Битва за Новороссию

В ходе двухдневного сражения было убито и утонуло около 6 тысяч турок, 1673 турка взято в плен. Наши потери: убитых 2 офицера и 16 нижних чинов, раненых 10 офицеров и 57 нижних чинов.

Любопытно, что это сражение, равно как и другие действия Лиманской эскадры, замалчивались советскими историками. Зато было существенно преувеличено сражение 29 июня 1788 г. у острова Фидониси (остров Змеиный). Русской эскадрой командовал адмирал Марк Войнович, а ее авангардом – бригадир Федор Ушаков. Замечу, что оный граф в 1771 г. был обычным архипелажным пиратом. Марк, представившись графом, попросился на службу к графу Орлову. Последний сам получил титул за удар вилкой в императорское горло в 1762 г. в Ропшинском дворце и потому не стал оспаривать титул Войновича. Однако к 1788 г. бравый пират обрюзг, растолстел, а главное, стал большим трусом.

Бригадир Ушаков применил у Фидониси новую тактику, отказавшись от традиционной «линии Госта». Однако ни о каком разгроме турецкого флота говорить не приходится. Произошла перестрелка на дальних дистанциях, после чего флоты разошлись.

Между тем генерал-фельдмаршал Григорий Потемкин осадил Очаков, который в 50—60-х годах XVIII века был сильно укреплен французскими инженерами. Опасаясь неудачи, Потемкин не желал идти на штурм крепости, а хотел уморить турок голодом.

Суворов требовал немедленно штурмовать крепость, а, получив категорический отказ, не стесняясь, острил перед генералами: «Я на камушке сижу, на Очаков я гляжу». Естественно, доброжелатели немедленно доводили эти остроты до светлейшего. Не менее язвительно высказывался и Румянцев: «Очаков – не Троя, чтоб его десять лет осаждать». Фраза Румянцева охотно цитировалась как в Царском Селе, так и в ставке Потемкина.

А между тем русская армия под стенами Очакова несла огромные потери от холеры, дизентерии и других болезней.

6 декабря 1788 г. Потемкин был вынужден послать войска на штурм.

Потемкин был прекрасным администратором, однако посредственным полководцем. Но в его армии был Суворов. 21 июля 1789 г. Суворов разбил турок у Фокшан, а 11 сентября – у Рымника. Теперь русские и австрийские войска могли смело идти на Стамбул.

Но, увы, главнокомандующий русской армией был озабочен не столько войной с турками, сколько интригами против Суворова. Ну а австрийские генералы вообще не желали взятия Константинополя. Их целью были несколько второстепенных турецких крепостей на Балканском полуострове в надежде присоединения куска славянской земли к Австрийской империи.

В 1790 г. эскадра Ушакова одержала несколько побед над турками: в июне у Керченского пролива, 28 августа у Гаджибея, наконец, 31 июля 1791 г. состоялось сражение у мыса Калиакрия (недалеко от Варны).

Везде успех Ушакова бесспорен. Так, в сражении у Гаджибея турецкий корабль «Капудания» взлетел на воздух, а корабль «Мелеки Бахра» был взят русскими в плен и после ремонта в Херсоне вступил в строй под названием «Иоанн Предтеча». Но, увы, в сражениях у Керченского пролива и у мыса Калиакрия ни одна из сторон не имела потерь ни в кораблях, «ни в крупных судах»[52 - Потери малых судов – вопрос темный и достаточно спорный.].

Следует отдать должное созданной в 1798 г. русской военной Дунайской флотилии. Осенью 1790 г. русские войска с помощью судов Дунайской флотилии овладели рядом турецких крепостей на Нижнем Дунае – Тульчей, Исакчей и др. Самым крепким орешком стала крепость Измаил. Но и ее 10 декабря 1790 г. взял штурмом Суворов, опять же, при огневой поддержке судов Дунайской флотилии.

