Angst

Но сила слуха даже не в том, что он становится единственной альтернативой. Слух, как правило, передается нам от живого человека, который испытывает страх, зависть, похоть или радость. Это не сухое сообщение на мертвоканцелярском языке от министерства правды – это живая информация, заряженная эмоцией, да еще и полученная от реального человека. Источник в наших глазах тоже является человеком, пусть и абстрактным «братом из ФСБ» или «знакомой, работающей в морге». А обсуждение не дает переживанию угаснуть. И ядром слуха, благодаря которому он становится таким живучим, является именно эмоция, тот эмоциональный посыл, который она несет. Мы можем даже и не доверять сплетне или сплетнику, но эмоциональное зерно обязательно передастся нам и заставит нас хоть на минуту задуматься – может, это действительно правда? А значит, слух будет жить и дальше.

Чувства же часто говорят гораздо громче, чем разум. Ведь чтобы верить в то, что ты чувствуешь, не нужны никакие доказательства. Интуиция, беспочвенная ревность, страх полетов, которые, по статистике, безопаснее поездки на автомобиле. Да, в моменты штиля еще можно сохранять хладнокровие, отделяя сухие факты от эмоций в псевдодостоверной обертке. Но чем больше людей заражены страхом, эйфорией или яростью, тем сложнее сопротивляться. И тем сильнее эмоции заглушают голос рассудка: вера в слух становится еще сильнее.

На следующее утро на платформе стояли лишь я и полицейский. Было чувство какого-то дискомфорта, которое возникает в огромных пустых помещениях. Поезда грохотали в пустоту. Немногочисленные пассажиры то и дело нервно отрывали глаза от экранов смартфонов. Ближе к центру города народу становилось больше. Но станции, залитые искусственным оранжевым светом натриевых ламп, все равно больше походили на древние подземные святилища, куда забрели редкие паломники. Было страшно. Ты осознавал, что этот страх иррационален, что он абсолютно никак не связан с реальностью, однако это ничуть не помогало. Просто было страшно спуститься и не подняться.

10.04.18

И инфицировать эти паразиты могут всё общество разом. Почему-то искренне веря, что у этого организма, огромного, но незримого, есть какое-то совершенно определённое лицо, мы в то же время отказываемся признать, что этот организм может ментально заболеть: гигантский голем в маске тут же рассыпается на миллионы мельчайших «я». Но правда в том, что с ума сходят не только по одиночке.

Пандемия безумия. Часть 1

О заразительном психозе и том, как весело сходить с ума всем вместе.

Ох и прекрасное же было время – Средневековье! Рыцари-братоубийцы, кровавые религиозные войны, эпидемии холеры, чумы и сладковатый дым священных костров инквизиции. И, конечно же, засилье духов, чудовищ и прочей нечисти, обитающей в тёмных крестьянских черепушках. Подчас эти бесы овладевали умами бедных крестьян и вызывали массовые помешательства, заставляя тысячи людей кататься по земле в дьявольских корчах, инфернально смеяться и самоистязать себя. Только вот такая одержимость была не следствием нашествия легиона демонов, и даже не результатом отравления спорыньёй. Все объяснялось гораздо интереснее.

Надо сказать, летописи действительно донесли до нас реальные истории демонических помешательств, котороым одновременно подвергались сотни и даже тысячи людей. Например, в Германии конца XIV века бушевала эпидемия пляски Святого Витта. Многие христиане верили, что танец перед статуей этого святого дарует исцеление от болезней и крепкое здоровье. Однако, чем крепче становилось поверье, тем повальнее становились и пляски. В какой-то момент они превратились в настоящую танцевальную лихорадку, по сравнению с которой сегодняшние рейвы, набитые чумными объ*босами – лишь детские утренники. Эпидемия захлестнула всё западное побережье Рейна и дошла до территории современных Нидерланд. Начав танцевать люди подчас просто не могли остановиться и падали без сил. По похожему сценарию развивалась и эпидемия Тарантеллы в XVI веке в Италии, с тем лишь отличием, что Тарантелла была народным танцем и по преданию могла защитить от укуса тарантула.

