Созвездие Волка

– …И чем это всё закончилось. Мы знаем, кто погубил вашу семью. Вы, доктор, вы! Мы никогда бы не привлекли вас к работе над этим проектом, если бы не были уверены в вашем абсолютном презрении к человеку. И в вашем высочайшем профессионализме. Именно такой волшебник нам и был нужен. Отринувший всё человеческое! Мы слишком далеко зашли в своём противостоянии с этой гниющей матушкой-Россией, чтобы зависеть от личных связей, привязанностей, симпатий, эмоций и прочего барахла, мешающего быть твёрдым как сталь и творить историю. Там!

Ратманов, выбросив руку, показал на чёрное, забрызганное холодным ночным дождём окно.

– Там скоро всё изменится! Всё будет по-другому! Уже через месяц вы не узнаете этой страны. Точнее того, что останется от неё. Мы все, все участники проекта «Лабиринт» будем жить в новой реальности. В счастливом мире, нашем мире! Вы даже не представляете как мы будем богаты и как мы будем счастливы! Вы…

Он повернул голову. Наталья Петровна с беспокойством заметила, что глаза у полковника заблестели больным, лихорадочным блеском.

– …Сколько вы получаете? Не стесняйтесь, говорите! От начальника нечего скрывать. Я же платёжные ведомости не запоминаю.

Наталья Петровна смущённо улыбнулась.

– Хватает на жизнь, Пётр Владимирович. Спасибо управлению, не обижает. Тысяч девяносто в месяц и ещё сорок за вредность…

– Гроши! – выкрикнул, брызнув слюной, Ратманов. – Гроши по сравнению с тем, что будет у вас! У нас всех! Вы можете оценить нашу щедрость. А вам,… Доктор, мы дали вам всё! Жизнь, свободу, возможность реализовать ваши планы, воплотить в жизнь ваши безумные… Да, безумные фантазии! Мы спасли вас от уголовного преследования, спасли вас от тюрьмы. В конце концов, мы спасли вас от себя самого. Мы поверили вам, хотя любой нормальный человек на нашем месте предпочёл бы сгноить вас в клетке как дикого зверя. Но в том-то всё и дело, что мы ненормальны не меньше вашего и именно в этом ваше, доктор, спасение. Мы предоставили вам всё, необходимое для работы: здания, полигоны, людей, технику, оружие, самые редкие, невероятные и экзотические лекарственные средства, наркотики всех видов и в любом количестве, самое щедрое финансирование, наше прикрытие и, наконец, власть. То, что вам надо было для успеха – неограниченную, абсолютную власть над людьми! Сейчас в вашей группе шесть сумасше… То есть, простите, оперативных сотрудников. А сколько было вначале? Сколько было попыток? Сколько было в первой экспериментальной группе? Десять больных, не меньше. Где они? Ликвидированы, доктор. Списаны как шлак, как лабораторные отходы. Где вторая группа? Ушла в небытие. Списана и забыта. Эта третья! И первая успешная. Первая группа, которую можно использовать в качестве боевой. А о тех двух никто и не вспомнит. Почему? Потому что у вас есть мы! А у нас есть ваша уникальная методика создания боевиков, революционно-подпольных групп! Наших големов…

– Голем был глиняным болваном, – отозвался доктор. – А я создаю свободных людей. И не смейте их использовать в качестве глиняных болванов! Для этого у вас есть другой материал.

– Хорошо, – согласился Ратманов. – Свободных… Кстати, как вы их назвали? КПБ – это же ваша аббревиатура? Напомните, пожалуйста, как она расшифровывается.

– Коллектив патриотических больных, – ответил доктор.

Ратманов усмехнулся.

– Патриотических…

И пальцем погрозил доктору.

– Иронизируете? Ай, нехорошо! Мы ведь с вашими патриотами Россию преобразим до неузнаваемости. Там, наверху…

Ратманов выдержал многозначительную паузу.

– …Приняли решение начать финальную стадию проекта «Лабиринт». И осуществим мы её в рамках более масштабной операции. Вы, лекари душ истерзанных, должны за четыре дня завершить подготовку ваших подопечных. Четыре дня! Не больше!

Ратманов для убедительности поднял четыре широко растопыренных пальца.

Балицкий ничего не ответил ему. Он всё так же неподвижно сидел в кресле и молчал.

– Уложитесь, доктор? – осторожно спросил Ратаманов. – А вы, Наталья Петровна?

– Как доктор скажет, – неуверенным голосом ответила Наталья Петровна.

– Завтра с утра у нас групповая терапия, – глухим голосом произнёс доктор. – Потом занятия в спортзале. После обеда – полигон. Ближе к вечеру медитация и свидание с Кундалини. Потом три дня занятий…

Балицкий пошевелил губами.

