Царство. 1955–1957

Чаек был жиденький, но все же чаек. В этот раз Надя принесла сахарка, бубликов и меда и устроила настоящее чаепитие! Только уселись за стол – отец Василий пришел, принес вареных яичек и хлебца, его попадья замечательно хлеб пекла.

– Кушай, Марфуша, кушай! – приговаривал отец Василий. – Спина моя, Господи! – хватаясь за поясницу, причитал священник. – Так болит, так болит! Сил нет! Сорвал я спину в отрочестве.

– Не спина это болит, душа твоя кается! – разъяснила Марфа.

– Я уже и раскаялся во всем! – искренне признался батюшка.

– Боль, милый, за грехи поминание. С болью пронзительной человек в жизни лучше будет – так Господь рассудил. Терпи!

– Эх! – протянул поп. – Твоя, правда, матушка, грешны! – и потянулся целовать ее маленькую мягкую ладошку.

Надя допила чай и спросила:

– Скажи, матушка, как такое бывает, придем в церковь на службу, молимся, поклоны бьем, а ребеночек несмышленый сидит на лавочке один-одинешенек, не капризничает, на улицу не просится, и разговаривает с кем-то, что-то лопочет, а вокруг – ни души?

– С ангелами говорит! У деток души чистые, вот они с небесами и общаются, а мы… мы-то уже и не слышим ничего, уже глухие. И уши глухие, и сердца! Молись прилежней, милая, молись без хитрости, и Господь спасет!

27 июня, понедельник

– Допрыгались?! – зло проговорил Хрущев, глядя на первого комсомольца Александра Шелепина и его юркого зама Володю Семичастного.

Сборная Советского Союза по баскетболу проиграла финал чемпионата Европы. До этого, на всех международных соревнованиях советские баскетболисты получали исключительно золото.

– Комитет по физической культуре подвел, – вымолвил Семичастный.

– Кто, кто?! – уставился на него Никита Сергеевич.

– Комитет по спорту! – повторил Семичастный. На Украине при Хрущеве Володя Семичастный возглавлял республиканский комсомол, с приходом в Москву Никита Сергеевич перетащил его за собой, симпатичен был ему парень.

– А комсомол прохлаждался! В команде, небось, одни комсомольцы прыгают?! – распалялся руководитель партии.

– Не доработали, исправимся, – потупился Шелепин. Он был и член коллегии Госкомитета по физкультуре и спорту. – Наш провал, Никита Сергеевич!

Первый Секретарь сидел чернее тучи.

– Несознательный вы народ, только паясничать умеете! На носу Олимпийские игры, а у нас не спортсмены, а размазня! Кто будет честь страны защищать?! – сверкал глазами Первый Секретарь. – И Олимпиаду провалите! Партия для спорта все условия создает, а вы контролировать не можете, на что ж вы годитесь?!

– Приложим все силы! – жалостно выговорил Семичастный.

– Приложим! Горе-комсомольцы! Стоите, как две оглобли! – Никита Сергеевич раскраснелся. – Спорт – это гордость страны! Советские спортсмены должны демонстрировать миру только успехи, комсомолу в этом деле отводится решающая роль! Нет более отважных, более честных людей, чем советские юноши и девушки! А если нет у молодежи успехов, кто виноват? Шелепин с Семичастным виноваты! – Хрущев неприятно грозил пальцем. Он вышел из-за стола и встал перед комсомольцами.

– Приходите на заседания Президиума ЦК, слушайте, что говорят, набирайтесь опыта, я не возражаю. Учитесь руководить, политические события осмысливать.

– Спасибо за доверие, – пролепетал Семичастный.

Никита Сергеевич вернулся за свой стол и жестом показал, что им позволено сесть.

– Поляки в августе фестиваль молодежи проводят, знаете?

– Да, в Варшаве.

Хрущев уставился на комсомольских вожаков.

– Что, если в Москве подобный форум провести? Невиданный по размаху. Не фестиваль, а триумф молодежи! Такой праздник закатить, чтоб люди всю жизнь помнили. Нараспашку души раскроем, объединим в России весь мир: и Африку, и Азию, и Европу с Америкой! Петь будем, плясать, радоваться дружбе! Каждому докажем, что Москва против войны, против насилия. Эх, развернемся! Как думаете, осилим такое?

– Осилим!

– Мы должны всему свету продемонстрировать искренность Советского Союза, чтобы никто не сомневался, что коммунисты никакие не агрессоры.

Комсомольцы понимающе кивали.

– Московский фестиваль молодежи должен стать событием мирового масштаба. Хорошо бы к этому времени успеть стадион в Лужниках открыть.

– Если летом 1957 года фестиваль проводить, основательно подготовимся, – пообещал Шелепин.

– Солидно будет! – поддакнул Семичастный.

– Хорошее ты слово, Володя, применил – солидно! Емкое. Смотри не опростоволосься! Тут простой баскетбол не смогли удержать, а уже на рекорды замахиваетесь!

– Мы на Олимпиаде докажем!

– Посмотрим. Идите, думайте!

28 июня, вторник

Гулять в лесу – одно удовольствие! Нога ступает мягко, по щиколотку проваливаясь в травы и мхи, лишь изредка под неловким движением треснет сломанный сучок. Смотри, не упади, земля влажная, скользкая!

Ничто так не восстанавливает силы, как прогулка по лесу. Вышагивая между высоченными стволами, разросшимися кустарниками, папоротниками, раздвигая непокорные ветки, устремляешься дальше, пробираешься, словно первопроходец по джунглям, в самую непролазную глушь. Сначала тропинка ведет среди высоких трав, кустов, потом деревья обступают теснее, лес становится темным, глухим, травы мельчают, тропка делается невидимой, путается меж кривыми корнями, выползшими точно змеи из подземелья на поверхность, теряется у истлевших стволов деревьев, давно упавших, покрытых скупыми лишайниками, но ты настойчиво пробираешься вперед, весь в паутине, в кусочках коры, в пыльце неведомых цветов, проникая в самые дебри!

Пролазав чащу, возвращаешься на еле различимую дорожку и торопишься обратно. Возле трухлявых пней попадаются грибы и ягоды, правда, для благородных грибов время не подошло. Кое-где торчат бледные поганки на тоненьких ножках или ярко-красные осанистые мухоморы. А бывает, встретишь белесо-коричневый, вытянуто-округлый, точно лампочка гриб, с морщинистой кожурой. Проткнешь этакий гриб прутиком, а из него дым идет! Не знаю, что это за гриб такой удивительный, но всякий его в подмосковном лесу встречал. Изредка наткнешься на мясистую, наверняка червивую сыроежку, а из сыроежек, даже если насобирать с полведра, толкового супа не сваришь. Когда выныриваешь из лесной тени на залитую ярким светом полянку, невольно жмуришься. Лес в любое время года хорош. Выйдешь на прогулку – и вся накипь с сердца долой! Ходишь по лесу, очищаешься, здоровеешь, и мысли дурные где-то далеко остаются.

– Никита Сергеевич! – послышался голос. – Ау!

– Ау! – недовольно отозвался Хрущев, ругнувшись про себя: «Кого черт несет?!»

– Это я, Серов! – прокричал Иван Александрович, выглядывая из-за куста бузины. – Ну и забрались вы в чащу, ей-богу!

– Тебе чего?

– Пришел по старту ракеты доложить.

Председатель КГБ наконец добрался до Первого Секретаря.

– Запустили, Никита Сергеевич, без сбоя пошла! – во весь рот улыбался генерал. – С восьмого-то раза!

– Неполадки устранили, Королев прямо расцвел.

Хрущев внимательно посмотрел на генерала.