– Экие вы какие! Я ведь к слову сказал… Вот, сударыня-барышня, попросите-ка у дедушки на сапоги мне… Извольте посмотреть, совсем развалились.
– Хорошо, хорошо, я попрошу.
– Извольте посмотреть: пальцы вылезли.
– Хорошо, хорошо, ступай.
– Да, вот оно: у солдата купил, три рубля заплатил… солдатские-то, говорят, крепче…
Сашенька от нетерпения и досады вскочила с дерновой скамьи и пошла прочь от Бориса.
– Что ж вы, барышня, не изволите сидеть? Дерн-то какой славный.
И Борис начал поглаживать скамью и обирать с дерна желтую и завядшую травку.
Между тем Сашенька прошла подле забора.
– Здравствуйте, – раздалось в скважинку за кустами малины.
– Здравствуйте, – тихо проговорила и Сашенька, остановясь и оглядываясь, не смотрит ли на нее Борис.
– Как я вас люблю, – сказал Порфирий.
– Ах, как и я вас люблю… Если бы мы были всегда вместе!
– Барышня, а барышня, где вы, сударыня? Чай кушать зовут, – крикнул Борис.
– О боже мой, какая скука, – проговорила Сашенька.
– Приходите после, – шепнул Порфирий.
– После? Хорошо.
И Сашенька побежала домой.
После чаю она двинулась было с места, но дедушка усадил ее подле себя перебирать старые письма.
– О господи, когда ж после? – проговорила Сашенька про себя, почти сквозь слезы.
Старик ужинал рано; хотелось ему спать или не хотелось, но он ложился в постель в определенное время. А тут, как нарочно, сидит себе да раздобарывает[1 - растабарывает, болтает. – Примеч. автора.] с внучкой и с ее няней, потешается, что у них глаза липнут. Рассказывает себе про житье-бытье своего дедушки, какой у него был полный дом, какой сад, какое именье, какое богатство, великолепие и этикет. Призванный Борис, как живая выноска примечаний к рассказу, стоял у дверей, заложив руки назад, и по вызову барина подтверждал его рассказ.
– Помнишь, Борис? а?
– Как же, сударь, не помнить…
– А гулянье-то было по озеру, с роговой музыкой, в именины покойной бабушки Лизаветы Кирилловны… Вот, надо рассказать…
– Никак нет-с, батюшка: это было не в именины, а как раз в день рождения ее превосходительства… Как раз, сударь, в день рожденья.
– Как в день рожденья?.. Постой-ка, врешь!
– Да как же, батюшка, именины-то ее превосходительства, покойной Лизаветы Кирилловны, дай бог ей царство небесное, когда были? В октябре, сударь?
– Да, да, да!.. Экая память!..
– Дедушка, мне спать хочется, – проговорила Сашенька, зевая и привстав с места.
– Спать? А отчего ж мне не хочется? а?
– Не знаю, дедушка.
– То-то, не знаю, а я знаю. Это потому, что дедушка любит внучку и ему приятно провести с ней время.
– Да что ж, сударь, пора ночь делить, – проговорила и старая няня, зевая.
– Ты дура, ты все потакаешь ребенку! Пошли! спите!
Дедушка рассердился. Сашенька и няня, потупив глаза, молчали и ни с места.
И дедушка молчит, сурово нахмурился. И это гневное молчание тянулось обыкновенно до тех пор, покуда не вытянет душу.
Сашенька прослезилась, но утерла слезку: дедушка не любит слез.
– Ну, ступайте спать, – сказал наконец дедушка смягченным голосом, довольный, что дал урок в терпении.
Сашенька простилась с ним, побежала наверх, бросилась в постелю и залилась слезами. В первый раз почувствовала она тяготу на сердце, в первый раз воля дедушки показалась ей невыносимой. Ей так и хотелось броситься в окно, чтоб хоть умереть на свободе.
Няня, уговаривая Сашеньку, что грех так огорчаться, раздела ее и легла спать. Но у бедной девушки не сон в голове: душа взволнована, сердце бьется, в комнате душно; так бы и дохнула свежим воздухом.
– Когда же после? – повторяла Сашенька. – Когда мне было после прийти?.. Ах, как голова болит!.. Пойду в сад…
И она обулась, надела капотик, прислушалась, спит ли няня, осторожно отворила дверь и вышла. Сени запирались задвижкой.
Из сеней два шага до садика. Ночь светлая, прекрасная. Только что она подошла к липе, под которой старый Борис устроил ей дерновую скамью, вдруг что-то зашевелилось.
Сашенька затрепетала от страха.
– Это вы? – тихо проговорил Порфирий, бросаясь к ней из-за куста и схватив ее за руку.
Сашенька долго не могла перевести духу.
– Чего ж вы испугались?
– Так, что-то страшно, – проговорила Сашенька.
– Страшно? Отчего?
– Так.