– …Мои люди готовы. Готовы. Но как вы их используете? Голова… Это же тончайший механизм! Какая же настройка нужна голове! Вы же разрушите всё… Я же из глины создал ангела, минуя творение человека. Я создал подлинно новую реальность, а не эту вашу… долларовую, обывательскую пошлятину, которую вы пытаетесь подсунуть мне вместо рая! Вы думаете, я создал совершенных убийц? Всего лишь убийц? Какая глупость! Неимоверная глупость! Я создал новое человечество. А вы… Обидно! Как же обидно, когда нельзя сорвать плод с тобою же выращенного дерева. Обидно, когда дерево хотят срубить, не попробовав плодов. Срубить лишь для того, чтобы из ствола вырезать большую, тяжёлую дубину. Всё изменится, как же… В голове у вас ничего не изменится. Станете богатыми, счастливыми… И останетесь такими же дураками!

Балицкий вздохнул тяжело и закрыл глаза.

– Тяжело с вами, доктор, – сказал Ратманов. – Впрочем, мы к этому были готовы. Так что скажете?

– Будут вам исполнители, – тихо, почти шёпотом произнёс Балицкий. – Через четыре дня.

Ратманов ответил ему голосом вялым и безжизненным, словно совсем не обрадовал его вымученный ответ доктора:

– Вот и хорошо. Совсем другое дело. Совсем…

Он весь размяк и едва удерживал равновесие, привалившись широкой спиной к спинке стула.

– Может, пойдём? – предложила Наталья Петровна. – Всё было так хорошо. Такой чудесный праздник! Но время… Мне ведь ещё до «Речного вокзала» надо как-то добраться, а скоро и метро ходить перестанет.

– А вы не на машине? – заплетающимся голосом спросил её Ратманов. – Что, правда? Не купили? А мы вам с покупкой поможем. Да, поможем! Наше управление… Эх, да мы автосалоны в бараний рог скрутим!

– Ой, не надо! – Наталья Петровна поспешно замахала руками. – Не надо никого скручивать. Я просто боюсь по Москве ездить. Хотя психиатр мог бы много ценных наблюдений сделать на московских дорогах, но мне… Жить ещё хочется. Поэтому я, пожалуй…

Она посмотрела на часы.

Ратманов встал, подошёл к ней и решительно взял за руку.

– Я вас отвезу!

Наталья Петровна испуганно отдёрнула руку.

– Не бойтесь вы, – успокоил её Ратманов. – Товарищ полковник нетрезв, но…

Ратманов щёлкнул каблуками.

– …Но за рулём будет не он, а его водитель. А я расскажу вам по дороге пару забавных историй из жизни простого российского особиста, коим я и был когда-то. Так что скучно не будет!

Ратманов схватил пиджак и резко сдёрнул его со стула. Из внутреннего кармана пиджака вылетели и широким веером рассыпались, разлетелись по полу разноцветные, золотые, серебряные, платиновые, красные и зелёные пластиковые прямоугольники кредитных и банковских карт.

Ратманов быстро накинул пиджак и, подозрительно оглядевшись по сторонам, упал на колени. Не смущаясь присутствием дамы и уважаемого доктора, полковник пополз по полу, по-обезьяньи суетливыми движениями собирая драгоценный пластик.

«А вот ещё от нью-йоркского банка карта была…» обеспокоенно шептал Ратманов, заглядывая под стол. «Она-то куда подевалась? Вот зараза!..»

«А этот тип из управления – человек не бедный» с усталым равнодушием отметил доктор и надавил каблуком на складку ковра. «Как он похож на жадного хомяка, собирающего с пола зёрнышки! Эти люди, пожалуй, за пластик да зелёные бумажки не то, что Россию – полмира на уши поставят. Только как же скучно с ними!»

Балицкий встал и подошёл к двери, ведущей из гостиной в его личные покои, милостиво выделенные ему в этом доме административным отделом Управления.

«А мне и ехать никуда не надо» с грустной улыбкой подумал доктор. «Тоже, наверное, преимущество… Не дай Бог никому таких преимуществ!»

– Доктор! – позвала его Наталья Петровна.

Балицкий замер у двери.

– Простите, доктор, если мы обидели вас или сделали что-то нет так. Я понимаю, этот праздник не нужен вам. Ни к чему было навязывать вам этот ужин… вы не любите общество. И ещё вы так устаёте. Вам нужен отдых, я понимаю. Просто Пётр Владимирович хотел подарить вам праздник. Хотел хотя бы на один вечер, на несколько часов создать иллюзию домашнего очага. И…

– Я знаю, чего хотел Пётр Владимирович, – не поворачивая головы, ответил доктор. – Конечно, я не замечаю тех, кто работает рядом со мной. Я сухарь. Бестактный, бессердечный, нелюдимый. Так обо мне говорят? Наверное, это правда. Но. Наверное, я не могу быть совсем равнодушным к людям. Я кое-что помню… День рождения у вас, Наталья Петровна, в середине октября. И вы его не отмечаете. Вы живёте одна, без мужа. И детей у вас нет. Не знаю, что нарассказывал вам полковник и как он уговорил вас участвовать в этом спектакле… Вы хороший человек, Наталья Петровна. Вы самый лучший человек из всех, кто здесь… Я знаю, что требует от вас Ратманов.