Призрачные шаги безумия. Дневник откровений Полины П.

Он стянул трусики. Руки его мелко дрожали. Приспустил брюки и повалился на меня. Попытался раздвинуть мне ноги. Не получилось. Я их крепко переплела. Левой рукой обняла Кочана за шею и впилась в его губы горячим поцелуем. Он расслабился. В глазах у меня потемнело от ненависти. Я вытащила правую руку и со всей силы ударила его ножом. Метила в спину, но удар пришелся в плечо.

– Ты что, сука, – вскочил Кочан. Рукав тут же пропиталась кровью. – Какого хрена лежишь, помоги рубашку стянуть.

Я рванула ее за ворот обеими в разные стороны. Пуговицы вереницей посыпались на пол. Разорвала рукав. Темная кровь стекала по его телу и на полу стала образоваться лужица.

– Вену, что-ли повредила. Посмотри, – сказал Кочан.

– Не знаю, – осмотрев порез, сказала я. – Может, сбегать к соседям, чтобы скорую вызвали?

– Ты что, дура? Скорая ментам сдаст. Сложи рубашку в несколько слоев и затяни рану покрепче.

Он оперся о стену, я завязала ему рану. Кочан и достал сотовый телефон с торчащей из него, как маленький сучок из дерева, антенной (в середине 90-х связь стоила дорого и была редкостью, олицетворением богатства и крутизны – прим. авт.). Кое-как набрал номер, что-то пробормотал в трубку. Вскоре сполз по стенке на пол. Лицо его было белое, как стена. Я стояла, как оглушенная. Из ступора меня вывел скрип тормозов у двора. Вошли два парня, взяли Кочана под руки и выволокли из дома. Из окна я увидела отъезжающий джип.

К вечеру мне стало плохо. Крутилась на полу всю ночь.

В последующие дни никто не приходил. Что с Кочаном, не хотелось и думать. Я была рада, что он или его дружки не появляются. Решила, если не умру от ломки, то брошу колоться и начну заново жить. Конечно, к экзаменам меня не допустят, придется учиться в выпускном классе еще год. Почему я раньше не понимала, как хорошо ходить на занятия, общаться, гулять, любить. Раньше обижалась из-за каждой мелочи, раздражалась, нервничала. Жизнь протекала как бы стороной. Сейчас все это кажется раем. Хочу вернуться назад, в прежнюю жизнь. Хотя бы ползком, сдирая кожу до мяса, ломая ногти, продвигаясь по сантиметру, сплевывая сгустки крови вперемешку с землей.

Нужно выжить. Несмотря ни на что. Сердце нестерпимо болит. Колотится молотом, будто хочет разорвать грудь. Внутренности выворачивает. Кажется, что каждая клетка тела пытается разорваться. Сильно хочется пить.

Ночью началась рвота. Вскоре замучила жажда. Кое-как доползла до кухни. Нашла банку, набрала воды. Тут же меня стошнило. Не помню, сколько прошло времени, пока я не догадалась пить маленькими глотками или просто смачивать губы. Не заметила, как впала в забытье.

…Я ходила по полю, собирала одуванчики. Присела, сплела из них, как в детстве, венок. Поднявшись, увидела маму. Надела ей на голову венок, дальше пошли вместе. За нами увязался Шарик, радостно виляя хвостом. Долго шли молча. Стало темнеть. Впереди появилась ветряная мельница. Обдуваемая ветерком, она махала руками-крыльями, будто приглашая войти. Я остановилась, а мама продолжала идти. Открыв скрипучую дверь, она зашла в башню. Шарик заскулил и побежал прочь. Ветер подул со страшной силой, едва не сбив меня с ног. Крылья мельницы набирали бешеные обороты. Стало страшно.

Вдруг из отверстий башни потекла красная жидкость.

– Мама, мама, – закричала я и побежала к мельнице.

Дверь не открывалась. А жидкость подтекала уже до самой земли. И тут мелькнула ужасная мысль – это кровь.

– Мама, что же ты наделала? – кричала я.

Кровь, капая на землю, превращалась в красные фишки. Я хватала их и засовывала в карманы… Откуда-то послышалась музыка. Обернувшись, увидела сияющее разноцветными огнями здание казино. Ноги будто сами повели меня в ту сторону. Вошла. Возле игровых столов толпились люди. Я подошла к рулетке, которая медленно крутилась.

– Девушка, вы ставить будете? – спросил крупье.

– Что? – не поняла я.

– Фишки. У вас в руках.

– А, да, – промолвила я. Увидела, что держу их в руках, положила на стол. Достала и те, что были в карманах.

– На что ставите?

– Не знаю.

– Ставь на зеро, – противно прокаркала в ухо какая-то старуха.

– На зеро, – послушно сказала я.

– Ставки приняты, ставок больше нет, – объявил крупье.

Стрелка замедляет ход. Оборот. Кажется, останавливается возле нуля. Какое там, проехала, делает еще круг. Замирает возле зеро и… перемещается на одно деление.

– Вы проиграли, – крупье сгребает к себе фишки.

