Парнас

– Нет, что вы. В рай.

– В рай?

– Ну да, в рай. Это там, где древо познания, змей искуситель, Адам и Ева. Рай. Эдем. Называйте, как хотите.

Увидев нотку недоумения в глазах Платона, партиец всё же решил немного поподробнее объяснить ситуацию.

– Понимаю вас. Ознакомившись с докладом, вы наверняка подумали, что это какой-то шифр – эзопов язык, чтобы замаскировать тайную операцию. Советскому человеку трудно в это поверить: партия и вожди великой революции твердили, что религия – лишь опиум. Дурман, под воздействием которого человеческие массы становятся пластичными и легкоуправляемыми.

– Но вышла неувязочка. Оказалось, что ветхозаветный рай всё же существует. А раз так, то и первым ступить на эту землю должна нога советского человека! – всё это функционер рассказывал с выражением тотального, почти щенячьего счастья на лице.

Платон уставился в серый потолок, пытаясь хоть как-то усвоить вываленный на него дурнопахнущий бред. Затем опустил глаза на партработника:

– Но вы же коммунисты (блять!) – междометие он произнёс лишь в сердцах. Наклонился к человечку в светлом костюме, и уставился на него безумными глазами.

– Как вы вообще в рай смогли попасть, если в бога не верите? – с жаром и острыми нотками раздражения спросил Платон.

– Воот, – с огнём в глазах и жгучим энтузиазмом парировал чиновник. – Видите, это означает, что коммунистический строй угоден даже товарищу архитектору вселенной, так называемому богу.

Платон был готов истерически рассмеяться – отчего уголки его губ приподнялись в едва уловимой улыбке. Партработник воспринял это как хороший знак и ещё больше воспрянул духом.

– И как же выглядит этот ваш загробный мир? – едва сдерживая смех, с максимально наигранным интересом спросил Платон.

– О, это весьма интересно, – как ни в чём не бывало ответил его собеседник. – В целом, картины схожи и напоминают библейские описания: жирные почвы, богатые плодовые деревья. Словом, прекрасные условия для развития земледелия и создания советских колхозов, хозяйств, вероятно даже, винодельческих. Однако возможны и некоторые особенности – но мы списываем это на разные места приземления.

Тут он немного сбавил тон и поумерил свой пыл.

– Один из вернувшихся эденонавтов сообщал о бескрайних полях колосящейся кукурузы. Кукуруза, говорит, везде, пардон, блядская кукуруза – до самого горизонта! Сейчас сами видите, где – бюрократ заговорщически показал пальцем вверх – не то в потолок, не то куда-то выше.

– Ну ладно – в его голос вернулись яркие жизнерадостные оттенки – Пройдёмте в лабораторию!

Глава 5

«Ася подолгу не могла заснуть. Платон часто просыпался от того, что она, уже глубокой ночью, клала ему голову на грудь: вздрагивал, запускал руку в мягкие волосы и начинал медленно гладить. Спустя время её тело обмякало, становилось тяжелее, а дыхание – глубже. Они вместе погружались в сон».

«А может… Ну а вдруг?»

Происходящее же сейчас напоминало дурной трип. Платон тащился по широкому и оттого тусклому – ламп было на удивление мало – коридору где-то в чреве НИИ. Под ногами – классический советский орнамент: бетонный пол цвета запёкшейся крови с серыми вкраплениями мрамора. Человек партии вновь что-то вещал: его слова эхом рикошетили от стен, но проносились мимо ушей.

Действительность впитывалась на удивление легко. Жизнь в России подарила Платону прививку от охуевания: когда ты находишься в этом состоянии перманентно, удивляться чему-либо становится всё сложнее. Православные коммунисты? Путешествия в загробный мир? Никто больше не пытался впихнуть инородное тело в его анус, так что и хуй с ним.

Платон просто решил отдаться реальности (реальности?) и посмотреть, что будет. Возможно, Саня всё же уломал съесть его эту долбанную марку. А он и забыл – и пошёл проветриться. Возможно, наряд всё-таки упаковал его на тропинке и сейчас мудохает где-нибудь в отделении так сильно, что воспалённое сознание отключило все органы чувств и пытается хоть как-то обороняться от реальности. А, возможно, он и правда попал в прошлое (прошлое ли?). Похуй.

