– Витя, если ты не остановишься, я выпрыгну в море, – вдруг сказала Марина.
Я замер. По виску скатилась струйка пота. Мне казалось, что я слышу, как колотится ее сердечко – тук-тук, тук-тук, тук-тук… так громко, как если бы оно стучало у меня в мозгу… быстро, словно игла в швейной машинке…
На мой нос шлепнулась прохладная капля, и я не сразу понял, что это с неба.
Неужели будет дождь?
– Ты меня слышишь?! – повысила голос Марина.
«Она боится. Не усугубляй и без того сложную ситуацию, – прошипела сидящая внутри меня тварь. – Ты по уши в дерьме… Таня. Хи-хи!»
– Я не Таня!! – закричал я, схватившись за голову.
Марина испуганно попятилась назад, и, взглянув в ее белое как мел лицо, я испугался.
– Не… не бойся меня, – сказал я, вымученно улыбаясь. – Я ведь люблю тебя.
Лодка с ее отцом и братом быстро приближалась и вскоре остановилась от нас в паре метров, покачиваясь на волнах.
– Тебе надо было накатить с Павлом, тряпка! – крикнул Петр Сергеевич. – Ты обидел его, когда отказался с ним выпить. Вот он и сдал тебя, романтик. Как говорится, хотел в рай перескочить, да по дороге штаны порвал. Хрен тебе в задницу.
«Дядя Паша», – подумал я с отчаянием.
Старый алкаш все рассказал отцу Марины.
– Ты ведь обещала мне! – едва сдерживаясь от бешенства, процедил Петр Сергеевич, переключив внимание на дочь. На нем была тельняшка и камуфляжные штаны. – Обещала, что не будешь общаться с этой городской тряпкой!
– Папа…
– Ты обманула меня. Дважды. Первый раз, когда клялась, что не переписываешься с этой шлюхой «Таней». Второй раз, когда соврала, что идешь на дискотеку. Быстро лезь в лодку!
Марина тупо смотрела перед собой, затем медленно встала.
– Я помогу тебе, – с готовностью сказал Иван, протягивая руку. – Бать, давай ближе…
Наши лодки гулко ударились бортами, и Марина взмахнула руками, стараясь удержать равновесие.
Я сидел сгорбившись, словно оглушенный. Боковым зрением я мог наблюдать, как моя любимая, ойкая, перелезала в лодку к своей родне.
«Она даже не поцеловала меня. Она даже не коснулась меня. Она даже не посмотрела на меня», – тупо повторял я про себя эти идиотские фразы вновь и вновь, как заезженная пластинка.
Где-то вдалеке утробно пророкотали первые раскаты грома.
– С тобой я поговорю дома, – ничего не выражающим голосом произнес Петр Сергеевич и повернулся ко мне: – Ну, а теперь ты, рыцарь х. ев.
– Вы не имеете права меня оскорблять, – тихо промолвил я.
Иван прыснул от смеха.
Я поднялся на ноги. Волны лениво кружили наши лодки по кругу, то отдаляя, то вновь приближая друг к другу, словно в каком-то затейливом танце.
– Имею. Дочь, ты знаешь, с кем сегодня ты провела вечер?
Марина непонимающе посмотрела на отца:
– Ты… папа, ты о чем?
И тут Петр Сергеевич произнес фразу, которая сразила меня наповал. Которая намертво врезалась в мою память. Которая потом снилась мне каждую ночь.
– Это убийца. Этот парень убил своих приемных родителей.
Марина обмерла.
– Папа, – с трудом выговорила она. – Папа, этого не может быть.
Вторая капля упала на мою щеку, затем еще одна. Я вытер ее и лизнул.
Пресная.
Точно, будет дождь.
– …я же говорил, что проверю этого гаденыша. Вот и проверил. Мне только что из городского управления позвонили. Я сегодня отправил на него запрос…
Прокуренный голос отца Марины просачивался как в липком тумане.
– …Два дня назад его родителей нашли зарезанными в ванной. Есть свидетели, его видели на улице в крови. Этого психа объявили в розыск… а он сюда, к нам рванул…
Я поднял голову, наткнувшись на сверлящий взгляд Ивана. Он больше не улыбался, а хмуро разглядывал меня. Я подумал, что с точно таким же выражением наблюдают за полураздавленной змеей, которую переехал велосипед. Она еще пытается извиваться, яростно шипит, но ее круглые блестящие глазки уже тускнеют, а движения становятся все более слабыми и вялыми. Ее ядовитые зубы уже не страшны. А когда она сдохнет, ее обмякшее тело пнут, как дырявый шланг, и все.
– …я знал, что рано или поздно этим все закончится, – продолжал Петр Сергеевич. – Я всегда вижу людей насквозь.
Полил дождь. Я высунул язык, как собака, пытающаяся поймать снежинки. После этой долбаной «Улыбки» во рту остался стойкий привкус муската. Ненавижу вино.
– Витя, это правда?
В этом дрожащем, как огонек свечи, голосе было столько невыносимой муки, что мне захотелось выть. Выть, как попавший в капкан волк, задрав морду на луну.
Я посмотрел наверх. Все небо было затянуто вязко-серой пеленой. Ни луны, ни звезд.
Ни одной звездочки.
Что мне теперь делать?!
– Витя, – тихо позвала меня Марина, но я не решился взглянуть на нее. Что толку сейчас ей что-то объяснять? Пока здесь ее папаша и брательник, любые разговоры бесполезны. С таким же успехом можно было разговаривать с лодкой, воняющей тухлой рыбой.
Петр Сергеевич что-то негромко сказал Ивану, и спустя мгновенье я почувствовал, как меня повело вправо. Оглянувшись, я увидел, что отец Марины держится за борт моей лодки, в то время как Иван перепрыгнул ко мне.
В его руках бряцнули наручники.