Не удивительно, что вспышки безумия часто списывали на козни сатаны, особенно если они разгорались в обители господа. Так, в XVII веке сразу две эпидемии одержимости начались во французских монастырях. В 1610 году, в женском монастыре урсулинок, что в небольшом прованском городе Экс, монахини неожиданно пали на пол и стали биться в конвульсиях. В страхе от того, что дьявол ступил на порог дома отца небесного, монахинь изолировали. Затем они были переданы инквизитору Михаэлису, который молитвами и заклинаниями пытался избавить женщин от бесноватости. Вот какое зрелище предстало глазам Михаэлиса:

«Во время заклинания Вельзевул продолжал терзать Магдалину, то с силою бросая её на живот, то опрокидывая на спину; до трех или четырёх раз он принимался душить её за горло. За обедом демоны продолжали истязать её постоянно, пригибая ей голову к земле, а за ужином они её пытали в течение целого часа, выворачивая ей руки и ноги с такой силой, что у неё кости трещали и все внутренности переворачивались; окончив истязания, они погрузили её в такой глубокий сон, что она казалась мертвой».

Еще более массовый психоз произошел в Луденском монастыре через 14 лет. Монахини падали одна за одной, начинали биться в конвульсиях и выкрикивать слова на неизвестном языке. Заклинания не помогали и вскоре эпидемия перекинулась на сам город Луден, дошла до соседнего города Шинон. Десятки крестьян будто бы разом обезумели, и церковные священники денно и нощно служили мессы и произносили молитвы, дабы избавить жителей от дьявольской напасти. Вести о помешательстве дошли даже до королевского двора, и, по приказу святой инквизиции, всеочищающий огонь приблизил одного незадачливого «колдуна» к царствию божьему.

И хотя монахини, придя в себя, клялись и божились, что на них наслали демонов, такие заразные психозы – вовсе не проделки сатаны или темных магов. Мы привыкли, что душевнобольной не заразен: в его слюне нет бацилл безумия, а кашель не распространяет заболевание. Однако это не совсем так, и мама Дяди Федора была не права: сходить с ума можно не только по одиночке. В психиатрии это называется «индуцированным бредовым расстройством». Такое расстройство возникает у двух или более эмоционально связанных людей: гуру и ученика, кумира и подражателя, влюблённых или просто кучки сильно-увлеченных друг другом людей. При этом, чтобы «заразиться», совершенно не обязательно находиться с помешанным в одной комнате или же знать его лично, неважно и содержание бреда. Если человек верит и доверяет источнику (или индуктору) бреда и обладает повышенной внушаемостью, если душевнобольной в глазах этого человека является авторитетом, то человек увидит хоть лукавого, хоть сексуальную демонессу. Или демона, чем черт не шутит. Более того, у реципиента (человека, который «заразился» психозом) бред становится более правдоподобным, а значит и более заразительным. И, при определённых обстоятельствах, такие расстройства могут перерасти в настоящие психические эпидемии.

При этом совершенно не важно, верите ли вы во всю эту чертовщину или нет. От психоза толпы порой не могут защитить даже остро заточенный ум и развитые навыки критического мышления. В XVIII веке в столице Франции появилось движение конвульсионеров: религиозная секта последователей Франциска Парижского. В какой-то момент по городу прошел слух, что могила этого святого исцеляет недуги, и к кладбищу начали стекаться паломники со всего города. Не известно, даровал ли труп Франциска исцеление, однако многие верующие, охваченные пламенем религиозного экстаза, падали на землю и начинали биться в конвульсиях (отсюда и пошло название движения). Чтобы исцелиться, многие сектанты сами доводили себя до припадка в лучших традициях вечеринок Маркиза Де Сада (который, правда, родится только через пять лет): неистово смеясь, они прилюдно топтали друг друга, колотили палками, рвали кожу клещами и прижигали калёным железом. Причем в конвульсии впадали не только сектанты, которые сознательно доводили себя до такого состояния, но и случайные свидетели бесчинств. Припадкам подвергались даже образованные аристократы, которые скептически относились к такого рода чудесам: например, советник парламента Луи-Базиль Карр де Монжероном, который иронично относился к конвульсионерам и даже мсье Фонтене, придворный секретарь Людовика XV.