– Нет! Нет!

…С криком подскочила и разрыдалась. Плакала долго. Когда слезы высохли, стала всхлипывать. Как ни странно, но становилось легче. Я осмотрелась. Какой кошмар в доме! Встала и пошла дрожащими ногами на кухню (хотя ночью могла передвигаться только на четвереньках). Наполнила ведро водой, взяла тряпку и начала смывать с пола бурые пятна засохшей рвоты и крови. Это оказалось не так-то просто. Как только участок пола высыхал, на нем проявлялись разводы. Сил хватило на половину комнаты. Пот стекал ручьем. Я свалилась на импровизированную постель из грязного белья. Боже, как оно воняет. Нужно все перестирать. Хотя вначале надо себя привести в порядок.

Отдохнув, поплелась в ванную. Чудотворные струи воды казалось, смывали грязь не только с тела, но и с души. Не знаю, сколько стояла. Время остановилось. Вечность – когда время никогда не заканчивается? Если это так, то хотелось бы находиться в таком нереально благодатном состоянии, что невозможно описать. Заслужила ли я его? Столько нагрешила за месяц. Если бы не смерть мамы. Нет, это не оправдание.

С другой стороны, за что мне такая участь? Совсем запуталась в мыслях. Сейчас бы в церковь, свечки поставить. Хорошо, что крещенная. Не помню, как проходило таинство. Малюткой была. Но крестик есть. Точнее, был. Кочан сорвал его вместе с серебряной цепочкой. Господи, прости меня, грешную. И накажи его. Мама говорила, что нельзя желать зла ближнему, нужно всех прощать и даже любить. Как можно любить таких, даже не нахожу слов для описания, людей? Не понимаю. Простить, наверное, можно, но любить… Спросить бы сейчас маму. Она, наверное, подсказала.

Мне захотелось есть. Кажется, стала приходить в себя. Нашла старую одежду. Джинсы, рубашку. Остальную Кочан вынес. И мою, и родительскую. Какая красивая песцовая шубка была. И пальто демисезонное. И платья.

Ладно, что горевать. Все в моих руках. Жизнь продолжается. Или начинается. Ощущение, будто заново рождаюсь. Выползаю из мерзкого липкого кокона, сплетенного каким-то чудовищем. Из головы не выходит кошмарный сон. Будто монстра послали мне из выдуманного кем-то неземного мира.

15 июня

За неделю убрала дом. Запахло свежестью. Да и я стала лучше чувствовать. Решилась выйти за калитку. Прохожие внимания не обращают. Поздоровавшись, прошла мимо соседка тетя Вера. Интересно, она ни о чем не догадывается, или в своем кругу обсуждает меня, нашу семью, строит предположения, делится ими с подругами? Наблюдает со стороны, как в детективном фильме. Так спокойнее. Наверняка видели меня с Олегом. Замечательный повод для сплетен: «Какая хорошая девочка была. Примерная. Это мама ее держала в узде. А в душе она шалава. Только свободу почувствовала – и на тебе – показала себя во всей красе».

Прошлась по улице. Закружилась голова. Пришлось вернуться. До чего я себя довела. Нужно делать ежедневные прогулки. Сначала во дворе. Вечером, когда стемнеет, чтоб меньше кто видел, выходить на улицу, привыкать к пространству. Хочется проведать Маринку, узнать, что в школе происходит. Вдруг к экзаменам допустят, не придется еще год учиться. Как только легче станет, схожу.

Глава 3

16 июня

Вчера не выдержала. Как стемнело, пошла к Маринке. Добиралась с небольшими передышками. Свежий ночной ветерок кружил голову. Такое ощущение, будто год сидела взаперти в вонючей камере со спертым воздухом. А сейчас словно крылья появились.

Маринка включила свет во дворе и подошла к калитке. Я кинулась к ней на шею. Уткнулась в плечо. Предательские слезы, капавшие из моих глаз, орошали ее халат. Она стояла как столб. Не обняла, но и не оттолкнула. Маринка на год младше, хоть и учимся в одном классе. Да что говорить, все одноклассники младше меня. Сколько насмешек натерпелась из-за разницы в возрасте. Мы не были подругами. Так, общались по-соседски.

Я понимала, что выгляжу нелепо. Кто я для нее? Думаю, слухи обо мне ходили и по школе, и на улице. Но правду никто не знал.

Маринка молчала. Нужно было заговорить мне. Не получалось. В горле, словно ком застрял. Скажи она что-нибудь, мне стало бы легче. Я никак не ожидала такой холодной реакции. Наверное, из-за этого не могла успокоиться.

Сделала шаг назад. Наши глаза встретились. В полутьме показалось, что они у нее светятся, как у кошки.

– Привет, – наконец, выдавила я из себя.

– Что ты такая замученная, – не отвечая на приветствие, холодно сказала Марина. Не спросила, произнесла как факт.

– Болею, – ответила первое, что пришло в голову.

– Чем?

– Не знаю… Маму недавно похоронили…

– А, депрессняк. Ну, заходи. Посидим, выпьем, что-нибудь.