Турки были вынуждены заключить 29 декабря 1791 г. в местечке Яссы мир с Россией. Договор подтверждал Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г., Акт 1783 г. о присоединении Крыма и Кубани к России и все другие предшествующие русско-турецкие соглашения. Новая граница между договаривающимися сторонами устанавливалась на юго-западе по Днестру. В соответствии с договором правительство Турции отказывалось от претензий на Грузию; обязалось не предпринимать каких-либо враждебных действий в отношении грузинских и кубанских земель; в целях обеспечения интересов русской торговли в Алжире, Тунисе и Триполи вознаграждать русских купцов за все убытки, которые могут быть причинены им корсарами – подданными Порты.

Как и Кючук-Кайнарджийский мир, Ясский мирный договор не удовлетворял ни Россию, ни Турцию. Окружение султана не могло примириться ни с потерей Крыма и Очакова, ни с русским флотом на Черном море. Россия ногою твердою встала у Черного моря, но так и не получила права свободного выхода из него. Для нашего флота Черное море стало озером. А в любой момент из Босфора могла выйти турецкая или иная неприятельская эскадра, напасть на русские города на побережье и высадить десант.

Не были довольны миром и народы, жившие у берегов Черного моря. Крымские татары мечтали вырезать на полуострове гяуров и вновь начать грабежи русских и малороссийских земель. Горцы на Кавказе также хотели избавиться от русских, а греки и славяне, населявшие Балканский полуостров, в свою очередь мечтали избавиться от турок и обращали взоры на Россию.

Ясский мир, подобно Кючук-Кайнарджийскому, должен был стать лишь передышкой между войнами. Однако ход событий изменили большие перемены в Париже и Петербурге.

Тут следует сделать маленькое отступление. Видимо, у читателя возник естественный вопрос – почему в отношениях России и Турции в XVIII веке автор упоминает только о войнах. А что, в промежутках между ними не было взаимовыгодной торговли, культурного обмена?

Да, сразу после окончания войны через Проливы в обоих направлениях пошел поток товаров, на порядок превышавший товарооборот в самые благоприятные времена XVII века. Ширились культурные связи. Но все сие касается не турок, а турецкоподданных греков. Те на 95 % монополизировали торговлю с Россией.

Но вот ассоциировать греческих купцов и судовладельцев с Османской империей перо не поднимается (точнее, пальцы к клавиатуре). Те же мирные «турецкоподданные» при всяком удобном случае обращали свои суденышки в грозные корсарские суда и топили и резали всех встреченных басурман.

Весь же культурный обмен России касался лишь греков и славян. Русские иерархи и паломники постоянно посещали греческие и палестинские монастыри. В Грецию и на Балканы доставлялось множество русских книг, как церковных, так и светских, а обратно, учиться в Москву и Санкт-Петербург, ехали сотни греческих и славянских юношей.

Увы, турки не желали ни читать наши книги, ни учиться. А турецких религиозных эмиссаров, проникавших в русские области, населенные мусульманами, как правило, рассматривали как шпионов и бунтовщиков.

Глава 5. Очищение Дикого поля

Сейчас украинские историки буквально выбиваются из сил, пытаясь доказать, что Дикое поле до прихода русских было процветающим и густонаселенным регионом. Наиболее рьяные националисты утверждают, что там-де были земли «Украинской державы» с городами, селами, развитой экономикой и инфраструктурой. Понятно, что такой категории историков доказательств не требуется. Главное, чтобы версия полностью соответствовала интересам нынешней власти.

А умеренные историки, как те же Мирошниченко и Удовик, пытаются придать хоть какое-то правдоподобие своим утверждениям: «В действительности причерноморские степи были достаточно плотно заселены кочевыми ордами и между ними вспыхивали усобицы за обладание пастбищами. Когда же ногайцев и других кочевников массово уничтожили или переселили в Зауралье, создалось впечатление, что Степь необитаема… Всего было переселено от 500 тыс. до 1 млн человек. Остатки ногайцев – свидетелей истории – были переселены после Крымской войны 1854–1856 гг. и Сталиным в 1944 г.»[53 - Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Т. I. С. 727.]

