Стихи

С уст отлетевших имен, небеса ли.

Утром касается, тая, его голова
Молочной реки, где утоплены дивные птицы,
И нет детворы, чтобы камушками баловать,
И нет стариков, отражения чтобы напиться.

Так наша судьба, запыхавшись, на корточках спит,
И сны не привидятся ей, и весны уж были,
И седина пожелтела, и сердце уже не болит,
И боги, как поцелуи на окнах, остыли.
Отрочество

Когда я начинал, насвистывал еще и верил,
В какое послушание втравливали вы меня?
В напасть не той ли чудодейственной материи,
Что ланью ластилась и согревала без огня,

Лелеяла до ревности, до мщения
Навзрыд и наугад, на корточках, на площадях?
Не в истины ль, придуманные по прочтении
Чужих покоев? Не воловий шаг ли

Вы выдавали за волнение любовей?
Не шуткам ли учили, вешая крыла?
Моим поводырям вы угождали ловлей
Пернатой тайны. Тайна ли была?

Была весна. Все что-то отмечали, водку прославляли,
Млел черный день в объятиях жарких душ.
Отсутствующих поминали. Таяла, мерцая,
Мечта и горечь ранних дружб.
***

Не вырваться из цвета слова
Гранатом обозначившему страсть.
Певцу, пропойце, птицелову
Судьбой предписано пропасть.

Рассыпаться трамвайным треском,
Иссякнуть комариной кровью,
Остыть испариной на пресном.
Остаться на суровом солью.

Скатиться капелькою ртути
Под доски. К лету стать змеею.
Стать старичком с картонной грудью
В курилке. Стать тоской сухою.

Пропасть и наблюдать украдкой
Алхимику светлоголовому.
Пропасть, но быть – ему награда
За колдовство, за ключ, за клоуна.
***

Не тревожьте поэта. В нем август и хмель
И потешные песенки безо всякого смысла.
Он кормит собаку. Его плечи сгорели.
Он всегда в одиночестве будет. Без чисел,

Без дат. Без родных, сумасброд с погремушкой.
Страшный ребенок в камзоле и перьях.
Он ищет слова и кружочки… и кружит
Впотьмах, в лопухах, в лебеде… Под подушкой
Его петушок. И желанье безмерно,

Желание спать. Но не спит он во сне.
Он – слепой. Улыбается только и слушает
Скорбь религий, одышку пустынь, боль растений,
Матовый треск кораблей вислоухих

Под грузом бочек, торговцев, актрис, жеребцов.
Их площадную брань, комплименты и стоны.
Его мучает гул беспробудных голов их.
Копошение тел, нетерпение лона.

В нем живет, путешествует, старится зной,
От которого гибнут колоссы под палубой.
В нем машины искрятся, не зная покоя,
Барабаны беременные пустотой,
И болезни чужие, и гости незваные.

Тридцать лет. Лебеда. Бормотание пустое.
Встретит утро ль голодный ковчег или сгинет,
Он не знает, и не пытайте, не стоит —
Он пойдет и напьется, а вам будет стыдно.
***

А бывали еще времена,
Когда ветер за юность дарил поцелуи,
И взлетали лихие от ласк племена
С околдованных улиц под купол июля.

И, казалось, купанию галдящему нет
Ни молвы, ни пределов, ни утренних ссор,
Сверху дранью казался опасный запрет,
И, казалось, следил лишь кошачий дозор.

Были легкими боги без слов и имен.
Были винными тучи, прозрачными числа,