Особенности американского мышления. Закат физики в западной цивилизации

Высказывание Марка Твена «Для человека, у которого есть только молоток, любая проблема выглядит как гвоздь» абсолютно применимо к сегодняшней Америке. Какими бы сложными ни были этнические, религиозные или экономические переплетения в конфликтных регионах мира, всегда найдется подходящий «плохой парень», которого необходимо устранить при помощи смены режима.

Любой наблюдатель, следящий за этими действиями в течение длительного периода времени, заметит, что такая политика недальновидна и поверхностна, даже если негативные последствия становятся заметны только спустя годы. Подобная недальновидность и поверхностность характерны и для значительной части науки. Отсутствует видение того, к какой цели технический прогресс должен привести мир, а также отсутствие размышлений о том, почему законы природы имеют именно ту форму, которую мы наблюдаем.

Вопрос «почему» – это мать всех естественных наук.

    Артур Шопенгауэр

Изменение исследовательского климата

Решающие достижения цивилизации происходили только во времена свободы мысли, когда люди могли обсуждать нетрадиционные идеи без репрессий и страха. Это можно проследить на примере древних городов-государств на греческих островах[39 - Фалес Милетский, например, придерживался мнения, что мир можно понять, если только приложить усилия к его правильному наблюдению (Schr?dinger 1956, p. 72ff.).]. Такая свобода, которая, по словам Томаса Джефферсона, является «первородной сестрой науки», уже не в лучшей форме во времена усиливающейся цензуры общественного дискурса. Как только тема каким-то образом оказывается политически окрашенной, исследователь предпочитает оставить ее в покое.

Если в прошлом веке в Советском Союзе преследовали диссидентов, то сегодня Запад преследует таких людей, как Эдвард Сноуден, Челси Мэннинг и Джулиан Ассанж, чьи «преступления» заключались лишь в том, что они вспомнили о конституционном и международном праве и разоблачили военные преступления. Тем не менее американская общественность по-прежнему видит себя борцами за свободу, хотя это уже давно отошло на второй план.

Американские солдаты, размещенные в 170 странах, празднуют независимость от иностранной сверхдержавы.

    Der Postillon
    (немецкий сатирический
    журнал), 4 июля

Аналогичный образ мышления широко распространен и в современной науке. Если верить прессе, легионы исследователей ведут героическую борьбу за окончательную разгадку тайн природы. Журналы полны историй успеха на этом фронте исследований, как будто настоящее уникально. Но когда вы понимаете, насколько далеко наука отошла от своего идеала истинного поиска фундаментальных законов, вы осознаете, что она терпит здесь такое же поражение, как и политика.

Менталитет, с которым подходят к научным проблемам, очень похож на военный: вооружаешься оборудованием и аппаратурой, создаешь институты, организуешь большие группы и, если нужно, решаешь проблему грубой силой. Это делается в экспериментах с использованием все более высоких энергий и все более крупных телескопов, а в теории – с помощью смелых стратегических замыслов, при необходимости постулируя дополнительные измерения реальности. Но наука так не работает. К научным революциям приводили случайные обстоятельства и творческие комбинации мыслей, но не кампании, проводимые с помощью грубой силы.

Опьянение возможностями

В течение многих лет Америка была опьянена своими возможностями, и во многом не без причины. Только в стране с огромным количеством талантов и огромной экономической мощью могли быть реализованы Манхэттенский проект и высадка на Луну. Более того, для этого требовались драйв и энтузиазм, характерные для США. Эти уникальные успехи заставили многих поверить: Америка может достичь чего угодно, особенно при наличии почти безграничных материальных ресурсов, квалифицированной рабочей силы и совершенной организации.

Чувство всемогущества и идея, что все проблемы можно решить с помощью силы, проявлялись не только в политике. Соответствующие постулаты пронизывают науку, которая действительно ставила перед собой великие цели, такие как борьба с раком[40 - Даже при Ричарде Никсоне, в остальном не совсем сироте, США ставили перед собой такие цели, служа человечеству. Сегодня это редко встречается.]. В течение десятилетий доминирующие исследования в Америке основывались на опробовании все новых и новых коктейлей ядов, которые должны были разрушить раковую опухоль, не убивая пациента. Эти химиотерапевтические средства, безусловно, эффективны, но они не решили проблемы образования опухоли. В отличие от этого, фундаментальная работа немецкого лауреата Нобелевской премии Отто Варбурга о причинах рака, которые, возможно, кроются в клеточном метаболизме, осталась практически незамеченной и лишь недавно была вновь взята на вооружение в Бостонском колледже доктором Томасом Сейфридом[41 - В своей книге «Рак как метаболическое заболевание» (Wiley 2012).]. Только время покажет, какой подход в конечном итоге окажется успешным. Но и здесь разница между культурами старого и нового миров очевидна[42 - С другой стороны, нельзя отрицать, что иногда грандиозные замыслы генеральной атаки оказываются успешными, как, например, в случае с проектом «Геном человека».].

