Засада у ржаного поля

Вечером дед Ероха спросил скоро ли закончат сев.

– Пшеницу посеяли. Остались горох, овёс, травы – через два дня закончат.

– Ну а у тебя как? Сколько заработал.

– Угадай.

– Снова четыре? Или уже пять?

– Четырнадцать с полтиной.

– Ух ты! И пропустили?!

– Нет, конечно. Обидно, дед!

– Понимаю, понимаю. Вот ты спрашивал, что значит «не туда мы пошли». Я тебе сегодня подробно растолкую. Дело было в начале шестидесятых уже при Василии Ивановиче – втором нашем директоре. Был у меня друг Лёня Мачнев. Жил на том конце совхоза. Я уже был на пенсии, а он ещё работал – шофёром на ГАЗ-93. До работы был жадный, и всё ему хотелось себя показать: вот, мол, на что я способен. А тут уборка. Где ж себя показать, как не на уборке! Подготовил он свой самосвал: нарастил борта, заделал щели, усилил рессоры. Ещё комбайнёры на комбайны не сели, он тут как тут. Первым загружался и пёр. Ни одной остановки, ни одной поломки, вместо двух тонн вёз три с половиной. На дороге каждую кочку, каждую ямку знал. Разгружался и стрелой назад в поле. На бригаде обед – он с тока повёз зерно на хлебоприёмный пункт. Перекусывал, не выпуская из рук штурвала: кусок хлеба с солёным огурцом, что жена в сумку сунула, запивал чаем из бутылки – всё на ходу. Вечером то же самое. Комбайнёры спать пошли, а он с тока на ХПП[2 - ХПП – хлебоприёмное предприятие] несколько рейсов делал. «Молодец!» – кричат. В районной газете статья и фотография: «Леонид Анисимович Мачнев передовик! Победитель соцсоревнования!» Приходит пора зарплату получать, а у него за месяц выходит восемьсот рублей! – «Нет, – говорят, – не пойдёт! Нет у нас зарплат восемьсот рублей». А где собака зарыта? Проверяют – всё правильно. На каждый рейс есть документ. «Ищите», – говорят». И нашли. «Грузоподъёмность-то три с половиной, а мы расценки брали для двухтонки». – «Так это я придумал, как грузоподъёмность вдвое увеличить!» – «Это не считается!». Ну и пересчитали. Четыреста семьдесят ему оставили. И то с трудом, со скандалом выдали! А у меня в то время батя ещё живой был – девяносто лет. Услышал, обрадовался: «Ну вот им и конец! На этом они себе шею и сломают! Бьют тех, кто много работает. Работяг выведут, одни лодыри останутся! Спасибо тебе, Господи, теперь и помирать можно!». Бабка моя тоже слышала. Слышь, Ульяшка? Подтверди! Говорил батя?

– Говорил, говорил, летна боль! Только Василий Иванович ему, Лёньке-то, после этого бесплатные путёвки доставал на Чёрное море: три года в пансионатор ездил. С горлом у него что-то было. От горла и помер.

– Батьке моему радостно было, а мне – досада. Народ жалко. Зачем столько погубили? Не хочу, чтобы зря! Я тогда уже за вас, чертей, был.

– За кого, за нас?

– За коммунистов и комсомольцев. За мамку твою. Много я, Мишка, вспоминал, много думал. Сказать – не пересказать! Совсем было поверил… А вот ушёл Василий Иванович, нынешний пришёл – Афанасий Назарович. Отца его я хорошо знал – в нашем колхозе был председателем. Суровый человек!

– Это как?

– Мучил людей, гнал на работу матом, а иногда и плетью! Но сам работал! До ночи, до обморока – вместе со всеми. Жрал с нами из одного котелка, и жил открыто – что колхозникам, то и ему, за это и прощали… А сынок его – не то. Орёт, как папаша, а с работягами за один стол не сядет! И на праздники ему из Райпо завоз прямо домой. Новый помещик! Премии специалистам отдельные, дома отдельные – под себя гребут. Колька Денисов мешок овса украл – ему три года! Бригадир Федька Гребнев машину зерна – в райкоме отмазали. А Федькина мать – старая дура – а понимает: «Мой Хведя партейный, партейных не садют!». Это как? Вот я и говорю, на старый след свернули: как были у людей руки загребущие, так и остались. Не получился новый человек. Не получилось равенство. А мне это жалко, ей Богу, жалко!

Назавтра Мишка увидел в сварочном цехе недовольного дядю Петю Фомичёва.

– Балбес ты! – сказал он, грустно глядя на белый свет мутными глазами. – Такую расценку испортил!

Мишка ничего не ответил.

– Тебе дураку, надо было одну колоду сварить и идти с мужиками в треньку[3 - Популярная в 70-х и 80-х годах карточная игра] играть.

– Я не знал, думал, чем больше сделаю, тем лучше.

– Это, Мишка, только в газетах так пишут, а на самом деле, чем больше сделаешь, тем аккуратней расценку срежут – это ты навек запомни. Я ведь тоже из-за тебя пострадал – два рубля тю-тю. Людка злая, хочет исправить.