Война ларгов: Проклятие Этриуса

– Ненавидит, но и любит. Я помню, что он говорил. Я почувствовала его любовь, когда он снимал с себя Амулет бессмертия, ненависти не было. Ненависть в нем проснулась, когда погиб Варлок.

– Мама, это все равно отдает безумием! Он такой же древний, как наша планета, его переполняют чувства так, что все должны сами понять, как же им себя вести, чтобы не разгневать Куззолу! А уж если его кто-то разгневал, то будут страдать все без разбора! И мы должны быть ему благодарны, ведь если он захочет, то мы все умрем и превратимся живых мертвецов! – вспылил Емельян.

Лидия улыбнулась и пожала плечами.

– Он сумасшедший! Разве я не прав? – уточнил молодой король.

– Может, он и сумасшедший, но ты то еще в своем уме, – пояснила ему мать.

– На что ты намекаешь?

– Потерпи. Пусть все вокруг будут сумасшедшими, а ты оставайся разумным. Если даже Сатир не может совладать со своим сыном, что уж нам, смертным, противиться судьбе – будет, как будет.

– Вот оно что, – догадался Емельян, подумал о чем-то с минуту, а потом обратился к своему советнику, который все это время молча сидел по другую сторону от трона короля, нежели Лидия, – Зовите следующего!

Торопливой походкой советник подошел к дверям тронного зала и пригласил на аудиенцию следующего просителя. После некоторого ожидания, к королю на глаза вышла крупная женщина средних лет и полноватой комплекции. Она еще не успели ничего сказать, как советник короля рассмеялся, снял со спины у нее лист бумаги и принес королю на рассмотрение. Емельян невольно улыбнулся. На листе было написано: «Ударь меня».

– Простите, но разве кто-то осмелился вас ударить в нашем городе? – спросил женщину король, – Может быть, муж? Или какой-нибудь сумасшедший?!

– Дети, Ваше Величество, дворовые дети, – расплакалась просительница.

– Угу, так значит, – хмуро пробурчал себе под нос Емельян, но чуть погодя оживился, – Их необходимо задобрить, чтобы они забыли про этот лист бумаги, чтобы больше никто не осмелился сделать такой же!

– Каким образом, Ваше Величество? – вытирая слезы, проговорила женщина.

– Очень просто. Вы умеете печь пирожки?

– Конечно.

– Теперь вам придется угощать ими дворовых детей, хотя бы первое время, а там посмотрим на их поведение, верно?

– Хорошо, я попробую.

– Уверен, что родители дворовых детей тоже начнут вас приглашать в гости на компот со сдобой, уверен, что вы все подружитесь, – заявил молодой король и обратился к своему советнику, – Выдайте несколько золотых монет оскорбленной женщине.

Советник послушно выполнил указание короля.

– Всегда трудно делать шаг к примирению первым, тем более, когда правота на твоей стороне, – сказал Емельян, когда оскорбленная женщина уже получила деньги, – На эти монеты вы сможете покупать муку и малину пару недель, в течение которых дети проникнуться к вам симпатией и больше не осмелятся причинять вам вред.

– Спасибо, Ваше Величество! – женщина поклонилась королю и ушла.

– Мама, у нас в городе разве все сошли с ума, что никто не удосужился снять со спины этой женщины лист бумаги со спины? – возмутился Емельян.

– Скорее всего, сынок, все настолько погрязли в своих повседневных делах, что никто и не замечал этой злосчастной бумажки. Конечно, это печально. Вижу, Куззола подшутил над ней не спроста и не сомневался, что так все и произойдет, что женщина растеряется и придет к тебе с жалобой на детей, – пояснила ему Лидия.

– Но в кого вселилась его душа, чтобы прилепить ей эту злосчастную бумажку? В ребенка? Он чудовище, – гневался Емельян.

Лидия ничего не ответила, лишь улыбнулась.

– Ладно, посмотрим, что он еще придумал, – махнул рукой молодой король, – Зовите следующего просителя, советник!

Он устало потер виски круговыми движениями пальцами рук и откинулся на спинку трона. Казалось, что этот столичный переполох, который устроил колдун Куззола, никогда не закончится.

Глава 10. Игра на чувствах

Вечерело. Деревья шелестели листвой. Летала настырная мошкара. В хижине охотника горел свет, и у окна скучали Крок и Шанталь. Девушке стало невыносимо тяжело встречаться со своим возлюбленным в последнее время. В болотный город он ходить перестал, и ей ничего больше не оставалось, как видеться с ним в его хижине. Да и здесь им не давали покоя новые друзья охотника. Гоблины и Жабаркас то и дело что-то кричали и заходили в хижину без особой надобности, как к себе домой. Они сидели у костра под ближайшим деревом, выпивали и жарили половину туши кабана.

