Плакала Алла. Сборник рассказов

Митяй или случай

из далекого прошлого

(рассказ)

Это было давно, очень давно, когда еще большая Сибирь только начинала освобождаться от татарского ханства. И сейчас, перечитывая свой роман, я вспомнил интересный случай из моей прошлой жизни, которая как раз и попадала в этот неспокойный период…

Тогда, я – еще юноша лет двадцати, с молодой женой Дашей, на маленьком плоту отправился в опасное путешествие к берегам Иртыша. Я взялся выполнить важное поручение для племени хантов, которым был многим обязан. Не скрою, что о своей выгоде я не забыл и, как бы сейчас сказали – хотел прибарахлиться за чужой счет. Вождь племени не поскупился и кроме доверительной грамоты и письма, выдал нам еще золото и три больших алмаза. Также, плот загрузили пушниной и, отдав последние наставления, отправил нас в плавание.

Спускаться на плоту по небольшой речке казалось несложно и мы, приближаясь к намеченной цели, уже мечтали, как на берегах Иртыша купим лошадь с телегой, порох и все необходимое для проживания в тайге. Но случилось непредвиденное и наши планы поменялись.

На четвертый день нашего путешествия, когда солнце уже касалось верхушек деревьев, реку как будто подменили. Вода в ней вдруг забурлила, а течение заметно ускорилось. За излучиной нас ожидали пороги и плот, не пройдя препятствия, выбросил нас в холодную воду. Мы выбрались из реки, а наш плот, отправился дальше по течению.

На следующий день на берегу, у большого валуна, мы нашли наш разбитый плот. Он был в плачевном состоянии, но главное и самое страшное для нас было то, что он оказался совсем пустым… Не было на нем ни баулов с пушниной, ни ружья, ни провизии, не было и сумки с доверительной грамотой и мешочком с драгоценностями.

* * *

На третий день нашего плавания мы подходили к большой сибирской реке, которая была первой целью нашего путешествия. И хотя на душе было тревожно, мы еще не теряли надежду на успех.

– А, что? – Думал я, – ханты тоже люди… Объясню все, как было и на словах расскажу проблему племени из Солнечной долины.

Даша меня поддерживала и часто напоминала, что у нас в арсенале имелся нож, топор и огниво: «Так что с голоду мы не умрем» …

Вскоре, когда наша река расширило свое русло, и горизонт стал больше обычного. Мы увидели высокий берег, поросший лесом. Это был Иртыш. Войдя в его воды, мы ощутили всю мощь большой реки. Наш плот словно щепку подхватило быстрое течение и понесло к берегам Оби. На большой воде было трудно управлять плотом, но я, пересилив страх, взял себя в руки и уже скоро держал курс к назначенному месту. Когда наступило время выходить на сушу, то причалить к берегу у меня не получалось. Только с третьей попытки, потеряв кучу времени и сил, мы вышли на правый берег Иртыша. Оказавшись на суше, мы разбили лагерь прямо здесь на его каменистом берегу. Надо было собраться с мыслями и составить план дальнейшего действия. К тому же у нас закончилась провизия и я, отдохнув, занялся рыбалкой.

Первая стоянка на берегу великой реки прошла успешно.

Мы определились с маршрутом, запаслись продуктами и хорошо отдохнули у большого костра. На следующий день мы двинулись в путь. Через десять верст, у черной скалы, как напутствовал нам старый вождь, мы остановились, чтобы войти в тайгу и найти хантов. Племя располагалось в лесу недалеко от берега и мы, находя все нужные приметы к его расположению, приготовились продолжить путь.

