Наживка для вермахта

Послышались шаги, и в комнату (вернее, в то, что от нее осталось), где находился Шубин и еще трое его бойцов, вошел майор Воробьев.

– Ну, что, взяли мы это чертово управление! – весело сказал он. – Сколько оно нам крови портило, сколько бойцов мы положили, отбивая начинавшиеся отсюда атаки! Ну, теперь это будет твой оборонительный объект, Шубин. О складе можешь забыть, осваивайся здесь.

– А как же немцы, что засели на третьем этаже? – спросил Шубин. – Разве мы сегодня не будем их штурмовать?

Майор поставил автомат к стене и сел на обломок стола. Он достал портсигар, закурил, потом протянул портсигар Шубину и, когда тот тоже закурил, ответил:

– Нет, сегодня уже не будем. Знаешь, бойцам тоже надо когда-то отдыхать. Дело уже к рассвету идет. Часа через два немцы вон из тех зданий на нас в атаку пойдут. Будут пытаться отбить управление. Учти: лезть будут как черти. Ведь им теперь их начальство знаешь какой втык сделало за потерю управления? Так что силы твои людям понадобятся. А сейчас ложитесь, отдыхайте.

– А разве они сверху нас гранатами не закидают? Или на прорыв не пойдут? – спросил Шубин.

– Гранатами не закидают, потому что они у них кончились, – ответил Воробьев. – Ты не заметил, что уже минут десять ни одна граната с их стороны не прилетела? А вот я заметил. Гранат у них нет, да и патроны к концу подходят. Вы с утра начинайте их беспокоить, показывайте, что идете на штурм, заставляйте побольше стрелять. К середине дня у них все патроны и кончатся, придется им делать «хенде хох» и сдаваться. Так что у тебя сегодня будет как бы два фронта – внешний и внутренний. Непросто будет, но ты справишься, я уверен. Боеприпасы мы тебе сегодня подошлем, раненых эвакуируем, насчет них не беспокойся. Думаю, Катя уже скоро появится.

И едва Воробьев успел это сказать, как послышались шаги и в двери показалась медсестра в сопровождении шести санитаров. Подойдя к Воробьеву, она требовательно спросила:

– Сколько у вас раненых? Какие самые тяжелые? И где они собраны? Что-то я не вижу, чтобы вы их собрали.

Командир полка перед этой атакой оказался совершенно беспомощным, он только развел руками и виновато произнес:

– Понимаешь, сержант, раненых мы еще не успели собрать. Бой только что закончился. Да, ты к этой лестнице не подходи и санитарам своим накажи.

– Что, фрицы наверху поселились? – усмехнулась девушка. – Знакомая картина. Надеюсь, капитан их сегодня выселит.

И она быстро взглянула на Глеба. Просто скользнула по нему взглядом, но капитану сразу стало от этого тепло на душе.

Катя пошла осматривать раненых, тут же на месте их перевязывать, давать указания санитарам, кого унести в первую очередь. Майор Воробьев докурил папиросу и отправился к себе на командный пункт. Перед уходом он еще раз пообещал Шубину до утра, в крайнем случае рано утром прислать боеприпасы. А капитан отправился по зданию – смотреть, сколько его бойцов погибло, сколько ранено. Также надо было с командирами двух других батальонов распределить участки, за которые каждый отвечал. Перед уходом он подозвал лейтенанта Либера и приказал выставить охранение возле лестницы на третий этаж.

– И пусть твои бойцы не оставляют в покое немцев, – распорядился он. – Если у них осталось хоть немного боеприпасов, пусть тревожат их огнем. Нельзя им давать отдыхать.

Обход расположения батальона дал неутешительные результаты. При штурме погибли еще 16 человек, и 19 были ранены. Таким образом, только за первый день боев его батальон потерял треть личного состава. Теперь Шубин понял, почему в батальонах Костюкова и Спирягина осталось так мало людей.

