Девиз ларгов: Сердцу не прикажешь

– Имя замечательное, тем более после того, как мне стала известна его расшифровка, но я не намерен перед каждым смертным объясняться.

– А чего с тобой, поганок объелся в своих чертогах? Или плесени? Пойдем, я накормлю тебя нормальной едой, пир созовем в Рединфорте, там и поговорим все вместе! Мама быстро придумает тебе новое имя.

– Это ты белены объелся, – засмеялся Куззола, решительно подошел к отцу и сел рядом на траву, упираясь рукой о его плечо, – Вот скажи мне, почему ты так любишь свои рога? Разве ты никогда не боялся насмешек других богов или что они испугают мою маму, когда ты только намеревался начать ухаживать за ней?

– Я никогда не ел белены, а вот чем питался ты, когда жил на болоте, я даже боюсь спросить. Ну да ладно! – колко отшутился Сатир, хотя даже и не думал сердиться на едкие выпады сына, – К твоему сведению, в давние времена, часто бывая на планете Земля, я носил на голове золотую тиару, которую мне вплетали в волосы нимфы. Над ушами с обеих сторон головы она образовывала что-то похожее на крупные спирали раковин улиток, но среди смертных кто-то пустил слухи, что у меня выросли золотые бараньи рога. Меня в шутку стали называть Агнцем, однако мое поведение и нравственность на то время оставляли желать лучшего, что послужило причиной для более глупых и вовсе недостойных отзывов в мой адрес. То были карикатуры, театральные пародии и даже злостное подражательство в индивидуальном поведении смертных. Меня порядком это оскорбляло и сердило.

– Что же ты сделал?

– Больше никогда не надевал эту тиару. Вообще утратил всякий интерес к украшениям. Жестокость и тирания вызвали бы ко мне лишь ненависть, так что приходилось терпеть.

– Так откуда у тебя появились рога?

– Несмотря на то, что у меня не было больше украшений на голове, люди продолжали придумывать мне новые прозвища и всячески потешаться надо мной. Особенно этим увлекались веселые завсегдатаи трактиров, которые с трудом могли понять, что имеется у меня на голове, тем более моя густая рыжая шевелюра украшает ее гораздо лучше всяких тиар и корон. Золото на ней трудно разглядеть.

– Ясно. И ты решил, что раз людям пригрезилось, что у тебя на голове рога, ты отрастил себе рога! Гениально.

– Как-то так, почему бы и нет. Львиная грива и бараньи рога – это мило и довольно-таки концептуально, – констатировал Сатир с серьезным выражением лица.

– Не обижайся, но это был не львиный, а действительно бараний поступок. Не все ли тебе было равно, что про тебя говорили смертные?

– Вот поэтому я и ношу рога. Боги ко мне всегда относились с пониманием и уважением, а до этих обнаглевших шутников мне вовсе дела не было. Закончим на этом обсуждать их, – грубовато потребовал Сатир, – Раз уж я разоткровенничался, пришел твой черед. Уверен, что речь пойдет о женщине. Кого ты хочешь удивить сменой имени? Кто она?

– Еще не знаю, – развел руками Куззола, – Мне следовало бы поначалу осмотреться, как-то с детства сразу много дел навалилось на меня, не до общения с девушками было, а если и было, то весьма неудачные воспоминания в памяти остались. И вообще одного моего желания мало, ведь если даже над самим Сатиром потешались смертные, что уж там говорить обо мне, ненавистном ими боге смерти. Когда мне с живыми девушками знакомится, если я только с мертвецами вынужден общаться? Впрочем, я совсем недавно стал красавцем, а тех, кто был ранее со мной знаком, уже не стало, так что вряд ли кто-то соизволит придумывать про меня гадости.