Просвещенная Русь, кстати, тоже не отставала от загнивающей Европы. На земле славян были распространены случаи кликушества, первые сообщения о которых датируются 17 веком. А упоминания о группах бесноватых встречаются в хрониках начиная с 9 века. Вот как описали одну из вспышек кликушества очевидцы:

«В хуторе Букреевском Екатеринославской губернии весною 1861 года на людях появилась болезнь, от которой заболевающие падают без чувств на землю и одни из них хохочут, другие плачут, некоторые лают по-собачьи и кукукают по-птичьи и в припадке болезни рассказывают, как они попорчены и кто еще через несколько суток будет поражен такою болезнью, причем некоторые из предсказаний скоро сбывались. Пораженных такой болезнью 7 душ».

Вспышки бесноватости, которые распространяли французские конвульсионеры или же русские кликуши вполне подходят под современное описание психических эпидемий. Причем, такие массовые психозы могут принимать самые разные формы: демонических плясок, как это происходило в Германии и Италии, конвульсий во французских монастырях или даже массовых приступов неконтролируемого смеха, как это произошло в Танзании, в 1962 году. Начавшись в женской школе-интернате, через месяц эпидемия смех распространилась далеко за пределы его стен: помимо этой, были закрыты ещё 14 школ. Более тысячи человек испытывали неконтролируемые приступы смеха, которые могли длится до 16 дней. А Пинежский район Архангельсой области вообще издавна страдал от весьма специфической формы кликушества – «икотной заразы», то есть приступов неконтролируемой икоты. Последняя вспышка такой икоты была зафиксирована в 1970-х годах.

Самое интересное, что во время психической эпидемии помутнение сознания возникает не из-за наркотика, ядовитого укуса или истязающей болезни – физически человек вообще может быть здоров. Американские неврологи Ханна и Антонио Дамасио высказали гипотезу, что одержимость смехом в Танзании вызвал вирусный энцефалит. Однако никаких доказательств того, что это была именно инфекция, так и не нашли: приступы смеха сопровождались болями и обмороками, но ни одного летального исхода зафиксировано не было. К тому же, через 18 месяцев эпидемия исчезла так же внезапно, как и началась. Вирусной природе смеха противоречит и то, что припадкам подверглись только юноши и молодые девушки, взрослых же (например, те же учителя в школах) эпидемия не затронула.

И хотя больной индуцированным бредовым расстройством действительно может стать нулевым пациентом при возникновении психических эпидемий, он – лишь искра, недостаточная для возникновения пожара. Чтобы расстройство развилось в целую эпидемию и бациллы безумия перекинулись на окружающих, необходима ещё и подходящая среда: общество, пропитанное стрессом. И средневековье создавало просто идеальные условия для распространения пандемии безумия: сон разума рождал чудовищ, которые этот разум затем и пожирали. Многочисленные суеверия и страхи брали в тиски человеческую психику, а обилие догм и запретов смиряли личность. Подавленными чувствами, желаниями и эмоциями питались неврозы, которые зрели в головах людей. На это наслаивались и плохие условия жизни, которые только способствовали развитию стресса. Известно, что в Танзанийском интернате условия содержания учениц были не многим лучше, чем во французских средневековых монастырях. И эти неврозы, словно бомба замедленного действия, вспыхивали в самый неподходящий момент и что пожар безумия начинал распространятся почти что молниеносно, выливаясь в демонические пляски, корчи, самоистязания или же смех и икоту. Массовость и схожесть симтомов объясняются еще проще: на напуганного человека корчи или бред умалишенного производили сильнейшее впечатление и в критический момент он просто воспроизводил то, что видел или слышал ранее. Вот как объяснял заразность кликуш и конвульсионеров социолог Н. К. Михайловский:

«…весьма обыкновенное явление, что за одной кликушей следует их несколько. Всякого рода судороги и конвульсии вообще сильно действуют на зрителей и очень часто вызывают целую вереницу подражателей».

