Смертельные прятки

Снижаясь на парашюте, Пауэрс начал осматриваться. Под ним открывалось поле, с северной стороны виднелся населенный пункт. Оттуда на полном ходу к полю летел автомобиль. Пауэрс понял, что люди, сидящие в машине, торопятся не просто так. Они едут за ним, по его душу. Еще он понял, что, как бы быстро ни снижался парашют, люди в автомобиле все равно его догонят. На память пришли рассказы друзей-пилотов о коммунистических тюрьмах. Быть плененным советскими властями казалось Пауэрсу ужасным, а тюрьмы СССР должны были быть совершеннейшим адом. И все же принять яд он не решился. «Не сейчас, – в очередной раз повторил он. – Еще не время».

После приземления он успел отстегнуть стропы, а дальше им завладели те, кто охотился за ним на автомобиле. С этого момента его свобода закончилась.

Он не сопротивлялся, когда люди в странной одежде скручивали ему руки бельевыми веревками, когда запихивали его в пропахший навозом автомобиль. Русскую речь он знал плохо, поэтому не мог понять, о чем говорили между собой люди, пленившие его. Пауэрса немного озадачило то, что к нему совсем не обращались. Не задавали вопросов, не требовали объяснений, словно то, как и почему он здесь появился, не имело особого значения. Он не знал, какие события предшествовали его падению и какой переполох он устроил в отдельно взятой советской деревне. Слово «шпион», которое люди, пленившие его, произносили в каждой фразе – это все, что он смог понять.

Те, кто задержал «шпиона», и сами толком не знали, кого и зачем они связали веревками и везут в местный сельсовет. Когда на окраину деревни Поварня посыпались обломки сбитого самолета, взволнованные жители побежали с докладом к местным властям. Председатель Косулинского сельского совета как раз приехал с инспекционным визитом к агрономам Поварни и, можно сказать, оказался в нужное время в нужном месте. Не успели местные жители деревни Поварня выложить свои новости, как из Косулино поступил звонок: над пшеничным полем спускается парашютист! Связав два события воедино, председатель Косулинского сельского совета быстро сориентировался. Отправив на место возможного приземления парашютиста парней покрепче с твердым указанием во что бы то ни стало задержать нарушителя, он связался со свердловским Комитетом госбезопасности и доложил обстановку.

Как и положено людям из КГБ, звонок косулинского председателя их не удивил. Председателю было велено поместить парашютиста под арест, выставив охрану вплоть до приезда людей из госбезопасности, которые, как выяснилось, уже выехали в направлении Косулино. Председатель удивился оперативности комитетчиков, но вслух своего удивления не высказал.

На самом деле удивляться тут было нечему. В Комитете госбезопасности про вторжение «Локхида У-2» знали практически с того момента, как самолет пересек воздушную границу СССР. Его засекли радары ПВО, находящиеся в состоянии повышенной боевой готовности. На то имелись веские причины.

9 апреля над советской территорией был замечен самолет-разведчик. Он летел над Семипалатинским ядерным полигоном, где в то время готовились очередные испытания. Самолет так вольготно чувствовал себя над территорией СССР, так свободно перемещался от одного стратегически важного объекта к другому, что создавалось впечатление, что вторгаться в советское пространство – его законное право. По тревоге были подняты силы ПВО и произведены попытки перехвата самолета-нарушителя. Но ничего путного из этой затеи не вышло.

Когда об этом стало известно первому секретарю ЦК КПСС Никите Сергеевичу Хрущеву, он созвал срочное совещание, на котором присутствовали главнокомандующий войсками ПВО, главнокомандующий Военно-воздушными силами, начальник Первого главного управления внешней разведки и целый ряд военных начальников рангом поменьше. Никита Сергеевич рвал и метал и даже не думал о том, чтобы подбирать выражения.

И было отчего впасть в ярость. После Женевского совещания глав четырех государств и отказа СССР открыть воздушные границы для свободных полетов президент США Дуайт Эйзенхауэр бросил все силы на то, чтобы создать самолет, способный летать на недосягаемой для советских средств ПВО высоте. К 1956 году он добился своего и тут же приступил к осуществлению своей мечты – начал незаконно осваивать советское воздушное пространство.

После первого полета самолета-разведчика над территорией СССР, факт вторжения которого был зафиксирован советскими средствами ПВО, правительство Советского Союза в официальном обращении охарактеризовало действия американской стороны как «преднамеренное действие, рассчитанное на обострение отношений между СССР и США». Советская сторона потребовала прекратить разведывательные полеты, и на какое-то время это помогло.

