Людоед (сборник)

Мужчина неверяще глядел на приближающегося гиганта.

«Этого не может быть. У меня в магазине было десять патронов!»

Палец бестолково жал на спусковой крючок, но все было напрасно. Похоже, в магазине заклинило патрон.

«Осечка, сержант», – промурлыкал где-то над ухом голос егеря.

Медведь сделал еще один шаг, оказавшись всего в метре от застывшего мужчины. От зверя исходили ни с чем не сравнимые запахи – запах хвои и трав, запах таежного леса, запах зверя, дикого и беспощадного. А еще эта покрытая шерстью глыба буквально источала запах необузданной ярости и возмездия.

Медведь взмахнул раненой лапой, ударив по ружью. Ствол ушел вниз, приклад, подпрыгнув, как живой, с силой врезался Виктору в подбородок. Лязгнули зубы, почти насквозь прокусив язык, от резкой боли в глазах охотника потемнело и выступили слезы. Ружье упало на пол, свет от подствольного фонаря прочертил тонкий луч, осветив самодельную печку.

Смолин почувствовал странную слабость в теле, его ноги подогнулись, как если бы из них вырвали коленные чашечки. С тихим всхлипом он осел вниз, одновременно ощущая, как в паху набухает горячая влага. Он пополз назад. Медведь молча взирал на человека, не предпринимая попыток его догнать.

Бегло оглянувшись, Виктор увидел позади себя открытый погреб. Еще одно движение… Еще чуть-чуть… Всего полметра…

Он кубарем скатился вниз, больно ударившись коленом о ступеньки. Однако несмотря на падение, он тут же вскочил и кинулся закрывать крышку погреба.

«Он разнесет ее так же, как и дверь», – напомнил ему внутренний голос, но Смолину было некогда размышлять об этом. В такой ситуации организм действует чисто механически, руководствуясь инстинктом самосохранения. Тем более иных вариантов у него сейчас попросту не было.

Внутренней щеколды и вообще какого-либо замка на деревянной крышке не было, и Смолину ничего не оставалось, как просто удерживать вход в погреб руками.

Он сплюнул скопившуюся во рту кровь.

– Что, сержант, запахло жареным? – раздался в темноте усмехающийся голос егеря.

– Я ранил его, – бросил Виктор. – Потом вышла осечка.

– Да, я уже понял.

Олег вздохнул.

– Не повезло тебе, верно? Эти буржуйские ружья – полное говно. То ли дело наше, отечественное.

Смолин молчал, не желая вступать в дискуссию. Было слышно, как медведь бродил по дому, тяжело ступая лапами. Неожиданно зверь заворчал, за этим последовал стук, будто что-то упало на пол.

– Вот и я говорю, сержант, – снова вклинился егерь. – То ли дело, наша старая «берданка». А еще лучше – рогатина. Уж та никогда не подведет. Но рогатины у нас нет. Чуешь, к чему я веду, сержант?

– Отвали.

– Интересно, что он там наверху делает. Как думаешь? – спросил Шибаев.

– Я не экстрасенс. Заткнись.

Олег засмеялся.

– Ты думаешь, зверь не знает, где мы?

«Думаю, знает. Это просто временная передышка», – подумал Виктор.

Шум наверху продолжался недолго, и скоро все стихло.

Прошло несколько минут. В доме царила тишина, и Виктор осторожно приоткрыл крышку погреба.

Он медленно вылез наружу, оглядываясь.

Медведя нигде не было. Ветер уныло стучал о косяк обломками двери.

Зверь ушел, но в воздухе все еще плавал его запах.

Смолин поднялся на ноги. Его взор был направлен на пол у входа. В голубовато-холодном, мерцающем свете луны явственно выделялись черные подсыхающие кляксы. Кровь.

Виктор выглянул в окно.

Пусто.

Он принялся искать карабин и нашел его за печкой, как и «Тигр» егеря. Оба ружья были в плачевном состоянии – приклады изжеваны, цевья расщеплены, стволы погнуты и икорежены, будто по ним проехался трактор.

Он пнул ногой бесполезный хлам и, взяв с полки запасной фонарь, принялся водить лучом по стенам, пока не наткнулся на крюк-распорку, древнее оружие орочонов.

Сорвав его со стены, Смолин вернулся в погреб.

– Где Юма? – спросил Олег. Виктор направил ему в лицо фонарь, и тот зажмурился.

– Я не знаю. Может, она убежала, – сказал он. – А может, ее задрал медведь.

– Ты чуть не отгрыз мне палец. Совсем сбрендил?

– Не нужно было совать свои клешни мне в глаза, придурок, – ответил Смолин.

– Ладно, сержант. Давай, рассказывай, – мягко произнес егерь. – Теперь-то ты точно не отвертишься.

Смолин медлил. Кровь из прокушенного языка стекала из уголка губы и, скапливаясь на подбородке, капала на грудь.

– Говори! – вдруг рявкнул Олег. Учитывая, что он был связан, выглядело это странно, но, невзирая на данное обстоятельство, егерь вел себя так, словно это Виктор валялся обмотанный веревкой на земляном полу, а не он.

Смолин положил включенный фонарь на ступеньку так, чтобы луч был направлен в потолок.

– Не поверишь, – медленно, с расстановкой сказал он, разглядывая потемневший от времени и ржавчины крюк. – Но сразу себя уверенней почувствовал.

– А то, – с удовлетворением крякнул егерь. – Когда ковали такие штуки, специально шаманов звали. Они плясали и песни у костра горланили, чтобы, значица, сильный дух вселить в оружие. Чуешь?

Несведущий в ситуации мог бы решить, что два старых приятеля обсуждают погоду.

– Чую, – улыбнулся Виктор.

– Ни хрена ты не чуешь, болван, – вдруг посерьезнел егерь. – Зато я чую, что ты свои штаны обоссал. За версту несет от тебя, как от нужника.

Лицо Виктора ничуть не изменилось. Он придвинулся ближе к Олегу, не сводя с него сузившихся, как у рыси, глаз.