Мыслить в интересах планеты

После Второй мировой войны физики с тем же оптимизмом и энергией подошли к решению проблем элементарных частиц, построили еще более крупные ускорители. Позже я расскажу о том, к чему это привело, но уже сейчас это свидетельствует об изменении мышления по сравнению с тем, что было раньше. С таким же оптимизмом, с привлечением десятков тысяч теоретиков и сложнейшими расчетами решаются сегодня проблемы так называемой теории струн или суперсимметрии, но со скромными результатами по сравнению с разработками начала прошлого века.

Похоже, что империя США не только перенапряглась политически, но и потеряла духовные основы, которые могли бы позволить ей «ответственное мировое господство». В первую очередь необходимо положить конец ядерному балансу террора, который представляет потенциальную опасность уничтожения для всего человечества. Более того, для любого здравомыслящего человека должно быть очевидно, что в цивилизации, все больше зависящей от технологий, война не имеет смысла, потому что ущерб всегда больше, чем польза. Для устойчивого глобального мышления в интересах планеты и ее обитателей, вероятно, не хватает не только идей и навыков, но и желания, а то и вообще понимания, что это – главная задача цивилизации.

3. Кризисы, пузыри, крах:

Симптомы краткосрочного мышления

На первый взгляд, между экономической ситуацией и состоянием науки нет прямой связи. Однако сегодняшняя экономическая система и то, как ведется фундаментальная наука, обнаруживают параллели в мышлении. Есть даже понятия, которые полностью аналогичны. Это становится очевидным, как только мы посмотрим на развитие науки и экономики с течением времени.

В национальной экономике существуют более или менее продолжительные фазы роста, за которыми обычно следуют относительно короткие, похожие на кризис, события. Это могут быть обвалы цен на фондовых рынках, банковские кризисы или даже развал целых экономических систем. Рост не всегда является здоровым. В истории неоднократно возникали «пузыри», которые после незаметного роста заканчивались резким падением, которое часто сопровождалось крупными девальвациями и списанием долгов.

Философ Томас Кун описал точно такую же временную последовательность в своей работе «Структура научных революций». Существуют также длительные фазы так называемой «нормальной науки», которые обычно заканчиваются относительно коротким кризисом, называемым сменой парадигмы. Ярким примером тому служит Коперниковская революция. Долгое время люди были слепы к признакам кризиса в так называемой эпициклической модели, которая показывала чрезмерно сложные планетарные орбиты только для того, чтобы искусственно удерживать Землю в их центре. Основные предположения модели, согласно которым все должно состоять из кругов, не подвергались сомнению.

Если бы Господь Бог спросил у меня совета при сотворении мира, я бы посоветовал что-нибудь попроще.

    Король Альфонсо X Кастильский
    о геоцентрической модели

Мания повсюду

Но бывают кризисы и в гораздо более коротком временном масштабе. Развитие науки может быть таким же иррациональным, как печально известная мания луковиц тюльпанов в Голландии 1630 года, когда луковицы обменивались на эквивалент дома. Например, в 1903 году, вскоре после открытия рентгеновских лучей, французский физик Блондло полагал, что обнаружил доселе неизвестные «N-лучи». Было опубликовано 300 работ, прежде чем лучи оказались коллективным самообманом более сотни исследователей.

Признаки приближающегося кризиса часто подавляются – вероятно, это человеческая особенность, которая проявляется во многих областях. Но проблемы также скрываются вполне реальным образом; достаточно вспомнить мировой банковский кризис 2008 года, который был обелен на деньги налогоплательщиков. В некотором смысле все эти деньги аналогичны все более высоким энергиям, которые пытаются достичь в экспериментах на коллайдерах в физике частиц без разрешения фундаментальных противоречий в самой модели.

С другой стороны, инфляционное развитие в результате интервенций центральных банков можно сравнить с инфляционным ростом свободных параметров, непонятных чисел, используемых для описания экспериментов, которые порождают все новые частицы. Усложнение, сопровождающее это, приводит к неуправляемости, которая уже была характерна для геоцентрического мировоззрения, но также находит современную параллель в неуправляемых продуктах финансовой индустрии. Они также служат для того, чтобы как-то разместить средства, произведенные в результате инфляции. Такие «изобретения», как деривативы, являются аналогом нестабильности системы.