Не мудрено, что во время таких массовых сумасшествий видеть полчища чертей (или, наоборот, всевозможные чудеса) могли целыми деревнями. Бесы действительно были. Только вот поднимались они не из геенны огненной, а из бездны человеческого подсознания. Но вот человечество ступило в двадцать первый век: звездолёты штурмуют отвесные марсианские утёсы, а движения механических существ становятся всё плавнее и естественнее. Казалось бы, кандалы суеверий и предрассудков давно сброшены, демоны побеждены, но не лучом церковной лампады, а светом разума. И вроде бы психические эпидемии должны кануть в лету, так же, как и эпидемии оспы. Однако правда в том, что купировать массовый психоз в эпоху широкополосного интернета стало ещё сложнее, ведь источником заражения может стать ваш смартфон. Во второй части я наглядно покажу, какой разрушительной может стать информационная чума в XXI веке и что человечеству стоит опасаться не супервируса из застенок секретной лаборатории злого гения, а пандемии безумия.

06.12.18

Пандемия безумия. Часть 2

О невидимой лихорадке, что распространяется через оптоволокно.

Казалось бы, сегодня, в век гласности и свободы слова, психические эпидемии должны кануть в Лету. Острым копьем разума человечество ниспровергает суеверия и предрассудки, прокладывая себе путь в будущее. Однако, правда в том, что купировать приступы массовых психозов сегодня сложнее, чем во времена рыцарей и ведьм. Слухи и домыслы, которые расползаются через мессенджеры, легко могут породить панику и истерию, как это было после теракта в Петербурге, катастроф в Крымске и Кемерово. Или же обезумевшую толпу, жаждущую крови, как это произошло в Индии. Массовая рассылка сообщений в Whatsapp-e о «злых колдунах», которые похищают детей, привела к трём убийствам и множеству жестоких избиений. В эпоху глобальных сетей, которыми опутаны миллионы людей, информационная чума может стать гораздо более разрушительной, чем чума бубонная. И человечеству стоит опасаться не супервируса из мрачных застенок правительственных лабораторий, а пандемии безумия.

За пару веков человечество действительно добавило много штрихов к картине окружающего мира: мы больше не боимся раскатов грома и обуздали силу атома. Более того, информация стала доступнее: всего пару кликов отделяет вас от трудов Платона или Лобачевского. Но при этом с каждым днем на нас обрушивается всё больше и больше данных. Доктор Мартин Гильберт и его команда из Университета Южной Калифорнии подсчитали, что в 1986 году «каждый день мы получали столько информации, сколько бы поместилось в 40 газетах». К 2007 году этот объем увеличился до 174 печатных изданий. И количество таких «газет» будет только расти. Это информационное цунами не просто порождает стресс, но и приводит к информационному ожирению. Наш мозг просто не в состоянии переварить такой объем данных, сегодня мы пресыщены информацией. От этого человек начинает относиться к получаемым сведениям более избирательно, однако «избирательно» не всегда означает «с умом».

Сотни фактов порождают тысячи трактовок. Это приводит к тому, что мы не знаем, во что верить. Именно верить: мы не можем сами посчитать трупы после адского пожара в храме торговли или проверить, есть ли следы русских сапог на песках Дамаска. Океан информации на проверку оказывается зловонным болотом, единственный способ выбраться из которого – идти на свет маяка, «авторитетного источника», который всё растолкует и расскажет правду. Поразительно, но слова лжепророков снова стали принимать на веру: из-за передозировки биг датой мы больше не ищем правду, которая давно утонула в информационной трясине. Мы просто дополняем свою картину мира. Так уж устроено наше мышление: человек лучше запоминает факты, которые подтверждают его позицию – психологи называют это «склонностью к подтверждению». Трамп за первый год в Белом доме «выдвинул 1628 ложных утверждений за 298 дней управления страной». Но это и не важно. Сторонники Трампа, Путина, да кого угодно, будут доверять ему несмотря ни на что, а противники не поверят ни единому слову.

