Джина

– Которое снимает наложенное на меня заклятье. Только ты, как говорится, стараешься бежать впереди паровоза. Давай, я всё по порядку буду рассказывать, ладно? А чтобы тебе было веселее…

Джина щёлкнула пальцами. Напротив скамейки, на которой они с Андреем сидели, появился круглый стол на изогнутых ножках, на котором стоял кальян.

– О! – Светлов засунул мундштук в рот, глубоко затянулся, выдохнул струю густого, ароматного дыма. На лице его появилось блаженная улыбка. – Конечно, ты рассказывай. Честное слово, я тебя не перебью… Пока курю.

Джина одобрительно кивнула. Какое-то время сидела, глядя вдаль, на дворец Ахома, потом продолжила свой рассказ:

– Ахом издал указ о проведении отборочного состязания для выявления кандидата на должность придворного чародея…

Слушая Джину, Андрей не переставал удивляться: только недавно он испугался её, считал злым привидением и хотел от неё избавиться. Сейчас же он с интересом, затаив дыхание слушает её и считает чародейку чуть ли не лучшей своей подругой. Она говорит, что недостаточно хорошо умеет пользоваться русским языком, но не всякий нерусский может без запинки, без акцента выговорить: «Ахом издал указ о проведении отборочного состязания для выявления кандидата на должность придворного чародея». Опять-таки, этот чудесный кальян… Светлов действительно любил курить кальян, но делал это нечасто. Чаще всего, по праздникам. Но ведь именно сейчас новогодние праздники! Нет, она даже не чародейка, она – сама по себе чудо, феномен! Эх, жаль, что сон закончится, и не будет ни этого города, ни дворца царя Ахома, ни кальяна, ни самой Джины. Потому, что это всего лишь сон. Сон, навеянный большим количеством выпитого алкоголя. Пьяный, мать его сон. Эх, как жалко! Вот бы сон тянулся целый год!

– … В принципе, указ он мог не издавать, так как слухи в Солернии распространяются быстро. И всё равно пришло бы всего два человека – по одному от каждого клана. Камматы послали меня, от Сабритов пришла Одджит – та самая бабка, которая кормила тебя пирожками…

И тут Андрей забыл, что обещал Джине, что не будет перебивать её. Кашлянув, он вынул изо рта мундштук и, удивленно вытаращив глаза, спросил:

– Как такое возможно?

– В мире магии возможно всё, – спокойно ответила она и вернулась к своему повествованию: – Для того чтобы стать чародеем, нужно было всего лишь удивить царя. Первой проходила испытание Одджит. Она творила чудеса: вернула зрение слепому, превратила воду в вино, омолодила сначала жену царицу Бенну, а потом и самого царя, которые к тому времени уже были в преклонном возрасте, но не желали отдавать своим детям бразды правления. Конечно, Бенну была в восторге, сановники рукоплескали Одджит. Судя по взглядам, которые она бросала на меня, где-то в глубине души Одджит уже праздновала победу и видела себя придворной чародейкой. Видя её успех, я где-то в глубине души засомневалась в том, что мне что-то светит. Ведь я планировала, когда шла на испытание, лысину царя превратить в косматую гриву. Я даже целую главу в Книге Знаний наизусть выучила. Ведь до того из-за лысины он стеснялся носить корону, предпочитая надевать на голову перхет…И вот стою я тогда, смотрю на царя и приближенных к нему особ, на самодовольную ухмылку Одджит и понимаю, что пышная шевелюра не идет ни в какое сравнение с молодостью и с молодой женой. Но вижу, что Ахом почему-то не весел, хотя должен был радоваться. И тут, хотя я тогда была очень молодой, мужских ласк не познавшей, я поняла, что молодость молодостью, а для царя главное – его мужская сила. Похоже, Одджит о мужчинах меньше меня знала, а потому упустила из вида эту важную деталь. Я тут же вспомнила соответствующее заклинание, взмахнула руками и наградила царя вечным стояком. Ой, ты даже не представляешь, что там было! Ахом вскочил с трона, подскочил ко мне, обнял, уперевшись мне в живот этой своей торчащей штукой, расцеловал… Тут же объявил, что придворным чародеем буду я, «все свободны!», схватил за руку царицу и вместе они направились в опочивальню, откуда не выходили три дня и три ночи. На четвертый день изможденная, но счастливая царица выползла из опочивальни, и царь потребовал прислать ему молодых танцовщиц, после чего его никто не видел десять дней и десять ночей. А я стала служить придворным чародеем. Ты даже не представляешь, как это здорово! Я купалась в роскоши, я чувствовала себя хозяйкой мира. Люди падали на колени при моем появлении где-либо. Они боялись меня и, одновременно, восторгались мной. У меня было всё: богатство и власть. И, чтобы иметь всё это, достаточно было раз в день, после обеда, почитать Книгу Знаний. И всё!.. Два года пролетели, как один день. Казалось, это будет длиться всю жизнь. И я была согласна на такую жизнь. Но тут произошло то, что в мои планы не входило: как-то раз, когда я решила покинуть своё тело и полетать над землёй…

