Вместо ответа оператор поклонился и вышел.
– Что ж это он не сказал мне, что надо делать с этим? да уж верно намазывать… это мазь. Дунька! расскажи мне, что он с тобой тут делал? Да, смотри, говори сущую правду.
– Да бог его знает, сударыня, посадил на стул, велел разуться, да чем-то помазал пальцы.
– Только? Что ж ты, заснула?
– Никак нет, сударыня.
– Коли не спала, так что ж он тебя спрашивал?
– А бог его знает! он ничего не спрашивал.
– Врешь, дура; сама не помнишь, верно спала.
– Ей-богу нет-с!
– Врешь, глупая; ведь он тебя магнитизировал. Дунька, не понимая, молчала.
– То-то, заставишь дуру что делать, сам не рад! Что ж, намазывать этим или принять?
– Да вот он этим, кажется, и мазал.
– Попробую; беды, чай, не будет, – сказала Степанида Ильинишна и Дуньке же велела растирать мазью бок.
Оказалось, что мазь лучше действовала от боли в боку, нежели от мозолей; у Дуньки разболелись ноги, так что она ступить не могла; а у Степаниды Ильинишны на другой же день боку стало гораздо лучше. Она решилась всегда лечиться магнитизированием и вспоминала об обещании, данном Арине Ивановне. Арина Ивановна страдала головной болью; и от головной боли мазь помогла, только волосы полезли страшным образом.
– Нет, уж, матушка, Степанида Ильинишна, покорно благодарю за нее: лучше останусь с головными болями, чем быть плешивой.
– Напрасно, Арина Ивановна, в волосах-то, верно, и сидит гноя боль. Есть чего жалеть! вырастут другие. Я вот полечилась, да пан теперь. И вперед случись что, тотчас же велю Дуньку магнитизировать.
Такова была маменька Михаилы Памфиловича.
– Папа, у меня сегодня будет литературный вечер, – сказал однажды Михайло Памфилович, войдя, по старому обычаю, к отцу пожелать ему доброго утра.
– Это что такое значит, Миша? Что за литературный вечер? – спросил отец.
– Ведь я вам сказывал, папа, что я познакомился с литераторами.
– Так что ж такое?
– Я бываю у них на литературных вечерах, нельзя же и мне не сделать литературного вечера.
– В самом деле! Ну, я поговорю с матерью. Надо же посоветоваться.
– Помилуйте, как это можно откладывать; все условились быть у меня сегодня, и вообще по вторникам.
– Помилуй, всякой вторник у тебя будут литературные вечера!
– А как же иначе; уж это так водится; все приедут, мне не больным же сказаться.
– Да кого ты звал?
– Московских литераторов.
– Да кого именно?
Этот вопрос затруднил несколько Михаила Памфиловича.
– Как кого, папенька, мало ли литераторов; некоторые вместе со мной служат…
– Ну?
Михайло Памфилович высчитал имена всех известных и неизвестных литераторов; но если б не прикрасил сиятельными и чиновными, то славные имена не произвели бы никакого влияния на Памфила Федосеевича.
– Неужели? – сказал он, – и князь будет?
– Да, вероятно, будет… он…
– Да ты говоришь, еще главный сочинитель будет?
– Да, папа.
– Черт знает, Миша, ты, право, лжешь!
– Ей-богу, я у него был, он такой очаровательный человек… я с ним коротко познакомился.
– Хм! удивительно! Ведь он, брат; действительный статский советник.
– Что ж такое? мало ли поэтов в чинах; например, Глинка и Дмитриев[32 - Глинка Ф. Н. (1786–1880) автор многих произведений в прозе и стихах. Его «Письма русского офицера» (1808) долгое время пользовались популярностью; в 20-х годах масон, примыкавший к правому крылу декабристов; с 40-х годов творчество Глинки приобрело религиозно-мистический характер. Дмитриев И. И. (1760–1837) – поэт сентиментального направления карамзинской школы. Особой известностью пользовались его басни и сатиры.] также действительные статские советники.
– К тебе в гости? Ну, брат, Миша, высоко ты забираешь! Надо подумать! ведь все-таки они не к тебе, а ко мне в дом будут.
– Помилуйте, папа, когда тут думать? ввечеру они все приедут.
– Что ж ты не сказал прежде? ведь это ни на что не похоже: зовет гостей не спросившись?
– Когда же мне было сказать вам; вчера ввечеру все согласились быть сегодня у меня.
– Поди-ну!.. Надо подумать, как принять! я поговорю с матерью.
– Да ничего не нужно особенного; только надо попросить maman, чтоб вместо булок и сухарей к чаю, купить английской соломки… продается в кондитерских…
– Ну, это уж не мое дело.
– Да мне нужно, папа, пятьсот рублей.
– Помилуй, Миша! давно ли ты взял пятьсот рублей?