Собравшись силами, мы поднялись на вершину обрывистого берега и оказались у порога большого хвойного леса. Он был сухим и не таким дремучим, как казался со стороны. Высокие сосны, редкие кустарники, ягоды и грибы, все это поднимало нам настроение. Чем дальше мы уходили в тайгу, тем чаще нам попадались следы диких животных. То лось пересечет нам дорогу, то белка уронит шишку, а то и хозяин тайги даст о себе знать… В густом малиннике, где мы остановились, чтобы полакомиться сладкими ягодами, нас напугал медведь, который, заметив нас, бросился на утек, ломая ветки. Это нас развеселило и мы, в приподнятом настроении, продолжили свой путь.

На опушке леса я почувствовал запах костра. Он исходил из-за большого бугра, находившегося от нас в двадцати шагах.

В голове мелькнула мысль о племени хантов, и я произнес:

– Не уже ли пришли?..

Поднявшись на пригорок, мы увидели дымок у жалкого строения. Похоже, что была охотничья заимка. Костер потрескивал сырыми дровами, а мы с Дашей замерли, осматривая округу. Примостившись под раскидистым кустом боярышника, мы решили дождаться охотника.

Пламя еще выбрасывало свои длинные языки, и я сказал:

– Значит он вернется. Надо подождать.

Незнакомец не заставил себя долго ждать и через пять минут мы заметили сгорбленного старика с клюкой в руке. Он шел к жилищу медленно и часто останавливался, чтобы передохнуть. Скорченный и немощный, он подошел к заимке и опустился возле костра. Мы переглянулись и, понимая друг друга без слов, вышли из укрытия.

* * *

Мы сидели у костра и слушали рассказ Митяя, так звали незнакомца. Немощный старик оказался очень гостеприимным и совсем не старым человеком. Его азиатское лицо было в шрамах, а тело все искалеченным. Левая рука плетью висела на плече, а сам он сильно прихрамывал на обе ноги. Но при всем этом было заметно, что силы его не оставили, и правая рука ловка ломала сучья для костра.

На вид ему было лет пятьдесят и это подтверждали его смоляные волосы и живой взгляд из-под густых бровей. Митяй принял нас хорошо и был искренне рад нашему появлению в его сторожке. Мы поверили в его гостеприимство и решили остаться у него до утра.

За ужином он поведал нам о своей непростой жизни.

В прошлом он был разбойник. С малых лет он остался сиротой и поэтому не знал своего происхождения. Жил у озера Зайсан, детство провел там же, среди китайцев, монголов и множества других людей.

– Жили неплохо, – рассказывал Митяй, – всем хватало и тайги, и озера, но пришли татары и перевернули всю жизнь в деревне. Обиженные Ермаком, они стали вырезать русских и всех православных. В деревне началась паника и люди стали уходить в лес. Кто-то кинулся искать лучшие земли, а кто-то решил отомстить кочевникам. Мне было девятнадцать, когда я ушел в тайгу. Мы стали мстить обидчикам, нападая на них, когда те спали. Вооружившись трофейным оружием, мы слали жестоко расправляться с разрозненными отрядами татар. Вкусив способ легкой наживы и запах крови, мы стали жестокими и беспощадными разбойниками. Ради своего блага мы отступили от своих принципов и стали грабить всех, кто нам попадался…

Но вот как-то зимой мы напали на обоз, в котором оказались казаки. Получив достойный отпор, ели унесли ноги. И все бы ничего, только с тех пор рука моя отсохла, а сам я стал калекой. Лихой казак из обоза так перекрестил меня оглоблей, что у меня не только рука выскочила из плеча, но и ноги отнялись. Мои сподвижники разбежались, а я остался лежать один на морозе. Но на мое счастье меня подобрал старый китаец. Искалеченного и замершего он перетащил меня в свое жилище в лесу, где и оставил меня до полного излечения. Он поставил на ноги, но я остался калекой на всю жизнь. Я стал хромым и горбатым, а левая рука болталась веревкой на разбитом плече. Старый Дзинь, так звали моего спасителя, успокаивал меня, утверждая, что тело у человека не самое важное, главное в нем душа. Очень уж он сокрушался по этому поводу, считая, что он не долечил мне душу. Он учил меня добру и смирению, терпению и любви, он рассказывал мне о Конфуции и мудрых китайцах, он приводил примеры из Библии и пересказывал притчи Иисуса Христа. Но я его не слышал. Я хотел только одного – отомстить всему миру за свою искалеченную жизнь.