И на таком болоте прекрасно всходят ложные идолы – те самые «маяки», на свет которых мы идём. А уж если авторитетный источник увешан регалиями и титулами, то его мнение подчас принимается не за одну из трактовок, а за истину в последней инстанции. Причем, неважно, есть ли в его словах зерно истины или нет. Это называется «апелляцией к авторитету»: реальные или мнимые достижения и раздутое эго человека заставляют нас глядеть ему в рот и внимать всему, что изрыгает знаток. А самого же «авторитета» уверовать в то, что он мировой эксперт в любой области, хотя даже нобелевская премия по физике не делает тебя первоклассным хирургом. Или по химии. Кэри Муллис, лауреат нобелевки по химии, до сих пор отрицает связь между вирусом ВИЧ и СПИДом и верит в астрологию. Лайнус Полинг, обладатель сразу двух нобелевских премий, вплоть до своей смерти утверждал, что рак и ВИЧ можно лечить высокими дозами витамина С, хотя никаких научных доказательств этому не было и нет.

Свет таких маяков часто бывает не отблеском истины, а приманкой – мерцанием фонарика сумасшедшего удильщика. Например, Джима Джонса, самозваного пророка, «оракула и медиума для бестелесных существ из другой галактики». Джонс утверждал, что является реинкарнацией Иисуса, Будды и Ленина, и создал один из самых деструктивных культов, история которого закончилась весьма трагично. 18 ноября 1978 Джим Джонс воздал руки к небу и молвил: «Пейте мой яд!». И 900 его последователей, объятых коллективным психозом, выпили лимонад с растворённым в нем цианидом. Такие лжепророки вполне могут стать «нулевыми пациентами» при возникновении психических эпидемий – индукторами бреда (об индуцированном бредовом расстройстве я писал в первой части). Тогда массовые психозы принимают вид либо абсурдных движений, навроде культа плоской земли, либо совсем уж радикальных и деструктивных движений, вроде СПИД-диссиденства или же культа Джонса. Причем, не стоит думать, что заявления именитого политика, артиста или спортсмена не могут быть причиной возникновения психических эпидемий – индукторами бреда могут стать и психически-здоровые люди. Так что библейская заповедь «не сотвори себе кумира», может и не приблизит вас к загробной жизни, но точно поможет сохранить рассудок. А иногда и жизнь земную.

Сила любой идеи в том, что она часто предлагает простые ответы на сложные вопросы. Причем, совершенно неважно, что это за идея: превосходства веганов над мясоедами, гексаэдрической земли или же спасения на космической комете, насколько она ужасна или абсурдна. Самое страшное, что реципиенты бредовой идеи (те люди, которые «заражаются» бредом от индуктора), как правило, адаптируют её, делая более вразумительной. Когда же идея обретает последователей, пусть даже двух или трёх, она начинает дурманить мозг похлеще опиума, ведь жалкое и ничтожное «я» заменяется на могущественное «МЫ». И тогда локальная вспышка бредового расстройства вполне может перерасти в психическую эпидемию. Причем, пристраститься к любой идеи или идеологии проще, чем вы думаете. Это наглядно показал Рон Джонс в 1978 году. Обычный школьный учитель за неделю превратил свой класс в локальный филиал гитлерюгенда, создав нехитрую идеологию «Третья волна». Объяснив ученикам, что их сила в дисциплине и единстве, приправив это специально выдуманной эмблемой и приветствием, он сплотил класс и заставил беспрекословно подчиняться себе. Внушив же, что Третья волна – это программа по поиску талантливой молодежи, он заставил поверить в элитарность движения, в исключительность его участников. И хотя Джонс задумывал это лишь как наглядный эксперимент, чтобы показать ученикам, что внушаемости подвержены все, к концу недели количество его последователей выросло с 30 до 200 человек.

