем продолжила с горькой интонацией воспоминаний, – да что только не ели…даже столярный клей и ремни из свиной кожи…жмых, ну а картофельным очисткам мы рады были! Само собой обрабатывали все это, но…, – она не продолжила, а через несколько секунд пошла дальше, – но касательно санитарии все было еще очень даже не плохо. После первой зимы, где с декабря и до апреля(!) держались минус тридцать-минус тридцать пять, ну конечно, к весне выше температура была, но не настолько, весь город вышел убирать то, что зимой скрывал снег. И все убрали. Много разных болезней развилось, но некоторые, однако, наоборот стали редкостью. Тиф! Брюшного тифа выросли заболевания! Туберкулез и другие болезни, которые при истощении организма протекали очень трудно, – она продолжала.

Александр слушал и этот рассказ так сильно запал ему в душу. Он хотел бросить бокал, который стоял перед ним, в стену от злости. Но он был не так воспитан и сдерживал себя, сжимая пальцы под столом в кулак.

– Я тут, кстати, смотрела фотографии Блокады. Откуда они это взяли…ну говорят, там работали репортеры, газетчики…

– Ну да, конечно. А как иначе, – ставил отец.

– Понимаешь, даже я от таких фотографий заплакала. Это ужасно.

– Вот и живи, чтобы все это и внукам рассказывать, – он с улыбкой, которая больше была для того, чтобы разрядить атмосферу, посмотрел на Александра и Екатерину.

Застолье продолжалось, говорили о разном, смеялись. А Александр будто оказался в мыслях в том Блокадном Ленинграде. Будто он сам был на набережной Обводного канала.

Когда они потом с отцом возвращались вечером по улице, после того как проводили гостей, Александр сказал:

– Как-то круто с Петмолом.

– Согласен, – воодушевлено сказал отец.

– Что же там за справка такая была?

– Если бы я знал. Может это, так сказать, семейная легенда. Не знаю.

– Может быть, может быть. Но сомневаюсь. На правду похоже. Тетя Тоня молодец, конечно. Такая работа, такая судьба…, – здесь он имел ввиду и личную жизнь, – знаешь, во время того ее рассказа, я буквально сам оказался там.

– Надеюсь, что ты никогда там не окажешься, сынок.

Отец обнял сына, на секунду прижал к себе и отпустил. Но за эту секунду они оба поняли и ощутили намного больше, чем если бы использовали тысячи слов.

Александр лежал на спине и грусть была в его глазах. Он всегда для себя говорил и сейчас об этом думал.

«Не один даже самый близкий друг не сможет заменить отца, а не одна девушка – мать (он посмотрел на жену, которая мерно сопела рядом). Никогда. Чувств сильнее, чем к родителям не испытать никогда и не к кому. Для меня это так и так будет всегда».

Екатерина и Антуан проснулись практически одновременно – с разницей в несколько секунд. Дела были у всех – работа у Екатерины и работа у Антуана. Он уже смог себя зарекомендовать за месяц выступлений и продемонстрировать в полной мере свои таланты. У Екатерины же продолжалась все та же работа только в новой обстановке. Она поддерживала отношения со всеми в коллективе, но близкие пока что не поддерживала ни с кем.

Сегодня утром у Антуана запланирована репетиция, а Екатерине нужно к обычному времени на работу. Поэтому они быстро позавтракали, помылись, и вместе вышли из дома, только разошлись в разные стороны – Екатерина к метро, а Антуан к машине. Было им не по пути и подвозить Екатерину до работы не было никакого смысла.