Роман со змеей

Я вышел на воздух, проводить гостей. Потягиваясь после сидения за столом, посмотрел на роскошные звезды в ночном небе. Не стал обращать внимания коллектива на Большую Медведицу, чтобы не усугублять. Однако до конца марку не выдержал, спросил Женьку, как выдающегося охотника:

– А что, у медведицы такой удар может быть, что здорового мужика в раз – того?

– Она его не лапой. Он – о камень.

«Новое дело», – подумал я.

– Как о камень?

– Там, на Варваже-то, берег возле моста крутой, метра два, пожалуй, будет. Лапой она ему кожу с лица содрала только… Он назад, так, упал, и – головой о камень.

– Ты откуда знаешь, Джо? – спросил Гоша. Рома, видимо, тоже слышал это впервые.

– Я в Варнавино отмечаться ездил. Там мужики говорили.

Если ты в Кувшине не проснулся с первыми петухами, это не беда. Всегда найдется, кому разбудить тебя. Эта особенность, навещать нас кому-нибудь из братвы ни свет ни заря, иной раз не на шутку сердила Валерия Витальевича, так что «гости дорогие» на его устах превращались в «кувшинные рыла». Хорошо, что они этого не слышали. Было бы неудобно.

Просыпаясь следующим, естественно – ранним, утром, как обычно, от стука в окно: «Андрюха!» – я порадовался, что Валерика нет.

Прошлепав в тапочках через сени по ступенькам на крыльцо, я отодвинул щеколду, открыл дверь, и увидел Толика – родного брата Гоши. За его спиной бил копытом холеный «уазик», оттюнингованный пластмассой по самую крышу. Толик с семьей жил в Варнавино, а это все-таки уже почти город, если убрать теленка с обочины, и гусей с проезжей части. На улице было, однако, прохладно. Не зря я печь топил.

– Привет, Толик! А где Гоша?

– Ай! – в сердцах воскликнул Анатолий Николаевич. – Спит. Набухались с Женькой вчера.

– Как набухались? – удивился я. – Они же от меня вечером как стекло ушли. Только чай пили!

– Дурное дело нехитрое. Угостили. Хустов. Ему Стаська глаз подбила. Дома сидит, скучно ему. Они и навестили друга. Женька, молодой лось, с утра уже в лес порысачил. А этот – на массу давит.

– А что Хустов, за дело получил? – поинтересовался я.

– Если бы! – рассмеялся Толик. – У молдавашек Савроська зависает. А Витек – так, мимо проходил. Заглянул только стаканчик опрокинуть.

– Ясно. Проходи, чайку? – предложил я.

– Нет. Поехали на Варваж? – предложил Толик. – Посмотрим, где Спонсор утонул.

– Утонул? – не понял я. – Как утонул? Это уже третья версия! Сначала его якобы медведь заломал, потом он о камень ударился, теперь, ты говоришь, утонул?

– Все так. Медведь ударил, с обрыва башкой вниз рухнул, но умер он от того, что захлебнулся. Вскрытие показало.

– Да-а-а! – только и мог выдохнуть я. – Поедем. Ружье возьму. Вдруг птичка на дорогу выйдет гальковать?

По осени птичка выходит на дорогу гальковать, то есть клевать камешки. Они помогают ей в пищеварении так же, как местным жителям – алкоголь. И нужен он им круглый год, а не только по осени. Поэтому магазин в селении – в ближайшем будущем, по крайней мере – вряд ли постигнет участь стекольного завода.

В то время как Толик показывал высокий пилотаж, то ныряя в ямы, то накреняясь так, что «уазик» почти ложился на бок, я смотрел вперед на дорогу в надежде увидеть черную шею глухаря. Один раз вспорхнул рябчик, и это все. То ли было рано, то ли холодно.

Близко к мосту подъезжать не стали. То самое место определить было не трудно, его огородили красной лентой. На душе стало тревожно. Толик, не скрывая любопытства, подошел к ограждению, и, улыбнувшись мне, со словами: «Мы не волки, флажков не боимся», – перешагнул через ленту. Я последовал его примеру. Внутри периметра не было так натоптано, как за ним. Медвежьи следы четко отпечатались на песке. Следы сапог – тоже. В месте падения на обрыве образовалась выемка. Каменюка внизу впечатлял. Я представил, как Спонсор, отведав здоровенных медвежьих когтей, полетел вниз, затылком на этот камень, и, потеряв сознание, булькнулся головой в воду…

Толик рассматривал следы молча. Не знаю, что он прочитал на земле, для меня уже было достижением то, что я сумел отличить медвежью лапу от сапога сорок четвертого размера.

– А ведь его, вероятно, можно было спасти? – задал я вопрос Толику. – Пока он еще не сильно нахлебался? Сделать искусственное дыхание?

