Баба-жаба

– Что с тобой, Семен?

– Я… У меня голова закружилась. Можно, я выйду?

– Да у тебя очки запотели… Кстати, это Николай Иванович Волков, начальник производственного участка в Арамиле.

Неандерталец поднялся из-за стола, протянул похожую на совковую лопату ладонь.

– Оч-чень приятно, – Семен с опаской протянул руку. Николай Иванович сразу вцепился в неё, больно сжал и начал трясти, будто намереваясь оторвать её.

– Волков Николай Иванович…

– Семен… Семен Белкин.

– Рад, что вы познакомились, – с улыбкой сказал Геннадий Ефимович, глядя то на Семена, то на Волкова. – Семён – наш новый бухгалтер… Коля, ты зайди ко мне после обеда, хорошо?

– Хорошо! – ответил Волков. Его губы растянулись в улыбке, обнажив коронки из белого металла на неестественно больших зубах.

Вырвав руку из цепкой ручищи Волкова, Семен выскочил из столовой и побежал по коридору. Он бежал, пока взгляд его упёрся в букву «М» на белой двери. Пулей заскочив в туалет, Семён упал на колени перед унитазом. Только когда его желудок избавился от завтрака, в голове стало проясняться.

– Мне всё это показалось, я перенервничал, – успокаивал себя Семен, тоя перед умывальником и умывая лицо холодной водой . – Не мог человек в присутствии других людей, в общественном месте есть человеческое ухо. Не мог. Мне показалось, очки запотели… – Семен достал из кармана пиджака носовой платок и стал протирать очки. – Чёртовы очки! Давно пора перейти на контактные линзы…

Нацепив на нос очки, Семен посмотрел на своё отражение в зеркале. За его спиной стояли… Геннадий Ефимович и Николай Иванович. С лица Волкова не сходила хищная улыбка.

А! – Семен подпрыгнул от неожиданности, схватившись за сердце. Он не слышал, чтобы дверь туалета открывалась, не слышал звука шагов. Они появились в туалете, будто из ниоткуда.

– Что с тобой? – засмеявшись, спросил директор. – Ты точно здоров?

Улыбка сошла с лица Волкова. На его лице появилась маска озабоченности и сочувствия.

– Да, – ответил Семен, взяв себя в руки.

– Я понял, что с тобой, – Геннадий Ефимович почесал подбородок. – Я зря сказал тебе про Ольгу Валерьевну. Хотел просто помочь тебе, а получилось, что испугал…

– Да успокойся ты, – Волков хохотнул, положил Семену руку на плечо . – Она не такая уж страшная! – Я бы в жизни не подумал, что бывший учитель русского языка и литературы может быть таким впечатлительным! – Геннадий Ефимович покачал головой. – Ты же учил этих мелких варваров, этих чудовищ… Поверь мне, в наших глазах ты – герой, великомученик. Тебе при жизни памятник поставить можно… Гипсовую статую на худой конец…

Геннадий Ефимович и Волков хором рассмеялись. Их беззаботный смех помог Семену окончательно прийти в себя.

«Что происходит? Я пришёл устраиваться на работу. Запотели очки, мне почудилась какая-то хрень, я повёл себя неадекватно. А они вполне нормальные ребята. С юмором дружат… Скорее всего, меня и здесь отфутболят…».

– Простите, – пробормотал Семен. – Я…

– …Перегрелся! – подвёл итог Геннадий Ефимович. – Ладно, это со всяким бывает. Пошли, покажу тебе бухгалтерию…

Кабинет с табличкой «Бухгалтерия» находился рядом с кабинетом директора. Семену было непонятно, почему директор сначала потащил его в столовую.

– Мне нужно было увидеть Николая, – пояснил Геннадий Ефимович, будто прочитав мысли Семена. – А если честно, меня всегда тошнило от запаха пельменей. Я тебя понимаю. Я тоже поначалу блевал, а потом привык. И ты привыкнешь…

– Надеюсь, – Семен опустил взгляд в пол, стараясь не смотреть в глаза директору. Ему стало стыдно. Он чувствовал, как краска стыда заливает его уши, щёки.

– А вот и наша бухгалтерия! – Геннадий Ефимович распахнул дверь. В нос Семену ударила смесь запаха пота и пищи. Запах был даже сильнее, чем в столовой. – Проходи!

Семен вошёл в тесный кабинет три на четыре метра, плотно заставленный книжными шкафами, стеллажами с документацией. На небольшой тумбе у входа стояли ксерокс и чайник. У окна стояли два стола, за одним из которых сидело существо, которое женщиной можно было назвать с большой натяжкой.