Когда он закончил обход, уже начало светать. Часовые заняли свои посты возле окон, остальные бойцы улеглись, кто где мог, и погрузились в сон. На двух этажах бывшего заводоуправления установился, можно сказать, покой. Только трое бойцов Либера, оставленных возле лестницы, время от времени тревожили немцев на третьем этаже, обозначая штурм, да Катя все еще обходила раненых. Но вот она отправила в тыл своих санитаров со второй партией тяжелораненых, осмотрела всех, кто нуждался в помощи, после чего села, привалившись к стене. Шубин подошел к ней, спросил:

– Ничего, если я рядом посижу? Не помешаю?

– Зачем спрашивать? – отозвалась девушка. – Вы тут хозяин, я в гостях. Закурить не найдется?

– Отчего не найтись, найдется, – сказал Глеб. – Только у меня не папиросы, махорка…

– Ничего, я привыкла, – проговорила Катя.

Оба закурили. Сидя у стены, Шубин искоса посматривал на девушку. Хотя уже немного рассвело, он все еще не мог определить цвет ее глаз. Но это было не так важно. Важно было другое: рядом с ней Шубину было как-то веселее. Словно от девушки исходило какое-то тепло.

– Давно вы здесь воюете? – спросил он.

– Да с самого начала, – отозвалась Катя. – Я весной медучилище окончила, и меня направили в Шестьдесят вторую армию. Тогда еще на Дону бои шли. А потом отступали до Сталинграда, и бои начались в городе. В общем, я тут давно. А вы, я слышала, сегодня на немецкий танк, как на быка, с плащом ходили? Интересная, наверно, была картина.

– Не знаю, я со стороны не смотрел, – ответил Шубин. – Может, и интересная. А давайте вы меня не будете на «вы» звать? Я еще совсем не старый, и не майор, только капитан. Давайте на «ты»? Кстати, меня Глебом звать.

Однако девушка покачала головой:

– Больно быстро у вас получается, капитан. Насчет Глеба я учту, но лучше пока будем на «вы».

Она хотела еще что-то сказать, но тут на лестнице послышались шаги и вошли четыре человека, которые несли ящики с патронами. Это принесли обещанные майором Воробьевым боеприпасы. Шубин поспешно встал – надо было показать, куда сложить ящики, а потом раздать патроны по ротам. Кате тоже нашлось дело – вернулись ее санитары, и она помогла им грузить на носилки оставшихся раненых. А потом вместе с ними ушла к себе, в медпункт.

А едва Шубин успел раздать патроны по ротам, как за окном загрохотало – немцы пошли в атаку на заводоуправление. Капитан проследил за тем, как идет отражение этой атаки, а затем собрал группу бойцов и с ней направился к лестнице на третий этаж. Он твердо решил еще до полудня покончить со «вторым фронтом» у себя над головой. На этот раз его солдаты не просто обозначали наступление на засевших наверху врагов, а стали штурмовать третий этаж.

Вскоре выяснилось, что боеприпасов у немцев совсем мало. Их хватило только на защиту одного лестничного пролета. После этого стрельба наверху совсем прекратилась и кто-то крикнул, плохо выговаривая русские слова:

– Не стреляйт! Мы есть сдаваться!

– Оружие оставьте наверху! – приказал им Шубин по-немецки. – Спускайтесь по одному, с поднятыми руками!

И вот по лестнице вниз проследовали сдавшиеся враги. Их оказалось 18 человек. Всех крепко связали и посадили внизу, в подвале. Там они должны были ждать темноты, того момента, когда их отведут на берег Волги, погрузят на баржу, а затем отвезут в тыл, в лагерь военнопленных.

Ликвидировав группу врагов у себя в тылу, Шубин полностью переключился на отражение атак немцев. А они с каждым часом делались все яростней. Но до полудня в бой шла только пехота. А в полдень с немецкой стороны послышался рев танковых моторов, и перед заводоуправлением показались три танка. И на этот раз их сопровождала пехота.

Теперь солдаты Шубина бились из последних сил. Выстрелами танковых орудий была разрушена часть здания. Был момент, когда в правом крыле управления не осталось никого из защитников, и группа немцев смогла ворваться туда. Но затем лейтенант Гришин со своими людьми, при поддержке бойцов из батальона сержанта Костюкова, сумел снова выбить врагов из здания. А Спирягин, стреляя из противотанкового ружья, сумел подбить одну вражескую машину. Остановившийся и потерявший управление танк забросали гранатами, он взорвался. После этого оставшиеся танки отступили.