Намерение сына Сатира уравнять себя со смертными и побродить среди них – затея очень рискованная и может обернуться не только карикатурами и насмешками, но и кровавым финалом. В данном случае, вступая в контакт со смертными с целью установления личных взаимоотношений, использовать свои божественные силы себе в угоду будет безграничной глупостью и совершенно бесчестным проявлением слабости, а прибегать к помощи отца – тем более ничтожно. Если Куззола действительно понимает, что хочет осуществить, то ему придется рассчитывать только свои естественные способности, обретенные при рождении и в течение смертной жизни, а не на духовные силы и божественное влияние, развитые в процессе его становления и полученные после смерти. Насколько помнится, при жизни он был нелюдимым и жестоким палачом. О чем он только думает? Неужели он хочет взяться за старое и снова устроить беспорядок на планете отца, где все народы живут мирно?

Сатир замешкал с ответом, а Куззола не спешил торопить его, с интересом наблюдая за тем, как мимика на лице отца начала резко, но последовательно меняться, словно он обязался на спор изобразить различные эмоции за максимально короткое время. Поначалу слова сына повергли Сатира в ужас и смущение фактически одновременно. Далее, не минуя стадии потрясения, смущения, печали и настороженности, он погрузился в глубокую задумчивость, а уже после этого испытал надежду, уверенность, спокойствие и восторг, через некоторое время оживился и восторженно посмотрел на своего сына, поделившегося с ним замечательной новостью. Через мгновение лицо Сатира выглядело счастливым, что не могло не рассмешить Куззолу, который теперь наглядно убедился в том, что отцом быть отнюдь нелегко, что собственно тоже заставило его задуматься и вызвало массу эмоций, но он сдержался, чтобы не выставлять их напоказ перед отцом, находящихся под сильным впечатлением. Судя по всему, Сатир уже и не ждал, что когда-нибудь услышит от сына весть о том, что тот намерен жениться.

Глава 1. Ох, уж этот Секач!

Едва успело подняться над лесом пробудившееся ото сна солнце, залив нежным светом своих ласковых лучей просторы колосящихся пшеничных полей Ларгиндии, по широкой пыльной дороге к Рединфорту уже приближался путник, явно прибывший издалека. Его появление посреди дремотного красивейшего пейзажа больше представлялось загадочным миражом, ведь в такую рань сонные торговцы еще только нагружают свои обозы и впрягают в них лошадей, а хлеборобы и садоводы еще только мило потягиваются в своих постелях и не спешат взять в руки мотыги и грабли.

По внешности, несомненно, загадочный незнакомец являлся молодым ларгом, имел притягательную внешность и крепкую мускулатуру. Так же по его виду можно было утверждать, что он не бедствует, смекалист и неприхотлив. Об этом можно было судить по тому, как он комфортно чувствовал себя, находясь в дальнем пути, а что он находился в дальнем пути, тем более, не вызывало сомнений. В правой руке он твердо удерживал посох, бодро ударяя им об землю, тем самым отмеряя каждый шаг босых ног, а левая рука у него была свободной, но он так лихо и привычно делал ей отмашку, подобно опытному военному совершающему марш-бросок, что казалось, будто этот путник готов обойти весь Этриус.

Можно было бы подумать, что он красуется перед окружающими, но вокруг не было ни души. Казалось, что он возомнил себя представителем королевской семьи. Ухоженное гладковыбритое лицо путника обладало идеальными чертами и глубоким мудрым взглядом, а грациозные движения завораживали. Вместо короны у путника на голове, обвязанной рубашкой, скрученной в веревку, имелись собранные в копну густые темные волосы средней длины. На спине у него висела небольшая полупустая котомка, к ней были приторочены довольно-таки добротные башмаки, покупку которых любой простолюдин посчитал бы расточительной, даже если бы в его в карманах позвякивали монеты. Иными словами, все это означало только одно – в деньгах этот молодой ларг не нуждается, не стремится одеваться по последнему писку моды, но обладает странностями характера, так как предпочел идти пешком, а не преодолеть необходимое расстояние верхом. В целом, складывалось впечатление, что счастливый путешественник через долгие годы наконец-то вернулся домой из дальних краев и получал удовольствие даже от длительной ходьбы по пыльной дороге, только возраст настораживал. Уж слишком молод этот ларг для такого смелого кочевого образа жизни.