«Титан реслинга» – подумал Семен, глядя на расплывшуюся за столом особу, в которой массы было никак не меньше двухсот килограммов.

– А… – только и смог сказать Семен, пораженный размерами женщины.

– А это – Ольга Валерьевна, наш главнейший бухгалтер, – лицо Геннадия Ефимовича приняло подобострастное выражение. – …А это – Семен Белкин, наш новый бухгалтер.

– Ну-ну… – буркнула Ольга Валерьевна, окидывая Семена оценивающим взглядом. Её голос отдаленно напомнил Семену свиное хрюканье. – Студент?

– Нет, – Семен замотал головой из стороны в сторону, щёки его покрылись румянцем смущения.

– Отлично! – главбух перевела взгляд на монитор компьютера. Большое кресло с массивными подлокотниками жалобно скрипнуло.

– Ну, я пошёл? – пятясь задом, как рак, Рогов покинул кабинет, аккуратно прикрыв дверь.

– Садись, что встал? – не глядя на Семена, Ольга Валерьевна махнула рукой. При этом по жировые складки на её руках заколыхались. Волнение прошло по всему телу. Последним заколыхался тройной подбородок. – Работа несложная… Будешь заносить в 1С счета-фактуры, выписывать накладные, авансовые отчёты будешь делать. Первичку всю вести будешь. Потом мы на тебя функции кадровика повесим – личные карты сотрудников и всё такое…

Так началась работа Семена в «Швейке». Работать бухгалтером было легче, чем учить детей и гораздо приятнее, чем охранять стоянку. Семен быстро втянулся в работу и старался добросовестно выполнять свои обязанности, ему всё нравилось, кроме того, что он сидит в одном кабинете с Ольгой Валерьевной, и их столы тесно придвинуты друг к другу. Можно сказать, что он с девяти часов утра до семи вечера сидел лицом к лицу с главбухом.

А Ольга Валерьевна была непростым человеком. Никто не знал, где она живёт. Она просто появлялась перед дверями здания, будто из ниоткуда. Мужа у неё не было. Менеджеры шутили в курилке, что она съела мужа и всех своих родственников. Она всегда ходила в одном и том же чёрном плаще, на который, по прикидкам Семена, ушло немыслимое количество болоньевой ткани. Платье у неё тоже было чёрным. Губы и ногти она тоже красила в чёрный цвет. Хотя говорят, что чёрное стройнит, но на Ольгу Валерьевну, по мнению Семена, это не распространялось. В руке у неё всегда была кожаная сумка, тоже чёрная.

Каждое утро Ольга Валерьевна боком протискивалась в кабинет, снимала пальто, потом медленно опускалась в своё рабочее кресло, которое начинало протяжно скрипеть. От этого скрипа у Семена всегда сводило скулы. Потом главбух открывала свою сумку и начинала извлекать из неё пищу. Начинала она, как правило, с бутербродов – с икрой, с колбасой, с сыром. После бутербродов в ход шли яблоки и бананы. Ближе к полудню в ход шла тяжелая артиллерия – жареные куры. В час дня главбух обычно звонила Рыкову, говорила, что она на обеде и шла есть в столовую. Приходя с обеда, Ольга Валерьевна минут сорок сидела с полузакрытыми глазами, переваривая пищу, а потом опять доставала из сумки бутерброды, булочки и разнообразные пирожные. Глядя на сумку Ольги Валерьевны, Семен всегда удивлялся, как в ней может помещаться столько еды? Может, это непростая сумка, а нечто подобное шляпе фокусника, из которой можно достать голубей, кролика и кучу всякой всячины? Самым удивительным было то, что, даже поглощая пищу, Ольга Валерьевна не отрывалась от работы. Она могла колотить толстыми пальцами по клавиатуре и одновременно обгладывать куриное бедро, говорить по телефону, есть халву и пить кофе.

Когда Ольга Валерьевна вразвалочку входила в курилку или в столовую, все разговоры, как правило, прекращались, люди норовили быстро улизнуть, лишь бы не находиться с главбухом в одном помещении.

Семен знал, что всё дело в размерах и в характере Ольги Валерьевны. Всё взаимосвязано – она стерва потому, что толстая. Она комплексует по поводу своей внешности, но ничего поделать с этим не может, иначе давно бы села на диету и стала заниматься шейпингом. А вся её полнота из-за того, что Ольга Валерьевна много ест. А как не есть, если нет мужчины? Если верить рассказам менеджеров, у неё никого нет и, скорее всего, уже не будет. Вот она и налегает на пищу, чтобы хоть чем-то заполнить вакуум в душе.

