Граф Соколовский и две чашки чая

Граф Соколовский и две чашки чая
Александр Васильевич Свистула

Во время торжественных празднований Крещения Руси в столице пропадает молодая девушка. Нет ни свидетелей похищения, ни оставленной записки, ни оброненных знаков, ни единой улики, указывающей на похитителей. Обстоятельства дела столь загадочны, что даже родная мать не верит в её исчезновение. Граф Соколовский является единственным, кто может помочь молодому возлюбленному найти супругу. Кроме подозрений своего нового клиента граф не имеет ни единой детали, способной пролить свет на тайну исчезновения юной девушки.

Глава первая

Говорящие фамилии

Жизнь в Петербурге возвращалась в привычное русло. Праздничные настроения сменились повседневными заботами и бесконечной рутиной, составляющей основу человеческого существования. Стихли торжества и связанная с ними радость в честь девятисотлетия крещения Руси. Прошла та суматоха, захватившая многие городские думы, выработавших порядок мероприятий всего за неделю, вновь заработали в привычном режиме фабрики, торговцы и различные учреждения, задававшиеся за два дня до праздника наиважнейшим вопросом – «работать или не работать?». Каждый наделял этот праздник тем смыслом, которым вздумалось, эгоистично считая своё мнение истинным, представлял себе дух праздника таким, каким хотел его представлять. Консерваторы увидели в прошедших торжествах окончательный поворот России спиной к реформам Александра Второго, церковники чаяли созыв Поместного собора, скорейшего избрания Патриарха, усиления своего влияния на общество, сторонники малороссийской идентичности подчёркивали своё родство с великороссами, отстаивали общерусскую идею, используя единство православия. Киевские власти использовали торжества для рекламы Киева как современного развитого города, равного Москве и Петербургу. Говорили, что на празднование в Киев съехалось двадцать тысяч паломников, кто-то говорил – тридцать. Пятнадцатого июля, в разгар торжеств, трагически погиб киевский губернатор. Свалившись с лошади, он ударился головой о землю и умер. Об этом происшествии все постарались скорее забыть, и в Киеве празднества прошли, не претерпев никаких изменений. Торжественный обед для гостей Киева отменён не был, и горожане, пребывая в неведении, продолжили пить, веселиться, гулять, преодолев минутное беспокойство по поводу отсутствия губернатора.

Слышался и слабый, гневный голос либералов, недовольных возрастающим влиянием Церкви. Кто-то воспринимал нынешние торжества лишь как подготовку к приближающемуся тысячелетию Крещения Руси. Организация юбилея, наделение его смыслом и значением, носили, скорее, стихийный характер. Впрочем, этим разноголосым оркестром весьма умело управлял, используя в своих целях, обер-прокурор Победоносцев. Под его руководством в столице был организован грандиозный крестный ход, растянувшийся на две версты.

Не успели стихнуть праздничные крики и выветриться пары алкоголя, как вокруг графской усадьбы, принадлежавшей младшему Соколовскому, образовалась толпа клиентов и просителей. Дверь в кабинет владельца усадьбы отворилась, и в задымленную комнату вошёл Мелентий Евстафиевич – дворецкий. Это был мужчина среднего роста, с серебристыми, аккуратно зачёсанными назад волосами, небольшими усиками, не выходящими за границы крыльев носа. Эти белые маленькие усики прикрывали верхнюю губу дворецкого, придавая ему почтительные черты. В маленьких, прищуренных глазах, от которых растянулась сеть морщин, горели огоньки обширных знаний и чувства искреннего юмора. Дворецкий посмотрел в сторону кресла с высокой спинкой, из-за которой выглядывала голова хозяина. Кресло стояло развёрнутым лицом к окну. И кроме хозяйской головы Мелентию Евстафиевичу ничего представлено не было.

– Александр Константинович, посетители ждут вас, – чётко произнёс слуга, протягивая поднос с горкой визиток и записок.

– Я же сказал, никого принимать сегодня не буду.

– Ваше сиятельство, посетителей слишком много. Благоразумно было бы принять их.

– Я обязательно их просмотрю. Оставь их на столике, – пошёл на уступки хозяин, продолжавший скрываться за спинкой кресла.

– Если я сейчас уйду, вы их уже не просмотрите, а сожжёте, – учтиво сказал дворецкий. – Вы час назад пообещали Марфе, что спуститесь вниз. Я решил потревожить вас лично.

– Да от тебя не отвяжешься, старый ты клещ, – недовольно произнёс граф и поднялся с кресла.

Заботливый взор Мелентия отметил, что сегодня начисто выбритое лицо хозяина выглядело бледновато. Хозяин левой рукой откинул густые тёмно-русые волосы назад и улыбнулся своему слуге. Слуга улыбнулся в ответ. Правую руку Александр Константинович держал согнутой чуть выше пояса.

– Что за гости у нас сегодня? – граф с ехидной улыбкой окинул поднос, усеянный визитками и записками. – Не могут поделить своих любовниц? Или просят найти пропавшую собачонку?

– Ваше сиятельство, имеются господа, которых необходимо принять сегодня же. Вот, письмо от князя Мещерского[1 - Мещерский Владимир Петрович (1839-1914) – влиятельный придворный во времена Александра Третьего, пользовавшийся особым расположением императора, благодаря чему имел определённое влияние на правительство. Не раз обвинялся в мужеложестве.]. Пришло ещё утром…

– Это, про которого Соловьёв[2 - Владимир Сергеевич Соловьёв (1953-1900) – известный русский философ.] не так давно сказал «Содомы князь и гражданин Гоморры»? Ха-ха-ха, – недобрые смешки вырвались из уст молодого хозяина. – Надо же, до чего прилипчивая фразочка. Засела в голове. Не собираюсь на него отвечать. Мог бы сразу сжечь.