Да и крохотное зерно надежды, что появилось совсем недавно, словно блядский камешек в ботинке, назойливо царапало душу – будило тревожное чувство, которое можно было бы назвать любопытством.

– А почему именно здесь? Это ведь НИИ каких-то токов, – в густом сумраке то и дело мелькали блёклые, будто бесплотные халаты лаборантов, исчезая в коридорах, за плотно закрытыми дверьми и перекрытиями.

Самый логичный вопрос. Платон будто бы нарочно пытался привнести обломок своей реальности – факт, который осколком засел у него в голове, который его рассудок пронёс из своего мира в мир чужой и от этого будто бы связывал их. Кусочек мозаики, который либо встанет на место и сделает картину понятнее (всё-таки, капля логики всегда смазывает даже самую абсурдную ситуацию и от того дарит спокойствие), объяснит хотя бы самую простую нестыковку. Либо разрушит её и, наконец, подарит свободу: от галлюцинаций ли, психоза или комы.

– Послушайте, ну вы же толковый молодой человек, – искренне удивился чиновник. – У нас и на некоторых тракторных заводах тоже далеко не мирные советские комбайны штампуют. Хотя, да, ребята здесь башковитые работают. Вот, недавно показали интересную штуку: духовой шкаф – сам не нагревается, но пищу разогревает. На подводные лодки будем ставить! Правда, на первых парах были и травмы: испытатели руки обожгли. Посуда раскалилась, а вот еда так и осталась холодной. Технология новая, работают над этим. Но мы отошли от сути: определяющим фактором оказалось местоположение.

Они приближались к одинокой двери в конце коридора, подле который стоял могучий привратник.

– В войну здесь, под Парнасом, бункер рыли. Ну и оказалось, что гора то непростая: храм здесь нашли, подземный. Видать, графу Шувалову, которому эти земли принадлежали, скучно было – он не только холм приказал насыпать, но и внутри него церковь построить. Ну, буржуи с жиру бесились – что с них взять, вырожденцы. Во время войны в катакомбах связисты засели: укрепили их, расширили, сделали бункер. Ну а после объект отдали нам.

Они остановились перед массивной стальной плитой, окрашенной серой краской. Посередине гермодвери торчал красный «руль»: круглая ручка, больше похожая на вентиль. Но Платон пялился на привратника – это был тот самый богатырь, которого он видел наверху. Великана будто бы собрали из двух персонажей: огромное тело, затянутое в камуфляж, досталось от атлета, а голова – от античного философа или библейского старца. Посеребрённая, густая и совсем не аккуратная борода – такие же вьющиеся волосы, пробивающиеся из-под клобука. Кустистые, словно сдвинутые в суровом укоре, брови нависали над чёрными глазами, мироточившими силой – смотреть в них было тяжело, поэтому взгляд Платона упал на крест: запутавшись в цепи, он висел вверх ногами.

Заметив это, богатырь аккуратно поправил распятие, а затем обоими ручищами схватился за ручку и толкнул дверь – она бесшумно отъехала.

– Пройдёмте.

Тоннель. Узкий кирпичный полукруг, под ногами – мраморная лестница. Практически на ощупь они погружались в холодный сумрак, в котором был растворён вязкий запах ладана – освещал путь лишь проём в конце прохода.

Партиец нырнул в проём, Платон за ним – и на секунду замер. Глазам привыкать не пришлось: капли света были растворены, размазаны по тьме довольно внушительного помещения, что лишь добавляло картине сюрреалистичности.

Это действительно был храм, похожий на просторную станцию метро: к вытянутому центральному нефу по бокам примыкали два поменьше, отделённые арками из дорических колонн жёлтого мрамора. В своём мрачном великолепии он напоминал Казанский собор – но более скромный, низкий, тесный.

Нет, даже музей Арктики и Антарктики: старую церковь, которую тоже приспособили под утилитарные нужды нового человека. Здесь же, ко всему прочему, пол был вымощен плиткой, колонны, до высоты человеческого роста, вымазаны больнично-зелёной краской.

– Добро пожаловать в лабораторию! – торжественно сказал номенклатурщик и поплыл вперёд по главному нефу.