Проанализировав всю ту обрывочную информацию о главбухе, которую удалось получить от работников «Швейки» Семен пришёл к выводу, что знает, как найти подход к этой странной и немного пугающей женщине с необъятными формами и с тяжёлым взглядом, которая дышит, как паровоз и постоянно потеет. Её потом пропах весь кабинет. Глядя на Ольгу Валерьевну, Семен понял, почему она одевается во всё черное. На чёрной одежде пятна пота не так заметны.

Тем не менее, чтобы втереться к главбуху в доверие, Семен стал приходить по утрам с тортиком, с кексом или с коробкой конфет. Угощал всем этим Ольгу Валерьевну, говорил ей комплименты, расспрашивал, как она провела вечер, пытался быть милым, обаятельным и внимательным. Только всё это было зря, пустая трата времени, денег и сил, потому, что главбух съедала за считанные секунды всё, чем Семен её угощал, запивала всё это большой кружкой кофе, громко рыгала и вместо благодарности говорила, тыкая пальцем в монитор компьютера Семена:

– Много болтаешь, мальчик! Какая тебе разница, какие фильмы я смотрю по вечерам? Работай…

Но всё равно Семен верил, что найдёт к ней подход. Он всегда вспоминал слова Геннадия Ефимовича: « …Она уже пятерых твоих предшественников сожрала. Так что будь с ней осторожен, хорошо?» а потому с максимальной осторожностью, потихоньку пытался пробить бреши в обороне главбуха. Не для того, чтобы стать её другом, а для того, чтобы не уволили. Ведь работа ему нравилась, и он знал, что в другое место его могут не взять.

Вскоре игра в хорошего мальчика Семену надоела. Он и сам не предполагал, что это может произойти так быстро. Ему стал противен запах пота, стоящий в кабинете. Пот Ольги Валерьевны имел очень резкий, неприятный запах. Про духи и туалетную воду она, судя по всему, не знала. А может, у неё была аллергия на парфюмерию? Когда Семен однажды попытался приоткрыть окно, главбух встала из-за стола и закричала так громко, что у Семена уши заложило:

– Закрой сейчас же! Я ненавижу сквозняки!

Семен захлопнул окно. Извинившись, он опустился на свой стул, чувствуя, как наэлектризовались волосы и сердце бьётся так часто, словно хочет выпрыгнуть из груди. После этого проветривание в кабинете он не устраивал, хотя неприятный осадок в душе остался.

В бухгалтерии было бы вообще нечем дышать, если бы директор, менеджеры и прочие «труженики» «Швейки» периодически не заходили в кабинет. В эти мгновения свежий, прохладный воздух из коридора немного разбавлял ту затхлую вонь, которая стояла в кабинете, и работать становилось легче.

О любви главбуха к пище в курилке слагались легенды. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь из менеджеров не рассказывал, что видел, как главбух ест колбасу, как она неэротично тряся подбородками, ест бананы, как запихивает в себя бутерброды, сделанные из длинных батонов. Глядя на то, как Ольга Валерьевна достает из сумки длинный бутерброд, как широко открывает рот и слегка запрокидывает голову, прежде, чем съесть его, Семен думал, что ей нужно начать выступать в цирке, ведь она вполне может составить конкуренцию шпагоглотателям. Только её номер будет называться «бутербродоглотатель». Поначалу Семен шутил и смеялся вместе со всеми, но позже ему стало до тошноты противно смотреть на то, как она ест. Его стал бесить запах пищи, его раздражало, как главбух широко открывает рот, прежде, чем запихнуть в него кусок торта, как она закрывает глаза, когда проглатывает пищу, будто проталкивая её глазными яблоками. В телепередаче про животных Семен видел, как так делают лягушки. Только перед ним каждый день сидела не лягушка, а жаба, гигантская баба-жаба со стервозным характером и ужасным запахом. Одни только груди, вечно лежащие на крышке стола, чего стоили. Огромные и бесформенные, похожие на бурдюки, заполненные водой… Когда Семен смотрел на них, ему хотелось взять шило и бить по ним, дырявя и выпуская наружу воду, или что там в них… Но он не делал этого, хотя всегда хотелось. А ещё он хотел бы использовать эти безобразные мешки, заполненные жиром, как боксерские груши и колотить по ним кулаками, пока они не сдуются, а потом завязать узлом на спине главбуха.

До чего же ему надоели куски мяса и хлебобулочных изделий, летящие на его стол и ему в лицо, когда Ольга Валерьевна пыталась говорить по телефону с набитым едой ртом. А её чавканье просто сводило с ума. Когда она портила воздух, у Семена начинались приступы удушья и слезились глаза. Однажды, не выдержав, он подошёл к директору и прямо сказал: