Повстанец

«Лейтенант, делайте то, что вам говорят. Выполняйте приказ и ни в коем случае не лезьте в шахту! Им никуда не деться! Минируйте шахту и готовьте взрывные заряды. Как только всё будет подготовлено – активируйте детонаторы и завалите эту дыру к демонам! Вам понятно?»

От лейтенанта Текера фрегат-капитану Кирсти.

«Господин капитан, если в шахте есть тяга, химия не сработает. Нужна высокая концетрация!..»

От фрегат-капитана Кирсти лейтенанту Текеру.

«Лейтенант, не учите меня элементарным вещам! Там нет тяги. Там тупик. Выполняйте! Как поняли?»

От лейтенанта Текера фрегат-капитану Кирсти.

«Да, господин капитан. Прошу прощения, господин капитан. Мы готовы… (помехи) … и начали… (помехи)…»

Перерыв пол-хорра.

Запись 3.

От лейтенанта Текера отделению разведки.

«Да нет, какого демона!.. А вы куда смотрели?.. Да, уничтожить! Попытка прорыва… и чтобы… (помехи)…»

Резолюция полковника Ульмера: «Частный случай, но всё равно любопытно. Интересный метод ликвидации: заманить в нору и придушить там как подвальных крыс, при этом не ввязываясь в бой. Но у Кирсти явно что-то пошло не так. Впрочем, флотские мало что понимают в наземных операциях. Напрасно им доверили общее командование. Отметить это в докладе!».

Дополнительная резолюция полковника Ульмера: «Надо обратить особое внимание на осведомлённость Кирсти в перемещениях повстанцев. Похоже, у него своя агентура появилась среди дикарей. Это уже опасная самодеятельность, фрегат-капитан! Армейская разведка не имеет права самостоятельно проводить вербовки, при этом даже не ставя нас в известность! Или вы надеетесь обойтись без нашей помощи?»

Резолюция майора Нейбера: «Материалы используем для доклада. Это явная неудача армейской разведки. Но когда армейские успели провести вербовку? А мы полагали, что эскадра под надёжным контролем наших людей».

Ответ полковника Ульмера: «Нейбер, занимайтесь своим делом! Ваша забота – повстанцы. Эскадрой занимается другая группа. И доложите мне, наконец, что там у вас происходит с перевозками арестованных. Почему столь важная информация приходит от сотрудников транспортного отдела, а не от вас? На утреннем совещании хотелось бы услышать ваши объяснения по этому поводу».

Стальная дверь на проржавевших петлях медленно, с протяжным, жалобным скрипом открылась – и свежий вечерний воздух с давно уже забытым запахом влажной травы, дождевого леса и пропитанной грозовой водою земли ворвался в полутёмный коридор бункера.

Аден задышал: тяжело, часто, жадно. Не вдыхая – заглатывая воздух, ртом хватая его, пробуя на вкус.

Сейчас он казался сладким с кисловатым привкусом вечерней грозы.

Аден раньше и представить себе не мог, что воздух можно пробовать на вкус, как вино.

– Внимание!

Охранник в сером жандармском камуфляже щёлкнул предохранителем и направил ствол на группу арестованных.

– Всем стоять! Не двигаться! Не шевелиться! Не разговаривать! Стреляю без предупреждения!

Какая странная ватная слабость в ногах… И туман перед глазами – не тот, красный, просоленный кровью, тяжёлый туман, что на исходе допроса свалил его с ног, а другой.

Светлый, тихий.

«Может, я скоро успокоюсь?» подумал Аден.

И устыдился охватившей его слабости.

«Ты не должен сдаваться, доктор. Хотя бы попробуй не сломаться… Понимаю, они умеют ломать. Они могут переломить твой позвоночник – как сухую ветку, об колено. Они ждут, когда ты смиришься и сам попросишь о смерти. Лёгкой смерти. Ты их знаешь, доктор. Знаешь их ловушки… Попробуй ещё подышать. Ещё немного. Ради Сильвии, ради всех тех, кто остался… в огне… Попробуй ещё… немного… не падать. Всё равно: вот сюда, внутрь, под череп – они не заберутся. Не смогут. Со всей их пыточной техникой, со всем их палаческим опытом и людоедской квалификацией. Не смогут, если ты сам им не позволишь. Пострайся не позволить, пострайся! Аден, очень тебя прошу!»

Доктор закашлял и инстинктивно приложил скованные наручниками руки к груди.

«Задыхаюсь…»

– Не двигаться! – снова закричал охранник. – Всем стоять! Выходим только по команде.

Это, верно, ещё одна их пытка: вывести арестованных к самому выходу из бункера, и держать у открытой двери, не давая выйти.

А так, хоть глазком взглянуть… Ведь, признаться, спускаясь в это ад, доктор и не думал, и не надеялся, что когда-нибудь снова сможет увидеть хотя бы кусочек неба… или как сейчас – ночь, верхушки качающихся под ветром деревьев, дальние вспышки прошедшей грозы, лужи…

Лужи! Какое счастье – просто лужи. Блики. Отражения.

Белые отсветы прожекторов.

Дождевая вода, простая дождевая вода – вот здесь. В паре шагов.

Как же хочется сделать эти два шага. Вот так просто – выйти, наконец, из проклятого этого подземелья. Переступить через бетонный порог, выйти – и побежать. Быстро, быстро – насколько выдержат ослабевшие ноги.

Пробежать по бетонным плитам площадки перед бункером (ведь кончится она когда-нибудь?), миновать её (будь и она проклята, как и всё, что понаделали эти «серые» на его родной планете!) – и добежать, добраться до леса, который, кажется, совсем рядом, близко, близко…

Дотронуться до его веток, упасть в его траву, лежать… Просто лежать – и смотреть туда, вверх, в ночное небо. Следить за проплывающим тучами, раскрытыми ладонями ловить падающие с деревьев капли.

Петь, кричать! Дышать, дышать, дышать – без конца, без меры, без осознания близкой смерти, без отсчёта последних мгновений жизни, без этих, черти их забери, стволов! Затворов, прикладов…

Аден не отрываясь смотрел на белую полоску света, пробивающуюся в коридор бункера. Там, там ведь…

– Мне плохо, – пожаловалась женщина, что стояла рядом с ним.

Она подняла руки: кисти были бурого, с синевой, цвета. Кисти были туго стянуты наручниками, жандармы явно перестарались… Или стальными затягивающимися кольцами специально сдавили вены?

Она качалась. Из рассечённых губ текла кровь. Платье на ней было изорвано в клочья, так что едва прикрывало её тело.

Женщина дрожала от вечернего холода. Она едва оставалась в сознании.

Аден повернулся в ней… И на мгновение, на самое малое мгновение в коротком движении этом он всё-таки увидел крашек этой…

Нет, не свободы. Там за пределами бункера, всё ещё продолжались владения жандармов. Даже небольшого кусочка, малой части картины, увиденной Аденом было достаточно, чтобы понять: бункер – не конец ада.

Широкая бетонная площадка перед бункером обнесена была высоким забором из колючей проволоки, прочно закреплённой на врытых в землю бетонных столбах.

А по периметру площадки с оружием наизготовку стояли автоматчики всё в той же, до боли, до тошноты опостылевшей серой жандармской форме.

Белые лучи прожекторов скользили по бетону, словно от напряжения чуть заметно подрагивая, ощупывая прямоугольники плит.

Вот только воздух там, снаружи, уже не принадлежал жандармам. И ветер. И ночь была не их.