Величавость белокаменных крепостных стен, грозный дворец, возвышающийся посреди них, и башенные шпили с реющими на ветру флагами, до которых оставалось рукой подать, значительно придавали сил, будто открывали второе дыхание. Вот он – неприступный Рединфорт, самый знаменитый город Этриуса, который пытались осадить орочья орда и армия нежити, но тщетно!

С легкостью преодолев оставшееся расстояние, путник вошел в высокую арку ворот столицы Ларгиндии и решительно двинулся вперед, не замедляя шага, совершенно не удивившись отсутствию пропускного пункта или стражи у ворот.

Однако, как выяснилось, у этого города есть глаза. Не успел молодой ларг преодолеть разъездную площадь и дойти до ближайших домов, чтобы осведомиться у местных жителей, где ему лучше всего арендовать комнату, как к нему подошел какой-то подозрительный коренастый ларг средних лет и жестом дал понять, что пропускной контроль все же имеется.

– Я тебя первый раз вижу. Ты откуда? – грубо спросил он у путника, держась настороже и находясь в готовности применить силу.

– Я путешественник. Но разве я обязан отчитываться вам? – сдержанно ответил тот.

– Твое право, друг, но я просто помогаю освоиться всем новичкам в городе, – отмахнулся коренастый мужчина, – Смотри сам. Я тебя запомню.

– Не сердись. Подскажи тогда, хороший гостевой дом, только чтоб не клоповник какой-то? – поинтересовался путник.

– Ну, это другое дело, – обрадовался контролер, – У Марты всегда чистые комнаты, именно поэтому они редко когда пустуют. Иди прямо, держись левой стороны, как увидишь вывеску, сразу сворачивай в переулок, а за ним и ее гостевой дом.

– Ага. А в переулке твои дружки меня встретят?

– Э, слышь? Обижаешь. Мы тут давно ничем таким не занимаемся. Просто шепни ей, что я тебе сказал. Сечешь?

– Теперь понял. Благодарю, – путник намеревался двинуться дальше, но контролер ловко ухватил его за руку.

– Что ты понял? Скажешь Марте, что от Секача пришел. Имя-то мое не забудь, а то тут и другие ухари найдутся, просто пока я тут – все разбежались. Сечешь? – пояснил ему мужчина, – Теперь сечешь, по глазам вижу. Ну, бывай.

– Хорошо. Все сделаю, – кивнул молодой ларг и поспешил удалиться, но немного растерялся, когда Секач душевно засмеялся ему вслед.

Почувствовав себя оскорбленным, путник остановился на мгновение, недоумевая и пытаясь осознать причину, которая вызвала смех у контролера.

– Восемь медяков, друг. За услугу, – снова пояснил Секач, но когда путник полез в карман, чтобы с ним расплатиться, мужчина подмигнул ему и небрежно махнул своей крепкой волосатой рукой, – Не суетись. Я уже взял.

Молодой ларг не стал проверять, говорит ли контролер правду, но впал в небольшой конфуз и растерянно сглотнул. Он не знал, как поступить лучше, ведь перед этим мужчиной он выглядел глупцом – горожанин вроде как высмеял его, а вроде бы просто помог, да уму-разуму поучил. Обижаться надо только на себя – такой самоуверенный гость пришел в столицу Ларгиндии, вот на место сразу и поставили.

– Хорошо. Тогда я пойду? – уточнил путник, понимая, что лучше вести себя скромнее и не нарываться на неприятности.

– Сечешь, дружище. Конечно, иди. Еще увидимся, не стесняйся, подходи, если что нужно, всегда подскажу, – мужчина деловито поднял руку ладонью вперед, тем самым давая понять, что ему можно верить.

