Парашюты над Вислой

– Nicht wichtig. In einer Stunde.[16 - Не важно. Через час.] – и положил трубку.

Так. Вроде всё пока идет штатно. Теперь – к пану Зарембе! Это хорошо, что его дом оказался на их пути сюда, теперь размещение группы там будет выглядеть совершенно естественно. Увидели по пути хороший дом – решили там остановиться. Но пешком туда идти – не резон, они, как-никак, раса господ. Надо у этого войта потребовать транспорт…

– Нужен повозка. Везти груз. Сейчас! – Негромко, но внушительно скомандовал Савушкин.

Войт тяжко вздохнул и покорно поклонился.

– Тераз бендзе. Але мала, на еднего коня.

– Не имеет важности. Нужно везти груз. Мы идем ногами.

Войт обернулся к своему сыну, стоявшему у порога:

– Janek, zaprzegnij konia do wozu i wez niemiecka torbe do Pana Zaremby[17 - Янек, запряги коня в возок, и отвези немецкий мешок к пану Зарембе] – после чего обратился к Савушкину: – Пан гауптман, надо ордер и печёнтку от пана коменданта.

– Понимаю. Будет. Я через час ехать в Ожарув. Сейчас – к место дислокации!

Через полчаса они с сыном войта, ведущим коня в поводу, подошли к дому пана Зарембы. Савушкин, идя чуть позади повозки, внимательно и по возможности незаметно осматривал село. Судя по немногочисленным лицам местных, изредка выглядывающих из-за кустов и оград – им тут явно не рады. В принципе это, конечно, хорошо, но вот в их частном случае – как-то не очень: от неприязненных взглядов до выстрела в спину дистанция совсем невелика… Ладно, будем надеяться, что градус ненависти у здешних жителей к немцам ещё не достиг точки кипения – хотя, судя по тем подросткам, что лишили его фуражки, уже близок к взрыву…

– Pan Zaremba, otwоrz, to Janek! – прокричал сын войта и постучал в калитку.

Через минуту на крыльце появился пожилой дядька, несмотря на июльскую жару – в меховой жилетке, и в чёрной железнодорожной фуражке.

– Czesc, Janek, kto to jest z toba? Gdzie znalezliscie tych Niemcоw?[18 - Привет, Янек, это кто с тобой? Где ты нашел этих немцев?]

– Przyjechalismy dzis rano z Lasok. Chca z toba zyc. Mоj ojciec powiedzial mi, ze to z powodu podatku zywnosciowego[19 - Приехали сегодня утром из Лясок. Хотят у вас жить. Отец сказал, что это будет в счет налога на продовольствие.]

– Zeby nie zyli… Powiedz im, niech wejda. Czy mоwia po polsku?[20 - Чтоб они сдохли… Ладно, скажи им, пусть заходят. Они по-польски говорят?]

– Hauptman mоwi po rosyjsku. Ale zle. Sluchalem jego rozmowy z komendantem. Sa z Frontu Wschodniego[21 - Гауптман говорит по-русски. Но плохо. Я слушал его разговор с комендантом. Они с Восточного фронта]…

Савушкин про себя усмехнулся. А малый не так прост, как кажется! Немецкий понимает – но виду не подаёт. Надо будет к нему присмотреться… Ладно, надо брать быка за рога.

Отодвинув сына войта, Савушкин открыл калитку и обратился к хозяину:

– Мы тут будем жить. Пять. Два комната. Груз – в дом! – И указал на мешок.

Пан Заремба пожал плечами.

– Надо – несите. Две комнаты есть. Прошам. – И указал на входную дверь.

Савушкин переглянулся с лейтенантом. Тот молча кивнул, обернулся к своим, молча указал на грузовой мешок. Костенко с Некрасовым его подхватили и поволокли в дом.