И опять, как и накануне, Глеб не заметил, как прошел день, как настал вечер, а затем и ночь. Когда темнота сгустилась, бой, наконец, затих. К этому времени Шубин падал с ног от усталости. И не он один: едва стихла стрельба, как все бойцы легли на тех местах, где держали оборону, и не шевелились.

Однако капитан не мог лежать: ему нужно было еще подсчитать потери, узнать, сколько у него раненых, и отправить донесение в штаб полка. Оказалось, что в этот день погибли столько же бойцов, сколько и при ночном штурме управления, – 16. А вот раненых было меньше – 12. «Какие потери! – думал Шубин. – Такими темпами еще три дня боев – и от моего батальона никого не останется». Однако, передавая сведения о числе раненых, он испытал что-то похожее на радость – значит, к нему в батальон снова придет Катя, он снова ее увидит.

Однако тут Шубина ожидало разочарование: когда в здание бывшего заводоуправления явились санитары и с ними медсестра, оказалось, что пришла не Катя, а совсем другая женщина. Звали ее Серафима Андреевна, она была властная, громогласная и ничем не походила на Катю.

Глава 4

Прошел первый день Шубина в Сталинграде, прошел и второй, и третий, и четвертый. Постепенно он втянулся в эту непривычную для него стихию боев в разрушенном городе. Привык пользоваться рацией, вовремя отсылать сводки о потерях, просить и даже требовать боеприпасы, питание. Потери в батальоне постепенно уменьшались: бойцы овладевали навыками уличного боя, учились прятаться от артобстрелов, сами стали метко стрелять.

Однако сокращение числа защитников управления сказалось: на третий день немцы предприняли особо яростную атаку, которую поддерживали два танка. И хотя бойцы Шубина, Костюкова и Спирягина так же яростно отбивались, удержать здание не смогли. Им пришлось отступить на прежние позиции в цеху. Впрочем, сержант Костюков находил в этом отступлении свои преимущества: ведь отсюда было ближе ходить за водой.

В эти три дня, которые последовали за первым, Шубина ждала радость: Катя теперь появлялась каждый день, и им несколько раз удалось посидеть и побеседовать. И хотя девушка все еще отказывалась перейти в их общении на «ты», держала дистанцию, но Глеб чувствовал, что ей с ним интересно, он ей небезразличен. И это было просто замечательно!

Вечером четвертого дня пребывания Шубина в качестве пехотного командира у него состоялся особенно душевный разговор с Катей. Провожая ее в медпункт, Глеб на прощание нежно пожал девушке ладонь и ощутил такое же нежное ответное пожатие. И это переполняло его радостью. Можно даже сказать, что в этот вечер он был счастлив.

Так он сидел в углу цеха, тихонько потягивал кипяток, настоянный на каких-то травах (их накануне подарил командиру боец его батальона Леша Курмак, выходец с Урала). Сидел и вспоминал встречу с Катей.

Тут вдруг послышался стук камней, звук шагов, и в цех вошел незнакомый военный. Это был невысокий коренастый человек лет сорока. И хотя вошедший носил простую солдатскую телогрейку, как-то сразу чувствовалось, что он офицер.

Вошедший огляделся, потом подошел к Глебу и спросил:

– Случайно, не ты капитан Шубин?

– Я и есть, – ответил тот. – А вы кто?

– А я твой непосредственный начальник, – проговорил вошедший. – Пока что я о тебе только слышал, вот теперь и увидеть удалось. Будем знакомы: начальник разведки фронта полковник Уколов.

Шубин встал, приветствуя коллегу-разведчика. Он чувствовал, что полковник пришел к нему не просто так, а с какой-то определенной целью. И он не ошибся. Уколов сел рядом с Шубиным, расспросил о ходе боев, о потерях. Капитан предложил гостю своего травяного чая, но тот отказался и вскоре перешел к делу.