Молодой ларг согласно кивнул, устало вздохнул и пошел дальше в том направлении, которое ему подсказал новый знакомый. Впрочем, впечатление о Секаче у путника осталось положительное. Не то чтобы, он злой или причинил какой-либо вред, но пустословить явно не любит. В целом, мимолетное общение с ним стоило гостю столицы всего восемь медяков, зато оказалось весьма полезным и поучительным, так что возможная последующая встреча с ним представлялась молодому ларгу чем-то схожим с представлением бродячего цирка – вроде как, дух захватывает, но держи карманы на замке и уйдешь в хорошем настроении! В общем, новоиспеченному гостю Рединфорта нахождение здесь начинало нравиться.

Глава 2. Максимилиан

По пути к гостевому дому обошлось без приключений и нападений с целью ограбления, которого особенно опасался молодой ларг, будучи уже наученным держать ухо востро и не зевать на улицах Рединфорта. Оказавшись в тихом переулке, он снял с головы свернутую рубашку, размотал ее и одел. Ему очень не хотелось создавать у хозяйки заведения впечатление о себе, как о невеже, так что лучше в день знакомства не испытывать судьбу и не хвастаться без всякой на то нужды своим мускулистым торсом, а предстать перед ней в мятой одежде. Даже если у гостя столицы Ларгиндии и имеется запасная рубашка, то ее лучше одеть после того, как он обустроится и освежиться под прохладным душем, который в такой жаркий день после долгой дороги, определенно, окажется не менее важным и приятным, чем плотный завтрак с кружкой холодного пива.

Путник быстро нашел заведение Марты и неторопливо вошел внутрь, где за уютным столиком чуть в стороне от дверей он увидел и саму хозяйку гостевого дома, увлеченную чтением газеты, к которой сразу же и направился. К его удивлению, ею оказалась молодая симпатичная девушка, хотя гость столицы почему-то предположил, что это будет женщина плотного телосложения приблизительно того же возраста, что и Секач.

– Доброе утро, хозяюшка, – поприветствовал девушку путник.

– Милости просим, всегда рады, – любезно отозвалась хозяйка и аккуратно положила газету на стол, – Знаете ли, люблю почитать свежие новости, как и мама.

– Понимаю, специфика работы. Чтобы уметь поддержать любую беседу, развлечь гостей, – согласно кивнул молодой ларг, – Вы Марта?

– Нет, конечно. Зовите меня Лилия или лучше Лили. Как прекрасный белый цветок, обладающий головокружительным ароматом, не забудете. Марта – моя мама, это ее владения, но вы можете передать мне все, что хотели бы сказать ей. Я в курсе ее дел, – мило улыбнулась девушка и замерла в ожидании ответа.

– Я хотел бы арендовать комнату, скорее всего, надолго. Еще не знаю, как пойдут мои дела. Пока что готов смело оплатить две недели, – объяснился гость, – Надеюсь, у вас найдутся свободные номера?

– Ой, простите, при всем моем почтении, вынуждена вам отказать, но только вчера вечером я сдала большую комнату на третьем этаже. Номеров нет, – немного опешив, развела руками Лили.

– Что ж, не беда. Переживу. А не подскажите, где я еще мог бы попытать счастья? Мне вас порекомендовал некто Секач, как самый роскошный гостевой дом, но раз лучший вариант жилья уже неактуален, то я не побрезгую любым из того числа, которое вы мне предложите. Я не прихотлив, – уточнил гость.

– Как неудобно-то, – приложив руки к щекам, смущенно ответила Лили, – Впрочем, я могу предложить вам один вариант. У нас пустует мансардная комната, вы можете пожить в ней, а через несколько дней освободится просторная комната с новой мебелью на третьем этаже, и вы сможете заселиться в нее. Пока что я с вас ничего не возьму за аренду, но белье, парная и питание у нас платное.

– Превосходно. Согласен, – без раздумий сказал гость, не желая бродить в поисках жилья по столице Ларгиндии, тем более предложенный девушкой вариант его вполне устраивал.