– Ой! – выразил Толик свой скепсис. – Кто будет делать искусственное дыхание? Савроська, что ли? Он слов таких не знает.

– А ему теперь не впаяют оставление человека в беспомощном состоянии? – постарался я сформулировать, как мог, свои опасения.

– Вряд ли. Его же рядом не было. Он не сразу Щербакова нашел.

Я решил сфотографировать следы, обрыв, речку и окружающую обстановку, чтобы показать потом Валерику и Александру Михайловичу, достал цифровик. Если постараться, можно отличить следы Щербакова, – все те же сапоги, от следов Савроськи, они поменьше. Кажется, это кроссовки. Так, глядя под ноги, я дошел до двух окурков. Один был от дорогих сигарет с фильтром, другой – что-то типа «Примы». Следы кроссовок и сапог здесь сходились. Посмотрев направо в лес, я увидел нечто примечательное, и пошел туда.

– Что там? – спросил Толик.

– Корзина, – ответил я. – Грибы уже испортились.

Здесь, очевидно, Савроська услыхал медвежье рычание и крик Спонсора. До этого они стояли, курили, там, на дороге, и разошлись. Савроська – сюда, он увидел грибы, а Спонсор побрел вперед, пока не перешел Варваж по мосту к тому злополучному месту, – я почти гордился своим озарением следопыта. Толик молчал. Иногда очень интересно было бы узнать, что местные думают, что видят, читая следы. А видят они, конечно, больше, чем рассказывают, и даже больше, чем могут себе объяснить. Потому и молчат, – додумывают.

– Ну что, поедем обратно? – предложил Толик, так и не объяснив своих наблюдений. Я решил, что пришло время поближе познакомиться с горе – героем дня, хотя бы заочно:

– А Савроська, он кто вообще? – спросил.

– Придурок, – ответил Толик. Я подумал, что это не удивительно, если у них директор завода – Флора-дурочка.

– Чем он прославился, я имею в виду? Не считая последнего случая.

– Да, ничем. Друган покойного Славика-Чумы. Он да Никотиныч – вот троица была. Ни одна драка без них не обходилась. – Толик аккуратно объехал бревно на дороге.

Имя Славика-Чумы гремело, когда только состоялось наше знакомство с деревней. Однако Славик порой зарывался, и Рома однажды, после того, как Чума наградил его племянника французским прононсом, сломав нос, хорошенько поучил бойца, не смотря на дружбу с его отцом, Саней-Паритетом. С Саней я был знаком, пару раз выпивали вместе. Саня – Паритет был мужиком очень спокойным и таким здоровым, что ему подкову разогнуть, вероятно, было раз плюнуть, даже вместе с конем. Его лапу я не смог обхватить своей ладонью, когда здоровались. Она у него в толщину была как моя в ширину. Возможно, Слава-Чума и борзел так потому, что готовился со временем превратиться в такого же бугая, как его батя. Но не судьба… Плохо кончил Чума. Пырнул ножом Мусора-Митю и, не дождавшись суда, наложил на себя руки.

От Паритета еще раньше ушла жена. Нашла себе работу в Нижнем и нового мужика. А тут еще сын. Паритет запил по-черному, хотя до этого не злоупотреблял. Зная эту историю, я старался быть с ним предупредительным.

– А как Мусор себя чувствует после гибели Чумы?

– А что Мусор? Это же Дима за нож схватился, а не он.

– И посадил бы? Вот так запросто, знакомого из своей деревни?

– Должность такая. Он от людей отделен погонами. Сам ее выбрал. – Толик, очевидно, не собирался сочувствовать Мите и не любил его.

Толик высадил меня возле дома и уехал будить братана. Я запер в шкаф ружье, прихватил деньжат, и отправился за харчами. Мысленно возвращался в лес, на Варваж, туда, где мы с Толиком осматривали кусок берега, огороженный красной лентой. И, признаться, чем больше я вспоминал отпечатки на песке, тем сильнее ощущал какое-то смутное противоречие в увиденном, которого и сам себе не мог объяснить. Решил отложить разбирательство на потом, поскольку подошел к магазину.

Едва я потянул на себя тяжелую дверь, как не просто увидел глазами, – почувствовал всем своим существом ее, Ромину племянницу! Возле прилавка, в окружении краснокувшинских бабулек, она выглядела точно высокая американка во вьетнамской деревне из голливудского фильма.

– Здравствуйте! – громко сказал я, важно растянув приветствие. Моя краса-девица вместе с бабульками ответила мне, и опустила глаза, спрятав улыбку.

За прилавком стояла жена Хустова Стася, уличенная накануне в рукоприкладстве, худая, жилистая, похожая на Женьку-Джо, что было не удивительно, поскольку она приходилась ему родной сестрой. Главное, что Стася меня сразу узнала и заговорила со мной:

– Здравствуйте! Приехали?