– Ты умерла, что ли? – в очередной раз перебил её Светлов. В его голове просто не укладывалось, как душа может существовать отдельно от тела. – Душа отлетает во время смерти…

Это всё, что он знал о душе.

– Нет, – Джина посмотрела на него, как профессор смотрит на студента-первокурсника. – Душа может отделяться от тела, а потом опять возвращаться. На нашем языке это называется сафна. Сафна подробно описана в Книге Знаний и, когда будешь изучать её…

– Сомневаюсь, что буду изучать её, – Андрей затряс головой. – Ой, сомневаюсь.

– Ну, это ты сейчас так говоришь, – уголки её рта тронула едва заметная улыбка. А её глаза, которые меняли цвет от голубого до черного, говорили о том, что она не просто знает это, а видит. Видит, как он, Андрей Светлов, сидит над Книгой Знаний и штудирует её, как прилежный ученик. Именно это Андрея испугало. Он не хотел тратить своё время на какую-то Книгу Знаний. Да и зачем ему это? Впрочем, это всего лишь сон. Светлов проснется, и не будет никакой Джины, никакой Книги Знаний. Значит, и беспокоиться не о чем.

– Ой, блин…

– Да ты не бойся, – эта чертовка, определённо, могла читать мысли. А может, во сне так и должно быть? – Читать Книгу Знаний не только не утомительно, но и интересно. К тому же, она не всякому открывается. Если ты её не достоин, будешь, как ты говоришь, в пролёте. Но только я вижу, что ты достойный. В тебе скрыта сила, о которой ты пока ничего не знаешь. Но это будет потом… Так, на чем я остановилась?

– На том, как твоя душа отделилась от тела, – напомнил Светлов.

– Да… Я расслабилась, погрузилась в сафну, и моя душа полетела над землёй. Она летала над полями и лесами, над морями и горами. Я резвилась в кронах таких высоких деревьев, какие тебе и не снились. И, хотя в состоянии сафны можно общаться с духами ушедших в другой мир предков, их в тот раз я не видела и не слышала, что меня немного удивило. Я просто не придала этому значения, а должна была… В какой-то момент я слышу женский голос, громко читающий заклинание, и мою душу потянуло куда-то назад. Потянуло так сильно, что я не смогла этой тяге сопротивляться. Потащило, но не в тело, которое сидело в позе мкач в моих покоях во дворце Ахома, а куда-то дальше, за дворец, в тот район Солернии, в котором я никогда раньше не была. Я пыталась сопротивляться, но куда уж там! Именно в тот момент я поняла, что до того момента в Книге, где описывается сопротивление воздействию на душу, осознанно вышедшую из тела, я просто не дочитала. Или дочитала, но забыла, как сопротивляться этому воздействию. А женский голос, читающий заклинание, кажется мне знакомым. Пролетев сквозь крышу незнакомого мне дома, я увидела девушку, сидящую на коленях у пустого кувшина. Та самая девушка и читала заклинание. В какой-то момент я узнала эту… сучку. Ею оказалась Одджит! Я кричу ей: «Одджит! Остановись, что ты делаешь?» А она смотрит на сопротивляющуюся меня, из последних сил цепляющуюся за всё, что можно, и улыбается. А меня всё сильнее и сильнее затягивало в кувшин, пока я окончательно не ослабла и не оказалась внутри его. А потом пробка запечаталась, и я погрузилась в состояние, сравнимое со сном, только без сновидений. И проснулась я только тогда, когда ты произнес кодовое слово, отменяющее заклинание.

– И какое же это слово? – Андрей глубоко затянулся, задержал дым в лёгких и выпустил его кольцами через рот. Он не знал тарингийского языка, тем более, не мог знать никаких кодовых слов. Может, Джина что-то путает?

– «Етбля», что значит, в переводе с нашего языка «освободись».

И тут до Светлова дошло, что он и не планировал никого освобождать. То, что он сказал, точнее, выкрикнул, было реакцией на падение с серванта кувшина, который был ему дорог, как память о путешествии в Египет, как напоминание об эстонке, в постели с которой он провел незабываемые, даже не минуты – часы! Поняв, что он мог в момент падения египетского кувшинчика сказать, Андрей рассмеялся. Перестав смеяться, посмотрел на Джину.