Прожил я у него до весны и когда совсем потеплело, ушел даже не поблагодарив своего спасителя. Я ушел совсем и навсегда, но спустя время, я очень часто вспоминал его умные наставления. В тайге я нашел бывших сподвижников и взялся за старое ремесло. В шайке меня уважали и даже побаивались за крутой нрав и особую жестокость. Очень уж я ловко рубил головы людям своей правой рукой.

Митяй с азартом рассказывал нам свою страшную историю, а мы с Дашей время от времени переглядывались и пожимали плечами.

– Еще много «подвигов» я успел совершить за свою короткую и непутевую жизнь, – продолжал Митяй, – но я остановлюсь на главном.

– Этот случай перевернул всю мою дальнейшую жизнь. Случилось это лет пять назад, а то и больше назад. К тому времени наша шайка превратилась в большое разношерстное войско разбойников. Кого в нем только не было. Были в нем и татары и русские, монголы и грузины, были украинцы и даже евреи. По вечерам одни молились Аллаху, другие Иисусу, а третьи Будде или еще кому. Я же никому не молился, потому что не верил никакому Богу. В лесу, когда я ушел от старого китайца, я был зол на весь белый свет. Я считал, что Бог ко мне был несправедлив, что Он незаслуженно меня наказал, сделав меня калекой. Тогда в гневе я выбросил свой нательный крест и талисман старого Дзиня. Я отказался от Иисуса и от Бога вообще.

Теперь, глядя на своих друзей – разбойников, мне было трудно понять этих убийц, которые лицемерили перед своими богами. Сегодня они молили его о прощении, а завтра уходили убивать ни в чем неповинных людей, ради своей наживы. «Богу молитесь, а черту кланяетесь!», – часто посмеивался я над ними. Кто-то обижался, а кто-то пытался оправдаться, рассказывая мне всякие небылицы.

Митяй вдруг закашлялся и потянулся к миске с водой.

Даша, воспользовавшись случаем, тихо прошептала мне на ухо:

– Мне страшно.

– Не надо бояться, – успокаивал Митяй, – этого злодея больше нет.

Выпив воды, он продолжил свой рассказ:

– Как я уже говорил, к тому времени наша банда стала большой силой, и мы нападали не только на обозы и деревни, мы делали набеги на мелкие городишки и даже мало укрепленные крепости. Конечно, это было не спонтанно. К нападению готовились и только после информации осведомителей, банда налетала на деревню или заставу.

Так случилось и в этот роковой день. Наш главарь Барчук – здоровенный хохол, давно мечтал посчитаться с воеводой Савой за смерть своего младшего брата, но поскольку сил сразиться в открытом бою не хватало, Барчук пошел на хитрость и подкупил охранников крепости. В слободе так же работали его лазутчики и информаторы, которые наблюдали и сообщали о жизни в воеводстве.

И вот однажды к Барчуку явился осведомитель с докладом и сообщил, что в деревне отмечают большой праздник по поводу юбилея заставы и поднятия большого колокола на колокольню. Что народ в деревне весь перепился, а в крепости остались только горстка охранников, да многочисленные гости. Дружина Савы в данный момент преследовала недобитые отряды татар, и застава осталась под прикрытием личной охраны воеводы. Такой случай Барчук не мог упустить, и мы той же ночью, выслав разведку вперед, выдвинулись к деревне.

Рано утром мы вошли в крепость. Ворота открыли подкупленные стражники и банда без труда ворвались в спящую деревню. Очень скоро крепость сдалась, а воевода сбежал со своей свитой, оставив народ на растерзание разбойникам. Началась паника, всюду горели дома и раздавались крики о помощи. Начался грабеж и мародерство.