Короче, все москали – злодеи, что Суворов, что Александр II, что Сталин. Итак, по мнению Мирошниченко и Удовика, Дикая степь была заселена «достаточно плотно». Вопрос, по сравнению с чем – с сельскими районами Франции или Германии в конце XVIII века или со степями Монголии и Синьцзяна в том же веке?

Замечу, что еще более агрессивно обвиняли Россию в выселении ногайцев целый ряд историков из числа тюркских экстремистов. Поэтому придется дать короткую справку. Ногайцы – это татары хана Ногая, отделившиеся от Золотой Орды около 1270 г. В XV–XVII веках ногайцы кочевали в заволжских степях и на территории современного Северо-Западного Казахстана.

В 1720-х годах часть ногайцев была вытеснена калмыками из приволжских степей и откочевала в Северное Причерноморье.

В 1782 г. Екатерина II повелела ногайцам переселиться за Урал, а также в Тамбовскую и Симбирскую губернии, то есть туда, откуда они и пришли. В 1782 г. часть ногайцев подняла мятеж, подавленный Суворовым. Число переселенных ногайцев составило не миллион, а около 100 тысяч.

В 1859–1895 гг. ногайцы уезжали не из Крыма или Причерноморья, а с еверного Кавказа и из Ставропольского края. При этом царские власти никого не заставляли уезжать. Инициатива в переселении ряда мусульманских народов исходила из Константинополя. Турки обещали переселенцам плодородные земли и различные льготы. Османы не хотели уходить с Балкан и пытались таким образом увеличить там процент мусульман.

Царские же власти в 1860-х годах разными способами наоборот задерживали татар в Крыму. Видите ли, граф Воронцов считал, что отъезд татар в Турцию нанесет ущерб сельскому хозяйству полуострова.

В 1944 г. ногайцы вообще не подверглись выселению. Кстати, термин «депортация» в данном случае употребляют исключительно малограмотные люди. Во всем мире депортацией считается насильственное переселение людей из одной страны в другую. Соответственно, переселение, пусть даже насильственное, внутри одной страны депортацией считаться не может. Эдак можно говорить о депортации населения с берегов Нила в ходе строительства Асуанской ГЭС.

Ну а ногайцы в XVI–XVIII веках совершили не десятки, а сотни набегов на русские земли. Должна ли была Екатерина Великая оставить Дикую степь по состоянию на 1762 год? То есть оставить Россию без выхода к Средиземному морю, ждать ежегодных набегов кочевников и т. п. Да и в самом Диком поле непрерывно шли большие и малые войны – татары и ногайцы воевали между собой и между собственными тейпами. С ними воевали калмыки. Донцы и запорожцы воевали со всеми ордами и между собой. Только в XVIII веке у донцов и запорожцев имели место многие сотни набегов и малых войн со многими тысячами погибших. И не надо врать о науськивании их русскими царями. Наоборот, Петербург их постоянно разнимал и мирил.

Хороший пример – запорожцы и некрасовцы, оказавшись рядом на Дунае, устроили такую резню, что султан их срочно переселил куда подальше, чтобы донцы и запорожцы более не встречались. И дело не в национальной вражде, языковом барьере и т. д., а в дележе удобных земель, мест для рыболовства, пасек, соляных варниц и т. п., то есть чисто бытовые разборки «по понятиям», которые у каждой разбойной орды были свои.

Неужели кто-либо из критиков Екатерины II может представить, что и сейчас, в XXI веке, по Причерноморью кочевали бы орды татар и ногайцев? А, может, запорожцы в Николаеве сами бы строили атомные авианосцы, а ногайцы варили сталь и делали бы реактивные гидросамолеты на побережье Азовского моря?

Не присоедини Екатерина II Дикую степь к России, там уже через полвека были бы австрийцы, французы, англичане или итальянцы.

Таким же инородным телом в Новой России, как кочевники, оказалась и Запорожская Сечь.