СМИ же подхватывают и разносят зловредные идеи, только раздувая пожар психической эпидемии. Ведь, как я говорил ранее, чтобы «заразится» индуцированным бредовым расстройством, не обязательно находится с индуктором бреда в одном помещении или знать его лично. Достаточно короткого сюжета по ТВ. Причем совершенно неважно, превозносят ли медиа такие идеи или порицают их – хватит и простого упоминания. Социолог Дэвид Филлипс из Калифорнийского университета описал «эффект Вертера». Ученый доказал, что после самоубийства, которое в красках показывали по федеральным каналам в прайм-тайм, количество суицидов резко возрастало. Сам факт освещения смерти может подтолкнуть человека к решению свести счёты с жизнью. Из-за этого во второй половине восьмидесятых власти Вены приняли решение не освещать случаи гибели под колёсами поезда и уже через месяц количество суицидов снизилось в три раза. При этом, эффект Вертера возникает не только в случае самоубийств. По сути, его вызывает любое резонансное событие или заявление. Новостные телесюжеты о вспышках массовых психозов сегодня могут производить на зрителей то же впечатление, что и корчи конвульсионеров или кликуш в 18 веке.

История Джима Джонса, эксперимент Третья Волна, эффект Вертера – всё это доказывает, что любой психопат может заставить тысячи людей поверить в любую безумную идею, а СМИ распространят эти идеи по всему миру. При этом, сегодня больной даже может не знать, что он заражен бациллами безумия, ведь болезнь не будет сопровождаться ни конвульсиями, ни инфернальным смехом. Психические эпидемии стали ещё опаснее, ведь они приняли вид идеологий, культов и других движений, последователи которых будут верить всему и делать всё, что прикажет их фюрер или коллективное сознание. А теперь представьте, какие перспективы открывает 21 век для возникновения и распространения массовых психозов. В наши дни чтобы прославится, чтобы стать авторитетным источником информации для миллионов, достаточно просто гоготать в камеру над такими же убогими, как и ты сам, или же просто выкладывать фотографии своей голой жопы. И ладно бы такие интернет-божки просто развлекали свою паству. Но иногда тысячи лайков бьют в голову, и самозваные эксперты начинают открывать рот и проповедовать истины. Доморощенному интернет-мессии сегодня не составит никакого труда создать какой-нибудь культ Четвертой Волны и утверждать, что белое – это черное. Конечно, если подобное будет кричать городской сумасшедший, вы просто посмеётесь над ним, уверенные в собственной правоте. Но когда городской сумасшедший напишет то же самое на своей странице в Facebook, когда этот пост наберет тысячи лайков и сотни репостов, когда на YouTube появится гора видео, доказывающих, что белый цвет – это, на самом деле, черный цвет, вы задумаетесь. Задумаетесь о том, что, может быть, это вы всю жизнь заблуждались. Ведь миллионы безликих юзеров не могут ошибаться и белое – это действительно черное.

18.12.18

И в этом мире иллюзий: мире, где бушуют незримые психические эпидемии, где больной может даже не догадываться, что он инфицирован (а ты сам – и подавно), мире, покрытом слоем грязи, из-за которой непонятно, где заканчивается мнимое, а где начинается реальное, зловонным бутоном всходит и расцветает, распространяя свой сладковато-гнилостный запах, ещё один страх – страх смерти. Но уже смерти массовой. Война стала столь же незримой и неуловимой, как и сами человеческие демоны. Теперь она отголоском отдаётся в закоулках глиняных зиккуратов, неслышно ступает по паркету старых коммуналок и перешагивает прилавки магазинов, сочится из обрубков оптоволоконных кабелей.

Современное лицо войны

О мифической «гибридной войне», доктрине Герасимова и просранных полимерах.

Вот и начался любимый период всех отчисленцев и прочих спермобаков, не достигших кризиса среднего возраста – весенний призыв. Видимо, в связи с этим, Министерство Обороны не преминуло напомнить о себе, обрадовав нас сразу двумя фееричными новостями. Первой – о том, что в армии России, оказывается, служат сильнейшие боевые архимаги, которые на расстоянии умеют читать документы в закрытых НАТОвских сейфах и чуть ли не дематериализовать вражескую технику силой мысли. Ну а вторая – о том, что Ваню Дрёмина, великого русского поэта под псевдонимом «Лицо», не возьмут в армию из-за партаков на лице. Видать, татуха «Hate» под правым глазом будет мешать смотреть в прицел винтовки, а «Love» под левым – блокировать энергию Чи, так нужную при прочтении документов во вражьих сейфах. Всё это, конечно, забавно, но правда в том, что облик войны изменился и в современном сражении и полчища штыков, и даже боевые колдуны играют далеко не ведущую роль.