За анфиладой из колонн – с той и другой стороны – пространство с помощью медицинских ширм было разделено на одинаковые квадратные ячейки. Где-то были оборудованы раздевалки, где-то душевые, ну а где-то – подобия больничных кабинетов с кушетками и капельницами. Там же, внутри ячеек, роились халаты-приведения: маленькие белёсые, и побольше, с чёрными брюшками.

– Во Всесоюзном институте биохимии нашими учёными было разработано Соединение-25, которое, скажем так, крайне интересно воздействовало на мозг. Было принято решение наладить прямые поставки в Кремль: чем шире сознание – тем более широкими шагами по планете будет шагать коммунизм.

На звук из своих норок начали выползать приведения: чёрные брюшка оказались тяжелыми резиновыми фартуками. С респираторами на лицах они казались совсем безликими, будто бы клонами. В «белёсых» же Платон узнал юнцов – именно они выскакивали из грузовика там, наверху.

– Но прежде было решено провести испытания безопасности препарата: заключённым, приговорённым к высшей мере, вводились сублетальные дозы Соединения-25. Тогда же учёные заметили закономерность. Классовые враги: дворянские недобитки, попьё, кулаки – испытав клиническую смерть, твердили об одном. О рае. Криминальные же элементы лишь бредили галлюцинациями. Естественно, поначалу это было списано на причуды слабоумного сознания, забитого ветхозаветными сказками. Но тенденция продолжилась. И тогда из арестованных по различным статьям сотрудников ВЧК была собрана экспедиция. Первый отряд был крещён, второй нет. Вернулся и доложил об успешном выполнении задачи только один.

Они шли к «алтарю»: небольшой стенке из стеклоблоков, на которой висел портрет Ленина и цитата: «Каждому рабочему – царствие небесное». Стена переливалась слабым светом. Приведения таращились на них, стоя рядом с колоннами.

– И тогда, в обстановке строжайшей секретности, под бдительным надсмотром медиков и святых отцов, в Успенском соборе Кремля первыми лицами государства была совершена высадка. Воочию убедившись в том, что Рай действительно существует, они подписали декрет о создании программы советской Эденонавтики.

За алтарём храм оканчивался апсидой: полукруглой выемкой, посреди которой была купель из белого мрамора, утопленная в полу. По краям купели – семь бронзовых львиных голов, в центре – цилиндрический постамент с выбитыми на нём греческими символами. Вероятно, раньше там стояла чья-то статуя, но сейчас, громоздясь на неуклюжих распорках, возвышалась серая цистерна с торчащей из неё трубой и намалёванной красной краской надписью: «СВЯТ. ВОДА». Рядом же два безликих «респиратора» возились с чёрным мешком.

– Настал год великого переселения: потомственные дворяне, князья, графы, бароны, духовенство и бывшие жандармы – все они не желали мириться с новым порядком. Своими клыками, которыми только недавно пили кровь русских крестьян и рабочих, начали точить столпы советского строя. – в аспиде, отражаясь от каменных стен, голос партийца звучал словно из динамика мегафона.

– Но партия мудра. Партия великодушна. Даже таким чуждым элементам она даёт шанс искупить вину. Производство Соединения-25 отдали Токсикологической лаборатории НКВД. Пересыльные пункты открылись на территории почти каждого ГУЛАГа. Удобрив почву и подготовив новый мир, они тем самым искупили бы свой грех перед советским народом, и смогли бы жить в мире и согласии с уже бывшими классовыми врагами. Война немного замедлила программу. Но теперь взросло новое поколение. Инженеры. Строители. Агротехники. Они закончат начатое.

Только сейчас Платон заметил, что из мешка капает вода. «Респираторы» положили груз на носилки, и быстро удалились.

– Это…

– Всё верно: герой-покоритель нового мира. Ну а как вы думали туда попадают? – флегматично ответил функционер. – Не на ракете же, ей богу. Гагарин в космос летал и там бога не видел.

– Да их же просто накачивают наркотой и убивают! – Платон был больше не в силах слушать эту чушь.

– Добровольно пересылают без права возвращения, – спокойно поправил Платона бюрократ. – Зачем им обратный билет, если они останутся жить в лучшем мире?