Подобно тому как инфляционное увеличение денежной массы все меньше отражает стоимость реальных товаров, увеличение произвольных параметров в описании данных больше не имеет никакого отношения к реальному эквиваленту в наблюдениях. Таким образом, долги в экономической системе соответствуют тем ожидаемым наблюдениям в физике, которые еще не были сделаны. В современной науке многие вещи постулируются без прямых доказательств, только чтобы сохранить модель. Благодаря этим ситуативным объяснениям научное предприятие продолжается. Но проблемы не были поняты, не говоря уже о решениях.

Долги и галактические теневые банки

Например, необъяснимо высокие скорости вращения ободов галактик «объясняются» значительным количеством темной материи, а аномалии в расширении Вселенной описываются темной энергией. Помимо методологической сомнительности такого «создания кредита» в качестве предполагаемого решения, беспокойство вызывает само количество этих темных субстанций. Американского космолога Майкла Тернера однажды спросили после лекции, не является ли жонглирование темными веществами, из которых якобы на 95 процентов состоит Вселенная, «космологией в кредит», которая так же рискованна, как ведение бизнеса с такой высокой долей заемного капитала. Его ответ «В Америке мы делаем это так!» позабавил аудиторию, но в нем было больше правды, чем многие думали. Когда вы делаете так много непроверяемых предположений в научной модели, вы подвергаетесь системным рискам, очень похожим на чрезмерную задолженность. По сути, это схожие умонастроения, в которых приоритет отдается сиюминутному функционированию, а не долгосрочной стабильности. С темной материей иногда вспоминается теория флогистона[43 - Вещество, которое должно было объяснить явления огня, но оказалось неактуальным после открытия кислорода и окисления.] в XVIII веке, которая после ста лет исследований оказалась иллюзией.

Общей слабостью экономики и науки является отсутствие инстинкта нежелательного развития событий, которые при трезвом рассмотрении оказываются иррациональными. В настоящее время на валютных рынках ежедневно торгуется десять триллионов долларов США. На эти деньги чисто гипотетически можно было бы купить тридцатилетний запас продовольствия для всего человечества при нынешней цене на зерно. И фактически без необходимости кому-либо работать. Это уравнение, которое устанавливает наша экономическая система, и его абсурдность свидетельствует о потере реальности, корни которой лежат в поверхностном мышлении современной западной культуры.

Методологическая ошибка

Непомерное производство данных в ЦЕРНе, например, означает, что 99,99 процента результатов немедленно удаляются, поскольку они не считаются релевантными в смысле предположений модели из-за отсутствия хранилищ. И этот процент будет расти. Помимо ассоциации отходов с триггерами, такой отбор данных, называемый «триггером», прежде всего методологически сомнителен: в истории науки значительные открытия часто делались в неожиданных местах, что здесь исключено с самого начала. Таким образом, поле закрывается от дальнейшего прогресса.

В экономике такие несоответствия также порождают свою собственную динамику. В приведенном выше примере с покупкой зерна цена будет расти, как только кто-то купит значительное количество на складе. В случае с продуктами питания это пока не делается чрезмерно из-за сенсационности. Но при наличии соответствующих средств любой финансово сильный субъект может вызвать рост цен на дефицитное благо, скупая его и перепродавая с прибылью[44 - По принципу анекдота о Фалесе Милетском, который зарезервировал масляные прессы по дешевке, а затем дорого сдавал их в аренду во время сбора урожая.], что приведет к еще большим искажениям. Просто денег слишком много.

Не нужно изучать экономику, чтобы понять, что из-за этого несоответствия вся система может стать нестабильной. Тем не менее такие противоречия особо не рассматриваются и не воспринимаются общественностью. Рост денежной массы идет ползком, порождая, с одной стороны, большие состояния, а с другой – большие государственные долги.

Непрерывная экспоненциальная функция

Такой экспоненциальный рост рано или поздно неизбежно должен привести к краху. Ведь как только материальных активов, соответствующих большому количеству денег, становится недостаточно, деньги практически ищут собственные спекулятивные объекты. Не направленное индивидуальное действие, как в гипотетическом примере с зерном, а лишь стадный инстинкт инвесторов создает соответствующие пузыри, которые затем лопаются, как только первые инвесторы пытаются вложить деньги.