– Я сказал тогда: «Нет, бля», а в русском языке, зачастую, к освобождению это не имеет никакого отношения.

– Ну, и что. Всё равно, пусть даже неосознанно, но ты меня вызволил. Значит, ты сейчас мой господин и повелитель, проводник в своём мире. И мы с тобой будем вместе навеки…

– Я столько не проживу, – Андрей печально улыбнулся. – Увы, люди в наше время столько не живут.

– Ничего, со мной проживёшь, – она положила руку ему на плечо. В тот момент Андрей понял истинное значение слова «прибалдеть», так как от прикосновения Джины ему стало не просто хорошо, а очень хорошо, как никогда в жизни. Он почувствовал, как напрягается его член, и шевелятся волосы на голове. Хотя он включил всё своё актерское мастерство, чтобы не подавать вида, но по хитрому прищуру глаз Джины было видно: она знает, что ему хорошо. И ей это нравится. Жаль только, что ощущение безграничного счастья длилось недолго. В какой-то момент милая чародейка убрала руку от плеча Светлова и встала со скамьи. Ощущение блаженства какое-то время продержалось, а потом стало улетучиваться. Только член не желал опадать и стоял, как оловянный солдатик.

– Я полагаю, что больше тебе рассказать нечего, да? – спросил Андрей, глядя на девушку снизу вверх, любуясь её грудями, обтянутыми платьем, украшенным дорогими каменьями.

Джина прикрыла глаза. Открыв их, произнесла:

– Ночь в твоём мире ещё не закончилась. А для того, чтобы продолжить рассказ, нужен кувшин. Я буду считывать информацию с него.

– Но как? – Светлов хотел сказать, что кувшин сейчас находится в его квартире и перетащить его в сон, скорее всего, будет проблематично, но пузатый кувшинчик тут же появился в руках чародейки. Он начал переливаться всеми цветами радуги в её руках, рисунки и письмена на нём стали меняться.

И только в тот момент Светлов заметил, что жизнь вокруг беседки словно вымерла: куда-то пропали люди, которые спешили по своим делам, пропали ящеры, тянущие за собой груженные барахлом повозки. Небо было чистым, не летали там никакие птеродактили. Стало тихо. Андрей понял, что без Джины тут не обошлось. Она специально убрала всё лишнее из этого сна, чтобы ничего Андрею не мешало выслушать или правильнее сказать – увидеть её историю, чтобы всё понять и не пропустить ничего важного. А важных моментов там могло быть много. Слишком много.

– Возьмись за кувшин правой рукой и дай мне левую, – чародейка присела на скамейку. Андрей вынул изо рта мундштук, положил его на маленький столик, которого раньше в беседке не было, но появился он как раз вовремя. Правые и левые руки Светлова и Джины сцепились в замок. Свою левую руку прекрасная колдунья приложила к кувшину, тем самым замкнув цепь. – Не думай ни о чем и расслабься…

Андрей подчинился. На какое-то мгновение он снова ощутил блаженство, почувствовал, как маленькие разряды, исходящие от кувшина, пробегают по руке и распространяются по всему телу. Как только эти разряды наполнили Светлова «под завязку», он увидел Джину, лежащую на кровати в своих покоях. Глаза её были закрыты, лицо посинело. Вокруг неё суетились люди в длинных мешковатых одеждах. Андрей понял, что это были придворные лекари. Один из них делал Джине искусственное дыхание изо рта в рот, потом – массаж сердца, но девушка не подавала никаких признаков жизни. Только Светлов подумал, что медицина у них явно не на высоком уровне, два лекаря вкатили в покои нечто похожее на аппарат для магнито-резонансной томографии. Один из лекарей нажал на кнопку на панели. Тут же по краям аппарата загорелись белые лампочки, сигнализируя о полной готовности. Тело Джины положили на выдвижной стол, и аппарат быстро втянул её в себя. Через небольшой лючок в корпусе неведомого Андрею устройства он видел, как к телу девушки присасываются присоски, как сквозь неё пропускают электрические разряды, от которых дергаются её руки и ноги, но всё время слышится печальное «пи-и-и-и», говорящее о том, что сердце девушки запустить невозможно, как невозможно оживить то, что уже мертво.

В какой-то момент взмокший от пота лекарь, который делал Джине искусственное дыхание, повернулся к своим коллегам и что-то сказал им. Один из них с печальным лицом подошел к панели на корпусе аппарата, нажал на кнопку. Машина тут же выплюнула тело девушки и отключилась. Огоньки погасли.