Я ходил по крепости и наблюдал, как страдали люди, как мои друзья издевались и насиловали женщин. Мне было совсем не жалко ни стариков, ни женщин и даже детей. Я жалел только себя и винил всех в своей неполноценности. Меня одолевала зависть и злоба, когда я замечал, как мужики из моей шайки по-звериному овладевали женщинами, как они, блистая удалью, валили противника наземь. Мне было больно за то, что я не мог как они сойтись в борцовском поединке и не похвастаться своей силой и удалью. Я был жалким калекой, который мог с трудом забраться на небольшую кобылу, чтобы потом рубить шашкой головы людям, проклиная весь мир за свое уродство.

Минуя пылающие строения, я вышел на площадь крепости, не тронутую огнем. Здесь в ее середине стояла деревянная церковь и высокая колокольня, наверху которой находился еще не закрепленный к хомуту колокол. Он стоял на лесах, приготовленный для финального завершения работы. В голове у меня вдруг созрел дерзкий план – скинуть колокол вниз. Обиженный на весь мир, я хотел, как можно сильнее досадить людям, которые с большим трудом подняли это громадное чудо на колокольню. Я подговорил своих друзей и пятеро крепких мужиков с помощью рычага, стали двигать колокол к краю лесов. Я находился внизу и руководил операцией, разгоняя зевак на безопасное расстояние. Когда полусфера колокола появилась у нас над головами, я оповестил об опасности. Через минуту колокол накренился и стал сползать с лесов. Люди бросились врассыпную, а я оставался на месте. Больная нога, вдруг отказала, и я присел на землю. В тот же момент стопудовый колокол накрыл меня, оглушив своим могучим набатом…

Когда я очнулся, то не сразу понял ситуацию, в которую попал. Голова гудела, а в ушах еще звучал колокольный звон. Осознав, что со мной произошло, я тут же потерял сознание. Так продолжалось несколько раз и я, приходя в себя, мог осознать весь ужас моего положения. У меня началась паника и я бился в агонии, принимая бессмысленные попытки для освобождения. От ужаса я проваливался в забытье и это продолжалось без конца, пока я, обессилев от усилий, ощутил весь ужас своего положения. Я кричал и стучал по колоколу, но меня никто не слышал, я был заживо погребен под его тяжелой броней. В этой металлической капсуле было неимоверно тесно. Пытаясь расположиться поудобнее, я то и дело во что-то упирался. То это была стенка колокола, то его огромный язык, который занимал большую часть моего пространства. В темноте мне не хватало воздуха, и я терял сознание, находя в этом утешение. Я хотел умереть, я заставлял себя это сделать, но я продолжал жить и мучиться в этой ужасной тюрьме. Со временем я стал привыкать к своему положению и все же нашел позу, в которой можно было как-то разместить свое израненное тело.

Вдруг рядом я заметил небольшую трещину в стене колокола. Как видно она образовалась от удара о землю. Это мизерное отверстие служило мне единственным источником света и воздуха. И это было не столько источником жизни, сколько напоминанием о том, что за стенами моей тюрьмы продолжали жить люди, обиженные мною. В отчаянии я стал рыть подкоп. Царапая землю здоровой рукой, я ломал ногти и калечил себе пальцы. Мои попытки прекратились, когда я почувствовал, как моя ладонь коснулась поверхности большого камня. Надежды рухнули, и я приготовился умирать. В ожидании конца, я перебрал свою жизнь и вспомнил забытые молитвы. Я вспомнил о Боге.

Теперь, когда я находился на краю жизни, в памяти вдруг всплыл и образ старого китайца. Еще тогда, когда я находился у него на излечении, он пророчил мне трудный путь к Богу. Старик утверждал, что только Он спасет и вернет меня к жизни. «Где Бог – там и любовь, а где любовь там и жизнь!..», – говорил старый Дзинь.

– А, что такое любовь? – Спрашивал я тогда.