– Вот, генерал Пустомошнин лично прибыл. Уже больше часа дожидается в гостиной. Товарищ министра Петюшкин, от губернатора Воронежской губернии прибыл господин Мордащенко…

– Где они берут такие фамилии? – выгнул бровь Александр Константинович.

Левой рукой он взял с подноса несколько карточек и быстро прочитал фамилии их обладателей. Презрительная улыбка не сходила с его гладкого лица на протяжении всего процесса чтения.

– Зубоскалин, Ватрушкин, Гнильщенко. Как можно жить с такой фамилией? Гниль-щен-ко! Как будто их им Гоголь придумывал.

– Вместе с Грибоедовым, – почтительно улыбнулся дворецкий.

– Да, точно. Зубоскалин. Хе-хе-хе.

– Фамилию, как и родителей, не выбирают, Александр Константинович. Так что же, звать генерала, или вы к князю поедете? Велеть Фёдору…

– Никуда я не поеду. Я же сказал, письмецо Мещерского нужно сжечь сейчас же. Это ещё что такое? Сюда кто-то высморкался?

Хозяин дома взял в руки небольшой кусок мятой бумаги, на которой от руки было написано несколько слов.

– Я не знаю, как это сюда попало, – виновато сказал дворецкий. – Позвольте, я выброшу.

– Нет-нет, погоди. Л. М. Наивенков пишет, что ему могу помочь только я. Разве можно отказать этому человеку? Если князю Мещерскому постоянно помогает наш Император, то почему же этот молодой человек должен оставаться без поддержки?

– С чего вы взяли, что эта записка от молодого человека?

– О, в отличие от меня ты его видел лично. Если моя догадка верна, то он передал тебе визитку генерала?

– Да, был там один подозрительный. Представился посланником какого-то купца. Иначе, я его и на порог не пустил бы. Верно, он положил на поднос генеральскую карточку. Чтобы тому вставать не пришлось.

– Это очень сообразительный юноша. Соврал тебе, дабы ты его не прогнал, послюнявил свою бумажку и прилепил к обратной стороне визитки генерала.

Граф зажал записку между ладоней, пытаясь хоть немного разгладить её. Внимательный слуга заметил, как дрогнули мускулы на лице молодого хозяина, когда он задействовал правую руку.

– Позвать Марфу, чтобы она сделала вам повязку?

– Не стоит. Я её на кресле оставил. Пригласи этого Наивенкова в большой кабинет. Остальным передай, что ждать бесполезно. Скажи, мне нездоровится.

Глава вторая

Находчивый молодой человек

Когда в просторную, со вкусом обставленную комнату, вошёл красивый молодой человек, граф встал, и на несколько мгновений установилась полная тишина. Посетитель был около двадцати пяти лет, ростом чуть ниже хозяина дома. Он пытался выглядеть старше своих лет, облагородив свою внешность небольшой бородкой, но зачёсанные назад волосы вкупе с большим выпирающим лбом делали его немного смешным в глазах окружающих. В глазах его сохранялся какой-то мальчишеский огонёк, выдавая свойственную гостю горячность и потаённую пугливость по отношению к окружающему миру. И рубашка, и пиджак, сшитый явно не по его меркам, были застёгнуты на все пуговицы. Дешёвые брюки и поношенные ботинки незамедлительно вызвали в душе графа чувство надменности.

Чувство надменности Соколовского было пропорционально неприязни Наивенкова. Он с лёгким презрением, читавшимся в его взгляде, оглядел со вкусом обставленную комнату со множеством кресел, дубовым столом, шкафчиками и картинами. На стене, за письменным столом, висел портрет покойного Александра Второго, величественно-спокойным взглядом глядевшего куда-то в сторону. Наивенков посмотрел на повреждённую руку Соколовского, поддерживающуюся бинтами, завязанными за шеей. Граф проследил неодобрительный взгляд посетителя, скользнувший по украшенным кольцами худым пальцам.

– Рад вас видеть в своём доме. Позвольте представиться, Александр Константинович, граф Соколовский, – граф слегка наклонил голову перед гостем.

– Леонтий Михайлович.

– Прошу, присаживайтесь. Так что же это за дело, в котором могу помочь только я?

– Прежде чем я начну, вы можете обещать, что наш разговор останется сугубо конфиденциальным?

– Если вы хотите признаться в преступлении, предупреждаю – я не святой отец, и Таинство исповеди не совершаю.

– Нет-нет. Ни в чём преступном я сознаться не хочу. Но то, что я вам расскажу, является информацией личного характера.

– За это можете не беспокоиться. Я не из тех сплетников, что готовы стереть себе язык, обсуждая чужую личную жизнь.

– Значит, я могу вам довериться. Видите ли, я и моя супруга живём гражданским браком, – начал Наивенков.

От глаз молодого человека не ускользнула лёгкая усмешка, появившаяся на лице графа, при слове «супруга». «Обычно все называют таких гражданских супруг любовницами, – подумал Соколовский, – суть не изменится от того, что подобрали другое слово».

– Её зовут Софья Дмитриевна Красненская. Последний раз я видел Соню в прошлый понедельник. Она выглядела встревоженной, но я не придал тогда этому значения.

– Где вы с ней виделись?