Что же представляли собой запорожские земли к 1774 году? Тут стоит обратиться к сухой, в смысле изложения материала, но очень информативной книге профессора М.К. Любавского «Обзор истории русской колонизации»:

«Земли и угодья, которые запорожцы считали своим достоянием, своими вольностями, делились до 1768 г. на пять, а с 1768 г. на восемь паланок или округов. Самая западная паланка носила название Богогардовской, от сторожевого “града” на р. Буге. Она обнимала пространство между Бугом и Ингульцом, границей Речи Посполитой и лиманом Днепра. Центром ее был Град на Буге; сверх того, тут были зимовники в Соколах, Вербове, Балашком, Корабельном, Громоклее и других местах. Паланка Ингульская, или Перевиская, простиралась между нижним Ингульцом и Днепром. Центром ее была Перевиска на Днепре, близ устья Ингульца, или Каменка, где находилась Сечь во время турецко-татарского суверенитета над Запорожьем; были также села и несколько зимовников: Белая Криница, Давидов Брод. Шестерня, Кривой Рог, Золотая Балка, Осокоровка, Терновка и др. Паланка Кодацкая простиралась между Днепром, Базавлуком, верховьями Ингульца и Тясмином. Средоточием ее было местечко Новый Кодак; из сел и зимовников известны: Старый Кодак, Волощские хутора, Половица (впоследствии Екатеринослав), Микитино, Кичкас, Тарасовка, Медовец, Романково, Мишурин Рог, Томаковка и др. Паланка Самарская обнимала целый бассейн р. Самары. Центральным пунктом ее было место Самар, или Новоселица (ныне Новомосковск); сверх того, были села Чапле, Песчаная Самара, Каменка, Ревовка и др. Паланка Калмиусская находилась между Волчьей рекой, Калмиусом и Азовским морем. Главным опорным пунктом ее было селение Домаха у устья Калмиуса (с 1779 г. здесь стал город Мариуполь); сверх того, были села Ясеноватое и Макарово и 28 зимовников, между прочим, в Лозовом овраге на Терсе, в Широком на Каменке, в балках Холодной и Сухой, в баераке Каменном и др. После 1768 г. прибавились еще три паланки – Орельская, Протовчинская и Прогноинская. Орельская паланка занимала пространство между Орелью и Самарой. Средоточием ее была Козырщина; сверх того, было пять сел – Чаплинская Каменка, Гупаловка, Колонтаевка и др. Паланка Протовчинская занимала течение р. Протовчи и отчасти Орели. Главным селением ее было Лычково; сверх того, было более 25 сел – Котовка, Китай-город, Могилев, Кильчень, Балабановка, Сирковка и др., а также хутора на Царичанке и Маячках. Прогноинская паланка лежала на левой стороне Днепровского лимана, против урочища Прогноев, находившегося в 35 верстах выше Кинбурнской косы. Средоточием ее был Прогноинск – местопребывание передней стражи запорожцев, имевших там соленые озера»[54 - Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М.: Издательство Московского университета, 1996. С. 376–377.].

Прошу прощения у читателя за длинную и скучную цитату, но она крайне важна в связи с фактическими территориальными претензиями киевских историков.

К концу своего существования Запорожское войско стало уже переходить к постоянной оседлости и мирным занятиям. По официальной ведомости, составленной полковником Текелли, во время уничтожения Запорожской Сечи в ней кроме собственно Сечи имелось 45 деревень и 1601 зимовник. Всех жителей насчитывалось около 60 тыс. душ обоего пола, причем большинство (35 891 человек) было поспольство, то есть женатые крестьяне. Большинство казаков жили уже не в Сечи, а в деревнях и зимовниках, где занимались скотоводством, земледелием и другими мирными промыслами, и имели семьи.

Большинство населения Запорожской Сечи в год ее уничтожения составляли женатые казаки и посполитые, занимавшиеся почти исключительно мирными делами. Правда, среди них были и псари, табунщики, чабаны, которые вели полукочевой образ жизни, спасаясь от непогоды в кошах с очагом или котигах, то есть палатках на двух- или четырехколесных арбах, напоминающих ногайские.

