– Хозяина руки, говорю, нашли. И я, кажется, знаю, зачем её отчекрыжили.
Я указал лучом фонаря в дальний угол, где располагалась массивная металлическая дверь. Рядом с ней, на выступающем из стены табло размещалась небольшая стеклянная панель с кодовым замком.
– Что это?
– Дверь, – тут же выпалил Шилов.
– Дык, понимаю, что не атомная субмарина! Рядом что?
– Сканер отпечатков пальцев.
– Ну вот, – я хмыкнул, – можете ведь нормально соображать, когда захотите. Мы как вошли, я сразу дверь приметил, пока вы там желудок прочищали. Теперь-то всё более-менее проясняется. Видите его глаза, профессор?
– Более того, Александр, я вижу огромное пулевое отверстие у него в черепе, – сдерживая рвотные позывы, просипел Шилов.
– Он – «язвенник».
– Зомби?
– Именно. Уж не знаю, что здесь произошло, но, думаю, этому мужику отрезали руку, чтобы открыть дверь…
– И они вошли внутрь? – с азартом спросил профессор, напрочь позабыв о приступах тошноты и с интересом разглядывая обезображенный труп. – Хотя как они могли туда войти, если датчик распознаёт лишь живую плоть?
Сказав это, учёный замолчал.
– Только живую плоть? – переспросил я его, а сам пытался выстроить примерный сценарий произошедшего: наёмникам нужно было проникнуть в находящееся за дверью помещение. С ними шел учёный. То ли он был «язвенником» с самого начала, то ли стал таковым уже в здании, но руку его отделили однозначно ради открывания двери. Умный датчик, разумеется, не распознал мёртвую плоть, и наёмники распсиховались, устроили перестрелку. Логично? Вообще-то не очень. Другое дело, если все головорезы разом сошли с ума… А такое возможно лишь в случае пси-воздействия.
– Да, только живую. В научном лагере на Озере установлены такие же системы. В подземные лаборатории могут попасть только те, кто занесён в базу компьютерной системы, и то лишь после проверки отпечатков пальцев, частоты сердечных сокращений и прочих параметров.
– Чтобы удостовериться, что они не зомби и не мутанты? – догадался я.
– Да, Александр! Наверное, наш «Камень» именно за этой дверью.
– Не думаю, что у Тарантула, нашедшего его, был допуск. Тем более, нам ясно сказали – в подвале. Здание большое, можно поискать вход в другом месте.
Шилова явно расстроило, что его догадка была так легко отметена, и житейский опыт вкупе с наблюдательностью в мгновение ока затмили все его научные степени и стройную логику рассуждений.
– Да, верно, – чуть виновато произнёс он. – Но, может, потом всё-таки попробуем туда заглянуть?
– Нет, профессор, не попробуем. Наша задача состоит в другом – провести общие замеры. Если «Камень» существует, выбраться отсюда живыми и здоровыми. А если потребуется вскрыть неизвестно куда ведущую дверь, пусть для этого снаряжают отдельную рейдовую группу. У нас на это нет ни времени, ни оборудования, ни прикрытия, если вы не заметили. Да и трупы наталкивают на нехорошие мысли.
– Да, Александр, всё верно, – сокрушенно отозвался Шилов, – просто наличие столь дорогого устройства в непосредственной близости от моей мечты…
Он осёкся.
– Это вы про «Камень» с такой теплотой говорите?
– Ну конечно, Александр. Я ведь когда впервые услышал про него, решил, что это научный прорыв, и я…
– Думаете, «Камень» – это эксперимент?
– Возможно, – уклончиво ответил профессор. – Знаете, военные нам всего не говорят. Они строят какие-то бункеры и лаборатории по всей Зоне и отправляют туда лишь тех, кто прошел через проверку этих… как их…
– Особистов с Рубежа?
– Да, Александр, точно! Поговаривали даже, что именно военные создали Зону в результате неудачного эксперимента с ноосферой. Или удачного… Ведь никогда Россия не была так могущественна раньше! И это всё потому, что у нас есть Зона. Это и проклятье, и оружие!
Я усмехнулся.
– Вы в это не верите, Александр?
– Эти байки в сталкерской среде появились, когда ещё и военсталов не было. Трепались все, кому не лень, мол, среди военных чинов в России, Украине и Белоруссии есть теневое правительство, и оно использует эту самую Зону для влияния в мире. Но это чушь! Гораздо большая чушь, чем «Скорбящий Камень».
– Почему, Александр? – не унимался профессор.
Он семенил следом за мной, и когда я с пистолетом наизготовку входил в очередную тёмную комнату, осматривая через прибор ночного видения бесформенные кучи хлама, боязливо пятился обратно в коридор.
– У нас мало времени, – отвечать на нелепые вопросы я не собирался, – не отставайте.
– Так, может, вы мне дадите пистолет, а сами будете с автоматом? Так мы ускорим поиски, Александр.
– В помещении с автоматом неудобно, – отмахнулся я, – да и пистолет я вам не доверю, уж простите.
– Понимаю, Алекса…
Я остановился как вкопанный, и учёный, идущий следом, уже в который раз за сегодня налетел на меня. Звякнули, соприкасаясь с цевьём моего спецавтомата, металлические детали его обмундирования. Пытаясь отступить, он задел рукой крепления моего ПНВ, и тот, сорвавшись, полетел на бетонный пол. Любить вашу душу! Эхо рассыпало звук бьющихся деталей по мёртвому зданию. Отзываясь на грохот, тьма колыхнулась…
– Простите, Александр, я не…
– Замерли! – шикнул я на него. – Там кто-то есть…
– Где?
– В рифму ответить? Живо назад!
Я шагнул к стене и включил закреплённый под стволом пистолета фонарь. Мог отобрать у Шилова его «ночник», но не стал. Пока приладишь его на свой шлем…
Голубоватый луч метнулся в дальний угол, где коридор резко изгибался, уходя вправо. В полосе света на миг возникла человеческая фигура.
Я нажал на спусковой крючок. Хлопнул придушенный глушителем выстрел.
– Назад! Тут «язвенник»!
Профессор что-то сказал, но мне уже было не до его рассуждений. Мощности фонаря оказалось недостаточно, чтобы осветить весь коридор с чёрными провалами дверных проёмов. Там, в сгустившейся тьме, был враг. Враг, который затаился после моего первого выстрела.
– Включите свой фонарь, профессор, и дайте его мне, – скомандовал я, стягивая с плеча ремень автомата, – а пистолет возьмите. Будете прикрывать меня со спины.
Учёный ловко принял у меня из рук тяжеленный «Грач», выдернул из ременного чехла фонарь, встал со мной спина к спине. И я впервые пожалел, что про себя называл Шилова безмозглым, нерасторопным и постоянно подкалывал его. Теперь же учёный ничего лишнего не говорил, был предельно собран. Быть может, грозящая опасность так преобразила толстолобика, а может, он всегда таким являлся, да я не замечал.