Но в январе 1957 года полеты возобновились. Только теперь самолеты стали вторгаться все глубже и глубже на территорию СССР. ЦРУ так сильно интересовали стратегические объекты Советского Союза, а полеты приносили беспрецедентно обильные результаты, что остановиться американское правительство было уже не в силах.

За три года самолеты-разведчики сумели сфотографировать полигоны Капустин Яр, Сары-Шаган, авиабазы стратегических бомбардировщиков, полигоны зенитных ракетных войск и многое другое. Советское правительство издало указ начать разработку ракетно-зенитных комплексов, которые сумеют достать ненавистные У-2, и к концу 1957 года получило зенитно-ракетный комплекс «С-75». Заявленная конструкторами высота поражения равнялась двадцати пяти – тридцати километрам, способом подрыва являлась радиокоманда с поста управления. И все же применить установку к американским самолетам-разведчикам никак не удавалось.

К 1959 году ЗРК С-75 модифицировали, теперь управлять комплексом можно было с помощью неконтактного взрывателя. Испытать в деле модифицированный комплекс удалось к концу 1959 года, когда китайский самолет-разведчик попытался нарушить воздушную границу СССР. Он был сбит на высоте двадцать тысяч шестьсот метров, и это был первый в мире высотный самолет, сбитый средствами ПВО. В целях секретности было объявлено, что он сбит самолетом-перехватчиком.

Это было в октябре. А в ноябре этого же года над Сталинградом был уничтожен американский разведывательный аэростат. Высота полета равнялась двадцати восьми километрам, и это тоже была работа ЗРК С-75. Положительные результаты вдохновляли, в правительстве считали, что при должной наладке совместной работы всех систем свободным полетам американских У-2 над территорией СССР скоро придет конец.

Наступил апрель 1960 года. Самолет-разведчик снова летал над Семипалатинском, и его никак не удавалось сбить. Почему? Для решения этого вопроса первый секретарь Никита Хрущев и собрал командующих и главнокомандующих воздушными, сухопутными и разведывательными структурами.

Все задействованные в операции ведомства сначала пытались свалить вину за провал операции по уничтожению нарушителя друг на друга. Главнокомандующий войсками ПВО заявлял, что самолеты-перехватчики заполнили воздушное пространство так, что зенитно-ракетными установками попросту невозможно было воспользоваться, не рискуя подбить свои же самолеты. Главнокомандующий Военно-воздушными силами оправдывался тем, что с Семипалатинского ядерного полигона была получена информация о том, что американский самолет-разведчик летит на очень низкой высоте и самолетам-перехватчикам следует поторопиться, если они хотят разобраться с нарушителем. Начальство Семипалатинского полигона обвиняло командование войск ПВО, что они, по неопытности, не учли близости ядерной бомбы, установленной на испытательном полигоне, и их действия чуть не привели к катастрофе. И все без исключения обвиняли Первое главное управление в том, что у них отсутствует информация о планах американских ВВС относительно вторжения на советскую территорию.

Затем так же дружно начали жаловаться на то, что ведомства просто не готовы к выполнению подобного рода операций, им требуется разработать четкие инструкции, и дело сразу пойдет на лад. Резюме Хрущева удовлетворило, он дал добро на составление инструкций и планов совместных действий. На том и разошлись.

В течение двух недель инструкции разработали, межведомственные тренировки по координации действий провели и привели войска в состояние повышенной боевой готовности. Оставалось только дождаться подходящего момента и испытать новую систему взаимодействия на деле.

Долго ждать не пришлось. 1 мая самолет-разведчик пересек границу воздушного пространства со стороны Таджикской республики. Обнаружен «У-2» был практически сразу, но перехватить его самолетами-перехватчиками не удалось, так как летел он слишком высоко, однако, памятуя гнев первого секретаря, прекращать попытки перехвата никто не собирался.

Несколько часов за самолетом Пауэрса охотились советские самолеты. Затем командование задействовало высотные перехватчики, которые оказались ближе всех к маршруту нарушителя. Пришлось доложить Хрущеву об отрицательных результатах. Он тут же вскипел и потребовал убрать самолет американцев любой ценой. Командиры ВВС понимали, что в случае провала операции полетят их головы. Они приняли решение поднять в небо два высотных перехватчика и отдать приказ таранить самолет-шпион в случае его неповиновения приказу идти на посадку.

Пилотам «Су-9» повезло: на таран идти не пришлось, так как в районе города Челябинска-40 «Локхид» вдруг начал терять высоту. Самолеты-перехватчики решили, что американец собирается произвести аэрофотосъемку с более низкой высоты, ведь под ним как на ладони открывался военный завод по производству компонентов для изготовления ядерного оружия. Такую возможность упускать было никак нельзя. И пилоты перехватчиков сработали четко. Они отошли с линии огня и передали информацию в войска ПВО.