– Вот так я умерла, – прокомментировала чародейка. Из её глаз выкатились две слезинки и потекли по щекам, оставляя влажные следы, которые моментально высыхали.

Вторая картинка: Андрей увидел дворец Ахома вблизи, увидел красную ковровую дорожку, тянущуюся от входа во дворец и до самых ворот. Увидел он и толпу людей, стоящую перед дворцом по обе стороны дорожки. На дорожке стояла только человек двадцать, одетых во всё черное.

Светлов парил над дорожкой, над толпой. Рядом с ним была Джина.

– Это мои родственники, – сказала она, указав рукой на людей в черных одеждах.

– Они могут нас видеть? – поинтересовался Андрей, но он уже знал, что она ответит.

– Нет.

Из дворца вышел высокий мужчина в одеждах, украшенных драгоценными камнями и расшитых золотом. На его голове красовалась корона. Высокий воротник делал его похожим на павлина. Вокруг него толпились хорошо вооруженные стражники. Рядом с ним стояла красивая женщина в платье, на изготовление которого ушло, наверное, килограммов сто золота и бриллиантов. Глядя на эту парочку, Светлов понял, что это и есть царь с царицей.

Ахом постоял немного, глядя на толпу сквозь зазор между двумя стражниками, стоящими перед ним, потом что-то громко сказал. Стражники разошлись в разные стороны, царь выдвинулся вперед и по дорожке направился к родственникам Джины. Подойдя к ним, он стал им что-то говорить. Поначалу для Андрея это был лишь набор отрывистых звуков, но потом он вдруг из этих звуков начал выхватывать слова, которые складывались в фразы и предложения. Как будто Андрей уже когда-то знал этот язык, но потом забыл его и только сейчас случайно вспомнил. Нет, он не удивился этому. Он знал, что это ему передалось от Джины, которая крепко держала его за руку.

– … Ваша дочь была лучшей чародейкой, – говорил Ахом, обращаясь к родственникам Джины. Стоит отдать им должное – никто не плакал, женщины не голосили и не падали в обморок. Все стойко держались, но лица у всех были одинаково скорбными. – Её каменное изваяние займет достойное место в моем дворце, и она будет похоронена с почестями, как член царской семьи!..

Следующий кадр: та же толпа людей в черном. Они стоят у вырубленной в скале усыпальницы. Напротив усыпальницы стоит саркофаг с телом Джины, чуть в стороне – непонятная установка, за пультом которой стоит старичок с длинной седой бородкой. Он одет так же, как придворные лекари, но на голове его красуется шлем, как у велосипедистов.

– Прощай, дочь! – сказал мужчина в годах и, обернувшись, махнул рукой старичку в шлеме. Тот сразу же нажал на какую-то кнопку на пульте, саркофаг плавно поднялся в воздух и влетел в вырубленную в скале нишу. После чего лежащая рядом с усыпальницей большая плита взлетела и закрыла вход в усыпальницу. На плите было что-то написано. Хотя Андрей понимал тарингийский язык, но прочитать надписи на плите, сколько бы ни смотрел на неё, не смог. Но подумал, что, скорее всего, там написаны все имена Джины, дата рождения, дата смерти. И снизу, наверняка, приписано что-то вроде: «Любим, скорбим». Иначе никак.

Андрей огляделся. Вокруг – только скалы с вырубленными в них усыпальницами. И на всех плитах были надписи. Должно быть, это и было кладбище царей Тарингии – печальное, унылое место, где находили свой покой сильные мира сего, точнее, мира, в котором когда-то жила Джина. Это место угнетало, навевало тоску. Оттуда хотелось убежать, а лучше – улететь. А во сне это сделать – вполне реально!

Похоже, Джине тоже не хотелось там задерживаться, а потому она снова перенесла Андрея в беседку. На долю секунды он увидел слёзы на её щеках, но только на долю секунды, потому что слёзы быстро высохли.

– Да, печальное зрелище, – вздохнув, произнесла она. – Никогда не думала, что нет ничего тяжелее, чем видеть собственные похороны… Ужас! Ну, ладно, не будем о грустном. Сейчас я хочу посмотреть, что было с кувшином, пока я была внутри его. Ты будешь смотреть?

– Да, – Светлов кивнул головой. Раз уж это необычный сон, он возьмет от него всё, чтобы запомнить, а потом вспоминать всю оставшуюся жизнь. Когда он ещё такие сны увидит? Да никогда!

– Хорошо. Расслабься!