Асимметрия

В последнее время стало модным обсасывать тему «войны нового поколения», используя при этом два загадочных термина, которые довольно активно плавают в отечественном медеопространстве. Все слышали про таинственный «асимметричный конфликт» и совсем уж зловещую «гибридную войну», которая опутала своими щупальцами чуть ли не каждого россиянина. Эти понятия часто смешивают, однако это не совсем правильно. Все мы примерно знаем, что такое классический или симметричный военный конфликт. И если его можно представить как боксёрский поединок Рокки Бальбоа и Ивана Драго, то асимметричный конфликт – это как если бы против Сталлоне на ринг вышел какой-нибудь щуплый рисовый фермер. Фермер, который с размаху зарядил бы этому Рокки коленом в пах, ведь он на сохе вертел все эти ваши правила бокса. Асимметричный конфликт – это не только столкновение противников в разных весовых категориях, но и столкновение различных стратегий и тактик: эдакий геополитический ММА. Например, вы можете ввести регулярные войска в одну маленькую, но очень гордую республику, пообещав взять её столицу «двумя десантными полками». А та, вместо того, чтобы дать генеральное сражение, ответит вам партизанщиной и мешками сахара в подвалах рязанских домов – это пример классического асимметричного конфликта.

Самое интересное, что победителем из такого асимметричного противостояния часто выходил именно Давид, а не Голиаф. Вьетнам, Афганистан, гражданские воны или войны за независимость, будь то Алжир или конфликты в Юго-восточной Азии, наглядно доказали, что даже огромная государственная военная машина может забуксовать перед кучкой повстанцев. Вторая половина двадцатого века принесла осознание, что военная мощь играет далеко не главную роль в локальном конфликте. Да, армия может разбомбить города, выжечь напалмом джунгли и размозжить сапогом черепа противников. Однако это – далеко не залог победы. Несмотря на техническое и количественное превосходство, Советы ушли из Афганистана ни с чем, точно так же, как и Штаты из Вьетнама, получив лишь звонкую геополитическую пощечину и сотни «цинков». Да, они не понесли существенных военных потерь. Но и не смогли добиться своих целей – навязать противнику свою волю.

Стало понятно, что чтобы вымыть сапоги в Индийском океане больше недостаточно полчищ штыков и танковых клиньев, как бы ни была крепка их броня. А разросшийся ядерный клуб сделал любые разговоры о шапкозакидательстве просто смехотворными. Опыт асимметричного противостояния оказался слишком ценным, чтобы его не впитали полководцы разных стран: зачем ввязываться в большую драку, да ещё и официально, если можно вести войну чужими руками? Тихонько подкармливать нужные группировки, посылая им Стингеры. Двадцать первый же век показал, что ассиметричные инструменты ведения боевых действий можно успешно использовать наравне с традиционными: пока регулярная армия занимается охраной портов и аэродромов или же просто держит границу на замке, наёмники делают всю грязную работу, а сепаратисты, прошу прощения, ополченцы выравнивают линию фронта. Гибридный конфликт – это и есть сочетание классических, симметричных технологий ведения войны: танковых клиньев, кавалерийской атаки и ковровых бомбардировок, с методами асимметричными: прокси-войнами, герильей и террором. Но конфликт – не война. Бряцание оружием – лишь элемент зловещей гибридной войны, причем не самый важный.

Гибридизация

Дотянуться до противника через узкую дырку горячей точки подчас очень сложно. Именно поэтому во все времена всякие короли и прочие ампираторы стремились использовать в военных действиях не только сталь, но и золото или пропагандистские листовки. Например, многие завоеватели в ходе войны любили не только тыкать соперника копьём, но и поднасрать ему в казну:

«Самым простым способом саботажа экономики противника было фальшивомонетничество. Еще Наполеон Бонапарт печатал поддельные российские ассигнации во время похода на Москву. Человек-торт старался так сильно, что после войны фальшивок обнаружилось на 70 миллионов больше, чем оригинальных купюр. Но больше всего прославились нацисты, наладив подпольное производство первоклассных английских фунтов в ходе операции «Бернхард».

