Роскошь ослепительной разрухи

– У кого это, у вас?

– У нашего братства! И покрасить кинжалы надо особой краской, самой дорогой.

– Это Денис всё выдумывает! Ох, нехороший он мальчишка! Скажи ему, что я пожалуюсь бабе Даше, если не перестанет дурить вам головы, – сказала Альбина Николаевна.

– Ну, бабушка! – скуксился Федя, и на его ясных глазах выступили слёзы.

– Разговор окончен! – рявкнула мать.

Федя ушёл.

– Тревожит меня Федька, – сказала Юля, – подчиняется каждому встречному негодяю. У него совершенно нет воли! Этот его одноклассник Кирилл весь учебный год издевался над ним, теперь Денис! Встречу – прибью вместе с его бабкой! Был бы у Федьки отец, как у меня… Какой он у нас ни был, но за нас любому пасть бы порвал.

– Да уж. Как он говорил: «Я лев, моё дело защищать прайд, если надо, ценой жизни». Только от него самого кто бы нас защитил!

– Ну знаешь… Лучше такой, чем никакой! Других-то нет.

– Почему же нет?! Мы сами виноваты, что не можем разглядеть хорошего человека. Выходим за павлинов с индиговыми грудками и распущенными хвостами, а потом: ах-ах и оправдываемся, что все такие.

– Странно ты говоришь! Тётя Зоя мне на днях сказала: «Мать-то твоя не на белый свет глядит, а внутрь себя. А это бывает только, когда человек или смертельно болен, или бесконечно счастлив». Ты, правда, не влюбилась ли?

– А почему бы мне не влюбиться? Не вознаградить себя за сорок лет жизни с отцом, царствие ему небесное! Он мне хоть раз сказал доброе слово? Или цветок подарил? Или комплимент сделал? Красоту мою заметил?

– Мам! Ты что, действительно? Не шутишь?

– Да шучу, конечно! Шучу! Поздно мне.

– Бабушка, бабушка! – закричал неожиданно появившийся на огороде Федя. – Тебя какой-то дяденька спрашивает.

– Что за дяденька?

– Высокий, красивый…

Альбина Николаевна и любопытный Феденька поспешили к выходу с огорода. Навстречу шёл подтянутый седой мужчина в светло-серых брюках и белой рубашке:

– Ну здравствуй, Аля!

– Коля!! Ах, боже мой! Вот не ждала!

– Здравствуй, здравствуй, царица моя ненаглядная! – он обнял её, привлёк к себе горячими загорелыми руками и поцеловал в губы.

Мир, в котором она жила, куда-то пропал, и вместо него вспыхнул совсем другой – яркий, незнакомый, бесконечно счастливый…

– До чего же ты хороша, Алечка! – сказал Николай, и Альбина Николаевна очнулась.

Прежний мир встал на своё место, и первое, что она увидела, была неловкая улыбка Юльки, стоявшей перед рядами малины, и глупо-улыбающаяся рожица Феденьки.

– Коля! Да как же…

– У меня в Райцентре на Луговой улице тётя живёт – мамина сестра, решил навестить. Я у неё последний раз был двадцать семь лет назад. Я тогда постеснялся к тебе заехать. А сейчас подумал: заеду-ка, авось, не прогонит.

– Да ты что! Я так рада… Ты себе представить не можешь! Я знала, что ты приедешь! Я чувствовала, что увидимся! Коленька, дорогой ты мой, как я рада! Счастлива! Юля, да познакомься же! Это друг моего детства Николай Александрович! Я тебе когда-то говорила. Мы вместе в школу ходили, сидели за одной партой.

– Очень приятно, – всё с той же неловкой улыбкой сказала подошедшая Юля.

– А это, значит, твой внук? – сказал Николай. – Здравствуй, Фёдор!

– Здравствуйте! – ответил Феденька. – А откуда вы знаете, как меня зовут?

– Бабушка мне о тебе кое-что сообщила. Мы ведь с ней друзья в «Одноклассниках». Ты кем хочешь стать?

– Астрономом. Я уже все планеты знаю! И знаю, что таких вселенных, как наша, миллиарды! Представляете? – Миллиарды!

– Слушай! Какой умный у тебя внук! Молодец, Фёдор!

– Ну пойдём, пойдём в дом, Коленька! – сказала почти оправившаяся от потрясения Альбина Николаевна.

– Подожди, дай оглядеться. Избу-то нашу не узнать, – сказал Николай, глядя через дорогу на свой бывший дом.

– Да. Третьи хозяева переменились. В прошлом году сделали капитальный ремонт: нижние венцы поменяли, сайдингом обшили, крышу перекрыли, вон какая красивая – цвета морской волны.

– А у тебя всё по-старому.

– Мужских рук нет, да и не было никогда… А самой не по силам. За сорок лет только и сделали, что к центральному отоплению подключились.

– Постой, постой, а где же котельная? Она стояла там, за твоим огородом. Моя мама работала кочегаром. В её смену я иногда прибегал к ней мыться в душе – горячей воды было вволю. Намёрзнешься на улице – такое блаженство было принять горячий душ!

– Эту котельную давно разрушили. Видишь, развалины клёнами заросли. В девяносто третьем году ввели в эксплуатацию новую пятиэтажную – вон она стоит! Самое высокое здание в селе. Когда у совхоза не стало денег, её передали на баланс сельской администрации. А у неё и подавно денег не было. За тридцать лет выдрали и сдали в металлолом оборудование, мальчишки выбили окна и носятся по крыше и эстакаде. Видишь – на крыше уже берёзка выросла.

Миллион двести тысяч советских денег стоила. А потом построили маленькую, модульную, которая отапливает школу, детсад, медпункт. Соседи подключились к школе, а я к соседям. Впечатлений на всю оставшуюся жизнь хватит.

– Что-то случилось?

– Сварщик подсоединил нас через пластиковую трубу. А её сорвало. Погреб кипятком затопило. Картошка сварилась, фундамент размыло. Целый год ремонтировали. А я одна. В год Васиной смерти произошло. Он хоть сам ничего не умел, но знал кого позвать, где что достать… Да и постоять за нас умел. А мне пришлось к тому же сварщику второй раз обращаться; и он ещё раз с меня деньги содрал за работу.

– Скажи кто-такой, он тебе их в зубах на коленках принесёт!

– Что ты, Коля! Четыре года прошло! Я не хочу! Бог с ним!

– Добрая ты, боярыня!

– Ну пойдём, пойдём в дом!

– Зачем в дом? Я не просто так приехал. Шашлыком вас накормлю.

– Да как же? У меня ни шампуров, ни мангала, – сказала Альбина Николаевна.

– Нет проблем! Мясо, мангал, угли, шампуры – всё привёз! Я ведь на машине. Каршеринг – знаешь такое слово? У тёткиного соседа взял на день. Стоит в тенёчке под твоими клёнами. Но, требуются небольшие подготовительные мероприятия. Столик у вас есть, чтобы всё под рукой было? Противень или большое блюдо? Пока, пожалуй, всё.