Пятьдесят седьмая зенитно-ракетная бригада тут же получила приказ открыть огонь. По самолету-шпиону было выпущено семь ракет, хотя цели достигла уже первая. Самолет развалился, на экранах локаторов многочисленные обломки выглядели как специально организованные помехи, поэтому соседний дивизион дал свой залп. Спустя полчаса к месту падения самолета уже мчал черный автомобиль с начальником Первого главного управления КГБ СССР, а местные жители везли связанного американского пилота в ближайший населенный пункт.

Первая встреча начальника Первого главного управления с американским пилотом прошла на удивление спокойно. Генерал-майор Сахаровский вошел в здание сельсовета, куда десятью минутами раньше был доставлен Пауэрс, в девять сорок семь по московскому времени. Председатель Косулинского сельсовета не знал генерала в лицо, но военная выправка и манера держаться не оставляли сомнений, что перед ним сотрудник госбезопасности, причем не из низших чинов.

Сахаровский коротко кивнул председателю:

– Генерал-майор Сахаровский ПГУ КГБ, – коротко представился он. – Где подопечный?

– В моем кабинете. – Председатель вытянулся в струнку. Шутка ли, сам начальник Главного управления пожаловал! – С ним два милиционера, у двери поставили охрану из добровольцев. Также охрана по периметру здания.

– Воевал? – догадался Сахаровский.

– Западный фронт, четвертая танковая дивизия, товарищ генерал-майор, – отчеканил председатель.

– За Москву стоял?

– Так точно.

– Жарко там было, – прокомментировал Сахаровский. – Ведите к задержанному.

Председатель указал рукой на лестницу, ведущую на второй этаж. Сахаровский прошел первым. В коридоре второго этажа возле ближайшей к лестнице двери дежурили двое. Сахаровский молча отстранил охрану и вошел в кабинет. На стуле у стены сидел молодой парень в летном костюме. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности.

– Погуляйте, ребята, – велел Сахаровский милиционерам, вскочившим при его появлении.

Милиционеры покосились на председателя, тот кивнул, и они вышли. В кабинете остались только задержанный шпион и генерал-майор.

– На русском говоришь? – спросил Сахаровский, не особо надеясь на положительный ответ.

– Ай донт андестенд. – Голос у шпиона оказался приятный, только немного дрожал.

– Имя? Как твое имя? – произнес Сахаровский и повторил вопрос на английском, которым владел довольно сносно.

– Нейм? Май нейм из Гэри Пауэрс, ай м фром Америка.

– Это я и без тебя знаю, – почти добродушно произнес Сахаровский. – Скажи лучше – сотрудничать согласен? На вопросы будешь отвечать?

– Йес, – проговорил Гэри Пауэрс и для убедительности повторил: – Йес, йес.

Сахаровский удовлетворенно кивнул и открыл дверь. Милиционеры и добровольные охранники стояли у противоположной стены, выстроившись в шеренгу. Председатель Косулинского сельсовета успел сообщить, какую важную птицу занесло к ним в сельсовет, поэтому особого желания высовываться ни у одного не возникало. От Комитета госбезопасности лучше держаться подальше – таково было общее мнение.

– Проводите задержанного до машины, – распорядился Сахаровский. – От имени Комитета государственной безопасности благодарю за содействие в поимке государственного преступника.

Собравшиеся скомканно, кто как, ответили на слова благодарности генерал-майора и поспешили убраться с глаз всевидящего ока госбезопасности. Гэри Пауэрса поместили в автомобиль Сахаровского, на этом для Косулина инцидент закончился.

Пауэрса доставили на Лубянку и без особых переходов приступили к допросу. Сотрудники госбезопасности никак не ожидали, что с такой легкостью получат необходимые сведения от американского шпиона. Но Пауэрс с самого начала выказал активное сотрудничество. Он выложил все: кто он, с какой целью оказался в воздушном пространстве чужой страны, от имени какой организации действует. Пауэрс выглядел простачком, растерянным пилотом, который не до конца понимает значение происходящего. Он так и говорил комитетчикам, ведущим допрос: «Я простой пилот, военный, выполняющий приказ командира».

– Вы управляли самолетом-разведчиком?

– Да, мой самолет был оснащен аппаратурой для аэрофотосъемки.

– С какого аэродрома вы совершили взлет?

– Американская военная авиабаза, расположенная в Пешеваре, Пакистан.

– Как давно американские ВВС используют эту базу для совершения шпионских полетов?

– Примерно три года. Насколько мне известно, два года сотрудничество велось по устной договоренности между премьер-министром Пакистана Хусейном Сухраварди и президентом Эйзенхауэром, а год назад было подписано официальное соглашение.