В двадцатом веке излюбленными инструментами давления стали дипломатия и шпионаж. Ну а новая эпоха с её повсеместной цифровизацией и глобализацией заново открыла экономический и информационный фронты. Изменился масштаб: если раньше методы экономического, политического, психологического или информационного давления были скорее вспомогательными, то теперь они стали основными. Концепция гибридного противостояния витала в Вашингтонском обкоме еще в начале нулевых и окончательно оформилась благодаря военному теоретику Франку Хоффману. Хоффман видел войну нового поколения, как смесь военных и не военных боевых действий: одной рукой втягивать противника в гибридный военный конфликт, а другой – атаковать его невоенными методами: астротурфингом, экономическими санкциями, кибератаками, массовой пропагандой через интернет и СМИ, политическим шантажом.

Но развила идеи гибридной войны «Доктрина Герасимова» – статья «Ценность науки в предвидении» начальника российского Генштаба. Вобрав в себя идеи Евгения Месснегра и его концепции «мятежвойны», доктрина перевернула само представление о межгосударственном конфликте.

«В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве. Воевать будут не на двухмерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было во времена нарождения военной авиации, а в четырёхмерном, где психика воюющих народов является четвёртым измерением…; Воевание повстанцами, диверсантами, террористами, саботажниками, пропагандистами примет в будущем огромные размеры»

Если раньше война представлялась как продолжение политики, то в сознании Герасимова политика – это продолжение войны. И не только политика – любая сфера жизни общества должна быть подчинена интересам бога войны, Марса. Поэтому «первая гибридная» ставит под ружьё не только солдат, разведчиков и дипломатов, но и экономистов, и журналистов, и программистов. Ведь линия фронта проходит теперь не только сквозь знойные пески третьих стран, но и через кабинеты генеральных директоров, телестудии и новостные ленты соцсетей. А значит и удар можно ожидать с любой стороны: облик противника может принять с любой стороны, ведь он опосредованно, почти невидимо. Это размывает границу между внутренними и внешними угрозами. Уличные протесты – это изъявление народного недовольства, или попытка противника подорвать политическую стабильность изнутри? Новое журналистское расследование – результат погони за хайпом или информационной атаки агрессора? Гибридное противостояние – это такая призрачная тотальная война, когда само состояния «мира» и «войны» смешиваются в одну суперпозицию. Ведь, по словам самого Герасимова, «войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону».

В этом главное отличие «первой гибридной» от холодной войны: война разведок была хоть и закулисной, но никак не незримой. Советские инструкторы прекрасно знали, против кого поднимутся корейские МИГи, а генералы – куда полетят ядерные боеголовки. Отголоски холодной войны в виде внезапных переворотов и громких дипломатических скандалов были ясно различимы и легко интерпретировались. В войне же нового поколения не будет никакого сигнала «на старт» или очередной Фултонской речи. Действия противника настолько расплывчаты, что оборону нужно держать везде, а отзвуки этих действий столь трудноинтерпретируемы, что за них легко принять звуки собственной диареи.

Однако такой подход к войне порождает несколько проблем. Гибридная война – это очень трудноуловимая субстанция. Она как этот грёбанный суслик – его не видно, бомбы вроде не рвутся, а война идёт. Или не идёт. Или это просто затишье перед бурей. Раз у гибридной войны нет фронта, вернее, фронт проходит теперь сквозь все сферы жизни, то и за её эхо можно принять что угодно: вражеские агенты влияния будут мерещиться под каждым кустом, а очередной западный блокбастер снятый для того, чтобы, во-первых, стричь бабки, а во-вторых, для того, чтобы стричь еще больше бабок покажется не коммерческой жвачкой, а культурной бомбой. В современном мире любое событие может стать подтверждением того, что незримая война идёт полным ходом. А с таким подходом недалеко и до конспирологии: остается только носить кипу из фольги, чтобы те самые десантники, что читают документы в закрытых сейфах, не прочитали и твои мысли. Может и я не второсортный писака-графоман, а сержант корпуса морской пехоты США Джон Прескотт, который проводит идеологическую обработку врага.