Савушкин обошёл дом, осмотрел окна, подходы, пути возможной эвакуации. Годится. Густой сад, кусты смородины образуют удобную аллею от окон к лесу – то, что надо. Ладно, надо поговорить с хозяином – пока как гауптман Вейдлинг. Не будем торопиться раскрывать карты, чёрт его знает, этого Зарембу, по чьей партитуре он сейчас играет…

Капитан вошел в дом. Унтера уже шерудили в своей комнате, что-то там передвигая и гремя сапогами. Котёночкин тоже скрылся в «офицерской» комнате – тоже, по ходу, обустраивался. Хозяин что-то строгал на кухне – что ж, самое время с ним пообщаться…

– Polen, am Abend werden wir uns waschen. Wir m?ssen ein Bad vorbereiten[22 - Поляк, вечером мы будем мыться. Надо подготовить баню.].

Пан Заремба отчего-то усмехнулся в усы, оглянулся, посмотрел в оба окна – после чего, вздохнув, промолвил на хорошем русском:

– Ну наконец-то вы пришли… Как же долго я вас ждал…

Глава третья

В кухне повисло напряжённое молчание.

Пан Заремба пытливо глядел в глаза Савушкина – ожидая ответа; капитан же мучительно искал выход из создавшейся ситуации. Признаться? Сказать то, что передал «товарищ Збигнев»? А если это провокация? Если этот старик – никакой не Заремба, а «подсадная утка» гестапо, настоящий же Заремба сейчас сидит в подвалах СД в Варшаве? А если даже и Заремба – кто даст гарантию, что его не перевербовали немцы? Предполагалось, что они поживут у него дня три, присмотрятся – и только потом раскроют карты… а что делать теперь?

Старый поляк откашлялся и негромко спросил:

– Мучаешься сомнениями, капитан? – Помолчав, продолжил: – Понимаю. Тогда я скажу за тебя. Можно?

Савушкин молча кивнул. Пан Заремба, улыбнувшись, сказал:

– Семь парашютов сегодня ночью над Корейбовой пустошью. Два хлопцы, что в вас стреляли. Вы их отпустили – думая, что хлопаки побегут додому… Они вас довели до Серакува! – И улыбнулся, по-мальчишечьи широко и открыто.

Твою ж мать… А ведь ему тогда не показалось! Две серые тени в глубине леса… Вот же чёрт! Савушкин молча кивнул своему собеседнику – дескать, продолжай. Тот кивнул в ответ и продолжил:

– Вы могли быть и немцами – но хлопаки принесли вот это, – с этими словами поляк, подняв лежащий на полу мешок, достал из него банку из-под американского колбасного фарша. И продолжил: – Теперь твоя очередь, пан капитан…

Савушкин вздохнул.

– Ваша взяла, пан Заремба. Збышек передаёт вам привет и просит вспомнить хлеб и сало, что вы делили на позициях под Барановичами… в Люблинском пехотном полку пятнадцатой дивизии.

Поляк вздохнул.

– Был такой полк, и была такая дивизия… А сало мы делили из рождественских посылок. Наш полк считался «сиротским», бо Люблинщину немцы заняли в пятнадцатом году… И нам присылали подарки из-под Ижевска, там было много эвакуированных поляков, они стали «крёстными» нашего полка… – Помолчав, уже другим тоном продолжил: – Как я могу вам помочь?

Савушкин подумал и ответил:

– Сейчас я поеду в Ожарув, в фельдкомендатуру. Нам надо легализоваться. Ну а когда вернусь – мы всё решим. Договорились?

Старый поляк кивнул.

– Добже. Я пока покормлю твоих людей и нагрею воды – для мытья и стирки. Немецкий зольдат должен быть образцом порядка и дисциплины! – Иронично добавил пан Заремба. А затем, глянув в окно, выходящее на улицу – удовлетворённо произнёс:

– Машина комендатуры. Думаю, что за тобой…

Тут в голову Савушкина пришла одна мысль.

– Пан Заремба, у вас есть палка? – И показал, как опирается на воображаемую трость.

Поляк кивнул.

– Сейчас принесу. – Встал и вышел; слышно было, как он копался в кладовой, что-то упало, раздалось какое-то шуршание – после чего хозяин вернулся на кухню, торжественно неся в руках богатую старинную трость чёрного дерева, инкрустированную серебром, с серебряным же набалдашником.

– Вот! Подарил пан профессор Стефан Жеромский, в октябре тридцать девятого, когда я вывез его из Варшавы. Теперь он в Швеции, а его палка – здесь…