– Крок, мне стало с тобой сложно общаться, – прошептала Шанталь, беспокойно поглядывая в окно на шумевшую компанию.

– Да что тебе не так? – ответил небритый охотник и взял ее за руку, – С Жабаркасом мне спокойнее. Помнишь, я рассказывал тебе, как ко мне в дверь начал скрестишь голодный шныг. К счастью у меня было немного вяленого мяса, я им его покормил и он ушел.

Девушка недоверчиво посмотрела на небритую физиономию Крока, сомневаясь в правдивости этой истории, ведь охотник мог запросто убить и не переводить на него свое мясо. К тому же, как известно, шныги вечно голодные и накормить их практически невозможно. Возлюбленный Шанталь отвечал ей искренним взглядом, но верить ему становилось все труднее, ведь он даже не удосужился побриться, хотя обещал.

– Я тебе говорю, что мне с тобой тяжело, а не том, что тебе здесь тревожно и ты боишься блуждающих шныгов, – пояснила девушка, – А ты говоришь только о том, что интересно тебе.

– Да что не так то? Я же не пью с Жабаркасом, а сижу с тобой, – удивился Крок.

– Ты только и говоришь о нем, а не о нас.

– Почему? Я все помню: ты хочешь домик в Рединфорта и ребенка.

– Я уже не хочу домик в Рединфорте! И тем более ребенка!

Жабаркас и гоблины беспокойно обернулись на окно хижины, но быстро успокоились и продолжили выпивать.

– Я хочу счастливую семью и достойную жизнь для нашего ребенка, если он, конечно же, появится. Я не хочу никакой домик в Рединфорте, – еще раз повторила Шанталь, передразнив Крока.

– Все будет, как ты хочешь. Жабаркас же не навсегда, – шепотом проговорил охотник, – Я накоплю денег, и мы переедем в Рединфорт, будем жить счастливо и растить малыша.

– Ну конечно! Сейчас у тебя есть Жабаркас, потом еще кто-нибудь появиться. Ты так и будешь кормить меня завтраками, ничего не делая.

– Почему я ничего не делаю? Я коплю деньги. Помнишь, я тебе кулон подарить хотел, а ты его мне вернула? Так я его уже продал!

– Помню. Я много чего помню, – Шанталь хотелось поиграть на чувствах своего возлюбленного, потому что для нее вечер был уже испорчен, так же, как и все остальные с момента появления новых друзей у Крока, – Я помню, как ты позвал меня в свою хижину, чтобы я полюбовалась на какого-то пьяного Портиша.

– Да забудь ты тот день! Я тоже вел себя поначалу плохо, но потом-то все было хорошо, и ты мной была довольна. Однако я до сих пор ума не приложу, куда он тогда ушел ночью, да еще и пьяный!

– Может, в нем совесть проснулась, в отличие от тебя? Ведь он больше не появлялся?

– Нет, не появлялся, – тревожно сказал Крок, – И вообще не сравнивай Портиша со мной или Жабаркасом. Он умный мужик! Ведь это он построил дорогу на болота, он был одним и руководителей при постройке порта, а сейчас он управляет городом на острове! Наверное, он просто обиделся на меня, что я не проявил к нему должного внимания и ушел обратно в порт, а утром уплыл на корабле обратно на остров!

– Он умный мужик? А ты? У тебя хватает ума только на то, чтобы руководить Жабаркасом вместо того, чтобы строить порты, дороги, управлять городами?

– Ну не все же такие сообразительные, как Портиш. Я и так стараюсь угодить тебе, а тебе все не нравится! Жабаркас мне нужен для дела. Не могу же я его взять и прогнать? С ним у нас все славно получается, – осекся Крок.

– А со мной? Тебе кто важнее – я или твой распрекрасный Жабаркас? – отыгрывалась на нем за испорченный вечер Шанталь.

– Конечно ты. Ну, хочешь, уедем в Рединфорт прямо сейчас! Но там хороших охотников и без меня хватает, у них уже налажено дело с мясниками и торговцами. Мы будем сидеть без денег, но в новом скромном домике, – пытался оправдаться в ее глазах Крок, но давление, оказываемое девушкой на него, порядком ему надоело. Он понимал, что если вспылит и нагрубит, то Шанталь вообще не захочет с ним видеться. Приходилось терпеть ради будущего семейного счастья.