Николай II. Расстрелянная корона. Книга 2

Столыпин дал оценку действиям членов Государственного совета Трепова и Дурново и попросил государя не только публично осудить их, но и подвергнуть взысканию, которое стало бы уроком на будущее для других.

Император задумался, меряя шагами кабинет, затем повернулся к главе правительства:

– И что же, по-вашему, мог бы сделать я? Какое вы предлагаете взыскание?

Столыпин, не задумываясь, ответил:

– Трепову и Дурново следует предложить выехать из Петербурга и на некоторое время приостановить работу в Государственном совете.

– Неплохо. Вижу, вас сильно задело голосование.

– Не голосование, ваше величество. Вы, конечно же, правы. Каждый имеет право высказать свою точку зрения, но не в вопросах, касающихся судьбы реформ. Не голосование меня задело, а понимание последствий того раскола в управлении государством, к которому вольно или невольно подталкивают названные политики.

– Здесь, Петр Аркадьевич, я ничего обещать не могу. Мне необходимо очень хорошо все обдумать.

На этом аудиенция у государя была закончена.

6 марта Столыпин созвал министров и доложил им о разговоре с государем. Почти все чиновники выслушали доклад молча, лишь двое попытались указать на желательность другого, мягкого подхода к вопросу о Трепове и Дурново.

Столыпин резко ответил на это:

– Примирения пусть ищет тот, кто весьма дорожит своим местом и положением. Я же считаю необходимым поступать честно и достойно.

На этом совещание, собственно, и было закончено. Все ушли, остался министр финансов.

Коковцев высказал собственное мнение по поводу намерений председателя Совета министров:

– Я думаю, Петр Аркадьевич, что предложенные вами меры нежелательны. Дума вряд ли спокойно проглотит это, в прямом смысле слова, насилие. Такое не прощается. Следует ли требовать от государя, чтобы он карал тех, кого принимал во дворце? Я убежден, закон надо проводить нормальным путем, для чего вторично внести его в Государственный совет.

Столыпин ответил:

– У меня, Владимир Николаевич, нет ни времени, ни желания заниматься подобной бюрократией. Я буду рубить клубок противоречий разом, а не разматывать его месяцами.

– Но это неправильно, Петр Аркадьевич.

– Вот когда вы, Владимир Николаевич, станете на мое место, тогда и поступайте как захотите, посчитаете нужным. Пока же председатель правительства я, значит, будет по-моему. Не смею задерживать.

Коковцев удалился ни с чем.

Столыпин твердо стоял на своем. Это не являлось самодурством, упрямством. Нет, просто Петр Столыпин, в отличие от министров, четко знал, что надо государству, а без чего можно и даже нужно обойтись.

Император обдумывал ответ председателю Совета министров четыре дня. 10 марта Петр Аркадьевич был вызван в Царское Село.

В рабочем кабинете Александровского дворца Николай подписал указ о перерыве сессии с 12 по 14 марта и поручил председателю Государственного совета объявить П. Н. Дурново и В. Ф. Трепову высочайшее повеление выехать из столицы и до конца 1911 года не посещать заседания совета.

Как только указ был опубликован, в обществе начались волнения. Ситуацию усугубило издание закона о западном земстве в обход Думы.

Премьер-министра критиковали все, кто только мог, и лишь националисты высказывались за Столыпина. Ближайшие соратники Петра Аркадьевича предложили распустить и эту Думу, внеся новые изменения в избирательный закон. И все же, несмотря ни на что, дело о западном земстве было доведено до конца. Закон остался в силе.

Реакция партий, фракций, отдельных депутатов и членов Государственного совета, осознание того, что в противостояние был втянут император, и ощущение вины за это не могли не повлиять на Столыпина. Он ощущал себя в одиночестве, хотя ни о какой отставке Николай Второй до сих пор не желал даже слышать.

Дождливым сентябрьским вечером у небольшого дома в Париже остановился молодой человек, на вид лет двадцати трех. Он встал под козырек винной лавки, сложил зонт, посмотрел на номер дома. Да, тот самый, на нужной улице.

Молодой человек зашел в подъезд между магазинчиками, поднялся по лестнице на второй этаж. Справа и слева две двери.

Он подошел к квартире слева, аккуратно постучал и почти сразу же услышал мужской голос:

– Кто?

– Аленский Егор Егорович.

Дверь открылась.

– Входите.

В прихожей Аленский, он же Дмитрий Богров, снял дождевик.

– Добрый вечер. Ну и погодка сегодня. Прямо как в Петербурге.

Мужчина лет пятидесяти пяти кивнул:

– Да, погода действительно препаршивая. Проходите в гостиную.

Богров разделся и прошел в довольно большую комнату.

Егор Егорович Лазарев, известный член партии социалистов-революционеров, указал гостю на кресло:

– Здесь будет удобно, но прошу учесть, у меня не так много свободного времени.

Богров заметил кипу бумаг на канцелярском столе и сказал:

– Я не задержу вас.

Лазарев присел в кресло напротив.

– Слушаю вас, господин Аленский.

– Можно просто Дмитрий.

– Хорошо, слушаю вас, Дмитрий.

Богров устроился поудобнее и заявил:

– Я намерен убить Столыпина.

Лазарев рассмеялся:

– И всего-то? Почему сразу не императора? Молодой человек, мне не до шуток. Если…