Знаменосец

– Не волнуйтесь. И не спешите. Позже, если все сложится благоприятным образом, все поймете. Согласитесь, назови я себя Навуходоносором, вы бы еще больше запутались. Разве нет?

– Не понимаю.

– Не беда.

Помолчали немного.

– Допустим, ваша точка зрения имеет право на существование, – продолжил я. – В некоем ином трансцендентном измерении. Или в ином поэтическом измерении. Допустим. А, может быть, вы и правы во всех смыслах – мы же ничего не знаем. Но похоронить покойника нужно? Проводить в последний путь нужно?

– Не старайтесь казаться глупее, чем вы есть на самом деле. Вам не идет… Конечно, можно соблюсти ритуал. И, наверное, надобно. Таков уж сюжет. Но мы, изволите видеть, не умеем. Не обучены. И научить некому, ибо никому не верим… Есть, конечно, плакальщицы. Хорошие, настоящие. Но их мало осталось. Сами вымирают, прости, Господи. Кроме того, они без конца болеют. Смолоду рожают, в старости болеют… Ведь как мы провожаем? Какие-то бессмысленные посиделки. В лучшем случае за столом. А то прямо на кладбище. Ни говорить, ни молчать толком не умеем… Закусываем непременно. Без закуски никак. Для нас выпить, закусить – святое дело!.. Да я разве возражаю? Не возражаю и не ропщу. Сам и закусить, и выпить люблю. Но надо же место знать. И время… Речи плоские, черные, чужие. Как гудрон. Голоса чужие, картонные. Воронье, по сути. Не проводы, а воронья свадьба. Карр!.. Себя залюбили до проплешин – вот что. Еще говорят, возлюби себя. Да уж возлюбили, дальше некуда!.. Земля грязная, могилки мертвые… Подлинные ритуалы в тишине выполняются, без свидетелей. И не здесь, а уже там. Там, где всегда были и будем. Так что, по-хорошему, о прощании вообще речи быть не может.

– Не противоречите себе?.. Нет?

– Не противоречу… Не знаю. Может, и противоречу… Одно другому не мешает… Говорю же, иная суть присутствует… Вот я здесь с вами лясы точу, а там с Малевичем Казимиром Севериновичем чаи гоняю. Видите как?.. Бранюсь немного. Не думайте, я не грубый человек. Даже напротив. Просто накопилось… Дорог мне Казимир Северинович. А вам дорог?

– Не знаю, не думал. «Дорог» – это для родных, друзей…

– А мы все родственники. Обезьянье царство. Ха-ха… Как-нибудь поговорим об этом… Так что настоящая жизнь – выше. Или вне. Это уж как вам больше нравится. За стенкой где-нибудь, в соседней комнате, дабы доходчиво представить. Или вообще в деревне за сто верст. Или в горах. Любите Абхазию?

– Люблю.

– Вот, в горах Абхазии, например. Здесь же, как я вам уже докладывал, все не то и не так. Здесь мелко все. Лгут, егозят, играют, наигрывают. Играют плохо, как правило. Повторюсь. Плохонький театр. Художественная самодеятельность. Бесконечный этюд… Но в этюде том, следует признать, много страданий. Порой до невозможности много. Несправедливости, злодейства. Непорядок. Хочется исправить… Вам хочется?

– Было бы неплохо.

– Вялая фраза. Болеете, что ли?

– Есть немного.

– Победить злодейство обыкновенным способом невозможно, ибо оно задано сюжетом. Даже очень хороший, но простой человек в данном случае бессилен, ибо не может пешка ходить конем, а конь заливаться жаворонком. И жаворонок не круглый год поет, а лишь когда ему назначено. И так далее. Словом, не может простой человек ничего исправить… Это простой человек не может. А человек не такой как все, небывалый человек может? Как думаете?.. Знаменосец, предположим. Слыхали что-нибудь о знаменосцах?

– Где-то что-то…

– То-то и оно. А между тем знаменосец – фигура невиданной силы и невиданных же возможностей. Он-то как раз, не исключено, может многое исправить. Или все до основания исправить. Очистить, преобразовать, сокрушить проклятую стенку между несчастьем и счастьем… По крайней мере, может попытаться… Верите в такого знаменосца?

– Сложно сказать.

– Что же тут сложного? Нужно просто задать себе вопрос.

– Дело в том, что я не совсем понимаю о ком речь и о чем речь.

– Ну вот. А я стараюсь. Для кого стараюсь? Можно подумать, что мне одному это надобно… Посмотрите на меня внимательно. Только не поверхностным взглядом, а пристально. Лучше с закрытыми глазами.

– Посмотрел.

– Не так. Не умеете… Ничего, со временем я вас всему обучу.

– Так вы знаменосец? – предположил я, следуя логике собеседника. – Это и есть ваша иная суть?

– Знаменосец – не суть, но сущность… Знаменосец, не знаменосец… Навуходоносор, ха-ха!.. Не спешите с выводами… Покуда не скажу. Точнее так: откроюсь, но позже. Если почувствую, что не ошибся в вас. Если обнаружу в вас помощника в чаяниях и трудах вселенских. Если соблаговолите, конечно. Если не спасуете.

– Вообще, я человек сомневающийся, и профессия моя такова, что я вижу несколько иначе, под другим углом, что ли, – пошел я, было, на попятную.

Ретироваться хотел, откровенно говоря.

Подумал: все же мой пациент.

Подумал: из огня да в полымя.

Потом еще немного подумал.

Какая разница? Так даже лучше – свой.

– Победим, можете не сомневаться, – успокоил меня Кулик. – Рано или поздно победим!

Сказал и замолчал.

Ушел в себя.

Повисла тяжелая пауза.

– Не знаю, на мой взгляд, картавить Николаю вовсе не обязательно, – нарушил я тишину, дабы как-то разрядить обстановку. – И парусиновые брюки носить не обязательно.

Ничего Кулик не ответил.

Позже я узнал, что подобные рассуждения его крайне огорчали.

– Не слышите вы меня, – говорил он в таких случаях. – Не хотите слышать. Или не умеете. Но это уже на вашей совести.

Притом спорить любил. Мало того, призывал спорить.

Поперечный человек.

Это еще мягко сказано.

Молчали долго.

Я даже умудрился вздремнуть.

Представления не имею, сколько ему было лет, когда мы познакомились. Следовательно, неизвестно, сколько ему теперь.

Если жив, конечно.

Интересно, жив ли?

Что-то подсказывает – жив.

Условность