За то, что на картиночке не я вас приласкал.
Но в складках платья вашего спит дорогая грусть.
И в кольцах изумрудных – зеленая тоска.
А вчера на углу без запиночки и в лоб
Оценили вы мне свой гардероб.
И что на скрипочках у вас детвора —
То ли дело! – А что я вам пел – мура.
Вот ведь слово – как назло застряло в горле —
Не пропеть, не выговорить враз.
И разговор у нас по форме:
Хвастайтесь, я радуюсь за вас!
…Звоном, хрустом и шуршаньем полный
Снимочек – не взять, не упрекнуть:
Катят вас брильянтовые волны
Золотому берегу на грудь.
А остальное мелочи. И я гляжу вдогон —
Всего тебе хорошего, пей сладко и до дна.
А все-таки та девочка выходит на балкон,
И в платье ее грошевом спит медная струна.
1990 г.
Воробьи
Проститутки на Тверской, как воробьи,
Жмутся с холода к шныряющим авто.
Подобрал бы кто, уж тут не до любви —
Под дождем стоять, распахивать пальто.
Поиграл бы кто хоть в теплые слова
(Ну, какие, к черту, «бабочки» в мороз!).
Где же ездишь ты, богатая братва —
Глазки синие, как медный купорос?
Где бы выловить, чтоб – денег три мешка?
Поделили, всем хватило бы расцвесть.
А что возьмешь с приезжего лошка —
На помаду да на пару раз поесть.
И столичная презлая суета
Не поверит ни слезам и ни словцу.
Время – за полночь. Ну, где ж вы, блатата?
Привезли бы, что-ль, богатую овцу.
Синим пламенем гори она, дыми,
Папиросочка кайфовая в горсти.
На Тверскую со студенческой скамьи —
Мать узнает, зарыдает, не простит.
И красива, и собой не лимита,
И с артистами могла бы покутить.
Может, просто улица не та?
На Лубянскую пора переходить.
Что за осень – на асфальте ни листка,
От неона ночи светлые, как дни.
Вот и розочки голландские с лотка
Тоже маются – приезжие они.
Тоже ввалятся сегодня в чей-то дом.
(Ну какие, к черту, жрицы от любви!)
Принцы… Ротшильды… Но это все потом.
А сегодня – на Тверской. Как воробьи.
1997 г.
Воспоминание
Смеется девушка чему-то у фонтана,
Ей все обыденное – сказочно и странно,
И провожатый – молод, мил и мимолетен —
Смешит ее стихом на самой верхней ноте.
Талдычат голуби и кланяются низко
На шпаги ног прелестной чудо-гимназистки.
Я – провожатый. В одиночестве – беда нам.
Горит июль. Мы оба в небо бьем фонтаном.
На кон замётано, что юность накопила —
Кривится девушка над горечью у пива.
Слова срываются с проворством воробьиным,
Улыбка мается собой в бокале винном.
И фонари вокруг в почтительном поклоне
Купают ноги в акварелевом неоне.
Две тени сходятся, и путаются космы.
Смеется девушка так ветрено и просто.
Все как в кино. Все на пределе, как на гонке.
И только нет ни тормозов, ни кинопленки,
И за пустяк в душе сражаются армады,
И вкус победы – вкус пронзительной помады.
Смеется девушка чему-то у фонтана,
Ей все обыденное – сказочно и странно.
И весь сюжет случаен, чист и мимолетен.