Слишком большое внимание к настоящему определяет ход событий гораздо больше, чем уроки, которые можно извлечь из истории. В целом западному мышлению не хватает долгосрочного осмысления состояния системы. Это явление можно наблюдать в последние сто лет.

Те, кто не помнит прошлого, обречены на его повторение.

    Георг Сантаяна[45 - Испанский философ (1863—1952), некоторое время живший в США.]

Почти никто не задумывается об этом, и даже среди экспертов нашлись лишь единицы[46 - Например, Макс Отте в своей книге Der Crash kommt (2006) или Нассим Талеб.] предвидевших наступление финансового кризиса, который затем был «разрешен» еще большим количеством заемных денег от центральных банков. Так что настоящий, больший финансовый крах еще впереди. Крах денежной системы всегда приводит к неуправляемой несправедливости и, таким образом, является организованным мошенничеством. Не говоря уже о том, что в истории это часто сопровождалось крахом верховенства закона или даже войной. В науке это звучит не так драматично, но что потеря доверия к целостности институтов будет означать для интеллектуального развития человечества, сегодня никто не может даже представить. Опасность не так мала, как кажется.

Положительной чертой капитализма является удаление с рынка неконкурентоспособных фирм. Аналогично в здоровой науке противоречащие наблюдениям теории отбрасываются. Однако этот механизм может стать дисфункциональным, когда ранее авторитетные теории спасаются все большим количеством вспомогательных допущений, как это происходит на предкризисной фазе, описанной Томасом Куном. Не меньшую тревогу в долгосрочной перспективе вызывает спасение «системно важных» компаний, что ставит под угрозу стабильность в целом. Кратковременной боли удается избежать, но риск коллапса возрастает. Дешевые деньги создали множество компаний-«зомби», которые в реальных условиях уже не были бы конкурентоспособными. С некоторыми научными теориями[47 - Более подробную информацию см. в главе 13.] – так же.

В конце концов, политики ориентируются максимум на временные рамки предвыборного периода. Долгосрочные опасности для финансовой системы начались, когда Ричард Никсон в 1971 году отменил золотой стандарт, а вместе с ним и связь бумажных денег с реальными ценностями. Аналогичный отрыв от реальности экспериментов – случайно или нет – был также заметен в физике примерно в это время.

Чрезмерное денежное мышление —

признак упадка культуры

Если в науке последовательность, описанная Куном, кажется почти убедительной, то в капитализме еще не ясно, можно ли избежать таких пузырей или они возникают по необходимости. Однако несомненно то, что преобладающее в настоящее время экономическое мышление в западном мире является слишком краткосрочным. На фондовых биржах люди надеются на спекулятивную прибыль, а не на долгосрочные дивиденды. Темпы трехмесячных квартальных отчетов определяют стратегию, а не инвестиции в устойчивые технологии. Кроме того, недостатком конструкции является то, что средства к существованию человечества (чистый воздух, вода и окружающая среда) не фигурируют в балансовых отчетах. Аналогичные закономерности существуют и в науке. В повседневной работе по составлению отчетов об исследованиях, заявок на финансирование и публикаций действительно важные вопросы, которые остаются нерешенными на протяжении ста лет, обычно теряются.

Опасности финансового капитализма на самом деле не могут оставаться скрытыми ни от кого. Однако они редко ассоциируются с определенной традицией мысли, и не стоит винить в этом Америку. Однако рост США как мировой и особенно экономической державы после Первой мировой войны привел к аналогичному увеличению денежной массы и долга, а также к чрезмерным спекуляциям. Долгосрочные последствия Великой депрессии 1929 года хорошо известны. Хотя экономисты считают, что этого можно избежать, если не допустить ошибки, связанной с нехваткой денег в то время, в конечном итоге это был лишь спусковой крючок. Проблема, с другой стороны, сохраняется[48 - Однако закон Гласса-Стигалла, отделивший сберегательные банки от инвестиционных, безусловно, способствовал прекращению кризиса. Столь же очевидным был бы налог на финансовые операции.].

Кризисные события, такие как 1929 год, несомненно, также связаны с традициями мышления. Немецкий философ Освальд Шпенглер первым обратился к этой теме в своей работе «Упадок Запада», написанной в 1913 году[49 - Современный анализ этих идей можно найти в книге Макса Отте «Der lange Schatten Oswald Spenglers» (2018).]. Когда читаешь, что в последние дни Римской империи урожай пшеницы целых стран скупался для спекуляций, это действительно говорит в пользу тезиса Шпенглера о том, что чрезмерное денежное мышление является признаком упадка культуры.