А вот мнение украинских историков Мирошниченко и Удовика: «От романтического казачьего мужского братства (товарищества) XVI–XVII вв. к XVIII в. не осталось и следа, а огромное имущественное расслоение вызывало со стороны черни чувство острой ненависти к старшине. Не меньшее недовольство своим положением выражали и переселенцы-селяне, “гнiздюки”, которые бежали на Сечь от польских панов в поисках свободы. Но со временем старшина так обложила налогами селян, что с 1750-х годов началась обратная волна миграции с Запорожья в Новороссийскую губернию на новооснованные слободы и на земли донских казаков.

В целом уровень жизни черни и селян был ужасающе низок. Они жили в халупах, землянках или полуземлянках, в условиях ужасающей антисанитарии. Мусор выбрасывался прямо в угол землянки, не все казаки из черни имели даже целые рубахи, они ходили в рубищах и были готовы на все. Об этом красноречиво говорят раскопки на Сечи, проведенные в последнее время… Перед нами вид обычного села, а в расположенных вокруг церкви хатах проживала верхушка сечевой старшины – кошевой атаман, судья и писарь. С учетом огромного богатства старшины удивляет примитивность их жилищ и полное отсутствие на территории ВВ3Н каменных сооружений, что европейские путешественники второй половины XVIII в. воспринимали как явный признак варварского состояния»[55 - Мирошниченко Ю.Р., Удовик С.Л. Русь-Украина. Становление государственности. Т. I. С. 713–714.].

В январе 1767 г. малороссийский полковой старшина Павел Савицкий донес в Петербург, что-де кошевой атаман вместе с войсковым писарем и войсковым есаулом готовятся в ближайшие месяцы изменить России, коль скоро не решатся в пользу коша пограничные споры. Высшая старшина уже договорилась «выбрать в войске двадцать человек добрых и послать их к турецкому императору с прошением принять под турецкую протекцию».

Екатерина II приказала не давать хода доносу Савицкого. Мало того, 19 декабря 1768 г. она писала Калнышевскому: «Мы никогда наималейшего сомнения иметь не могли о вашей со всем войском верности».

Но за два дня до этого, 17 декабря 1768 г., Екатерина ІІ в письме к президенту Малороссийской коллегии графу Петру Александровичу Румянцеву писала, что до нее через Польшу дошло сообщение о присутствии на Сечи французского агента Тотлебена (который перед этим был изгнан с российской службы) для подстрекательства запорожцев против России. Отправленные Румянцевым для ареста Тотлебена офицеры вернулись из Сечи ни с чем. Румянцев в письме к Екатерине ІІ писал: «Не укладывается в моем понимании, как бы мог султан такого эмиссара отправить прямо и явно в это Войско, не имея уверенности и повода. …Не могу представить, какую можно было бы переписку в этой материи продолжать поданному с врагом, которая при нынешних обстоятельствах сколько пересудов сделать может высочайшим интересам Вашего Величества из соображений, что Войско Запорожское не соотечественники, а разных наций составляют народ».

Увы, подробности этой шпионской истории неизвестны до сих пор. Однако я попробую провести некоторую реконструкцию, опираясь на факты биографии этого «французского агента».

Саксонец граф Готлиб Курт Генрих Тотлебен родился в 1715 г. под Варшавой. В 1757 г. в семейном скандале король Фридрих II принял сторону жены Тотлебена, и обиженный граф отправился на службу к Елизавете Петровне. В ходе Семилетней войны именно он в 1760 г. взял Берлин. Однако 30 июня 1762 г. в городке Бернштайн Тотлебен был арестован русскими властями и обвинен в государственной измене. Что совершил Тотлебен, доподлинно неизвестно. По версии С.М. Соловьева, через Тотлебена шла переписка наследника престола Петра Федоровича с Фридрихом Великим. Однако, взойдя на престол, Петр III и не подумал освобождать графа.

Ну а в 1763 г. Тотлебен был приговорен к смертной казни. И сразу же… помилован Екатериной II.

В указе, опубликованном 11 апреля 1763 г., говорилось, что Тотлебен за «вредные намерения» против Российского государства приговаривается к лишению всех чинов и наград и к пожизненному изгнанию из пределов империи. Какие он имел «намерения», сказано не было.