Закопанные

– Мать моя на коньках, – проворчал Ходжа. – Свел Бог с дурой сумасшедшей.

Он ущипнул зэчку за грудь, но она лишь вяло отвела руку уголовника. Ходжа плотоядно улыбнулся.

– Говорят, психички такие сладкие в постельке, – хихикнул он. – Фигурка-то у тебя ничего! А вот рожей не вышла, только фраеров в подворотне пугать!

– Домой, – в третий раз произнесла женщина и вдруг, развернувшись, посмотрела Зажиму прямо в глаза. – Отпусти.

Зажим усмехнулся. Глядя на стоявшую перед ним зэчку, он вновь испытал то странно-волнительное возбуждение, которое нахлынуло на него там, в чреве автозака, когда он стоял перед «стаканом» с ключами в руках.

«У нее сочное тело. Тело зрелой самки», – пронеслась у него мысль.

Да, судя по всему, баба явно не дружит с башкой, и мозги у нее наверняка давно скисли, как забытый на подоконнике борщ, но разве это так важно? Сейчас и здесь?

Зажим почему-то подумал о рыбе. Да-да.

О сушеной рыбе.

О вобле, у которой со временем слегка подпортилась голова (как говорится в известной поговорке), а из жабер уже явственно ощущается душок. Но если закрыть глаза на подобные мелочи, то в целом рыбка даже вполне ничего, как раз под пиво. Оторвать голову, и вобла готова к употреблению, а о неприятном запахе можно забыть. Как и о том голимом автозаке, в который люди Доктора пустили «красного петуха»…

– Закрой хлебало и слушайся меня. Усекла? – спросил он, в упор глядя на женщину.

Беглый зэк хотел прибавить что-то еще, но, к всеобщему изумлению, женщина сделала то, что от нее ожидалось меньше всего, – она плюнула в Зажима.

Все замерли, лишь Нос снисходительно улыбнулся.

Несколько секунд Зажим ошеломленно безмолвствовал, затем, хрипло выдохнув, ударил заключенную. Жесткий кулак пришелся в рот, расплющивая губы. Хрустнул выбитый зуб, и женщина упала на куст, при этом даже не вскрикнув. Сунула в рот загрубевшие пальцы и, вынув отколовшийся зуб, зажала его в кулаке.

– Дура, – бросил Зажим, наматывая на кулак волосы зэчки. Ее голова болталась, как надетая на палку картонная коробка.

– Не надо, – пискнул Сава. – Пожалуйста!

Приблизив к женщине свое багровое от бешенства лицо, Зажим предупредил:

– Еще так сделаешь, вырву ноги. Будешь ползти на руках.

– Зажим… – начал Ходжа, но, наткнувшись на ледяной взгляд уголовника, прикусил язык.

– Мне плевать, зачем вы нужны Доктору. За то, что он вызволил меня, я сам с ним рассчитаюсь, это мой головняк, – цедя слова, пояснил Зажим. – Но если хоть какая-то шваль из вас будет мне мешать, я закопаю ее живьем.

Он вытер плевок с лица и брезгливо размазал его по грязным волосам женщины.

– Вставай, шлюха.

Женщина медленно выпрямилась. От удара ее нижняя губа мгновенно вздулась, подбородок блестел от крови, но она, казалось, совершенно не обращала на это внимания. Изо рта выскользнул язык, торопливо слизывая кровь. Рот растянулся в идиотской гримасе, безжизненной и холодной.

Зажим брезгливо смотрел на нее.

– Эй, смотрите! – послышался дрожащий голос Савы. Он стоял перед старой сосной, пристально разглядывая свежую зарубку. Ходжа метнулся к зэку, коснулся рукой желтоватого среза. Понюхал пальцы, испачканные древесной крошкой.

– Совсем недавняя, – определил он, отряхивая ладонь. Повернулся к Зажиму:

– Надо идти. И это, как его…

– Что «это»? – резко спросил Зажим, не выпуская из пальцев волосы уголовницы. Ходжа указал на кровь, которая продолжала сочиться из разбитой губы женщины.

– Ни к чему нам лишние следы. Ни кровь, ни сопли, ни ссанье. Собаки враз все учуют.

Приблизившись к зэчке, он подмигнул ей.

– А если что, бить можно в живот. На теле много мест, где кулак не оставляет следов. Да, цыпа?

Ухмылка на лице заключенной стала еще шире.

«То ли издевается, то ли и вправду конченая дура», – подумалось Зажиму, и в какой-то миг ему, матерому уголовнику-рецидивисту, убийце, стало неуютно. Он разжал пальцы, высвобождая сальные волосы женщины. У него возникло ощущение, что он смотрит на старую, облепленную паутиной дверь в заброшенном подвале, сквозь щели которой тянет стылым холодом. Что там, за этой дверью?

И вообще, кто эта ненормальная? Куда ее везли вместе с ними в «стакане»?!

Впрочем, сейчас времени для допроса не было. Возможно, он получит ответы на эти вопросы. Зажим не без труда заставил себя отвести от нее взгляд.

– И все равно я не въезжаю, – угрюмо сказал он. – Почему тот, кто за нас впрягся, сбежал? Почему не дождались нас?

Ходжа пожал плечами:

– Значит, свой интерес был. Может, пацаны светиться не хотели перед нами. Доктор же написал в маляве: «Жду возле Сирени». Все, баста. Айда, шевелим булками.

С этими словами он пихнул в бок Носа.

Мутные глаза-монетки зэка замерцали. Словно припустил дождь, и вода в луже, на дне которой лежали эти самые монетки, слегка очистилась.

– Снимите это, – мягко сказал он, поднимая закованные в наручники руки. – Мне неудобно в них идти.

– Да щас, разбежался! – заржал Ходжа. – Может, еще массаж сделать? Внутренний?

Нос терпеливо ждал, не убирая руки, и Ходжа влепил ему подзатыльник. Только после этого, недовольно поведя плечом, Нос зашагал в чащу.

Зажим развернулся к женщине:

– Пойдешь сама или мне выбить тебе еще один зуб?

Не дождавшись ответа, он схватил заключенную за плечо и сильно сжал его. Несчастная вскрикнула, и Зажим с удовлетворением кивнул.

– Вот и хорошо. Учись быть послушной.

Женщина зашаркала ботинками со стоптанными каблуками, шелестя травой.

– А ты что встал, валенок? – прикрикнул Зажим, глядя на замершего Саву.

Толстый зэк отвел взгляд. В его глазах стояли слезы, и он не хотел, чтобы уголовник это видел.