Стояла в дверях, сонная, в ночнушке с бантиками.
Розовая, улыбалась, тёрла глаза ладошками.
– Миша, ты только не пропадай там, ладно?! Обещаешь?
– Обещаю! Я скоро приеду, может, в отпуск попрошусь… Ты учись, Варюха, учись! Не скучай, береги маму.
– Хорошо.
Заревела.
Бросилась к Мишке, обняла.
Маленькая, тёплая…
Случилось тревожное, важное, огромное.
Почти половину ночи Мишка смотрел в чёрное вагонное окно.
Стучали колёса, часто гудел где-то впереди далёкий паровоз.
Рассвет всё никак не приходил.
И вдруг, как призраки, как тени, в медленно исчезающей заоконной темноте появились первые дома чёрного города.
Ни огонька.
Страшно…
Но солнце было и в Кёнигберге!
Через два часа их поезд ещё немного погудел и наконец-то остановился посреди просторного, залитого уверенным солнечным светом пространства.
Никакого вокзала.
Ничего вокруг не было, только рельсы, рельсы, тысячи блестящих металлических линий убегали куда-то далеко, перекрещиваясь, соприкасаясь, исчезая за случайными деревьями на горизонте.
И ещё какие-то домики около остановившегося поезда.
Всё.
– Всё! Приехали! Конечная остановка – станция Кёнигсберг! Выходите, граждане пассажиры, только осторожней со ступенек, здесь высоко, перрон временный, деревянный, держитесь за поручни!
Проводница говорила громко и уверенно. Сразу было видно, что ей хочется, чтобы приехавшим в поезде пассажирам было тоже не страшно.
– А вокзал здесь где?
– Вокзала здесь, паренёк, нет. На самом деле он есть, но не в этом месте; главный вокзал в Кёнисберге сильно разбомблен, вернее, железнодорожные пути вокруг него. Вот поэтому поезда временно останавливаются здесь, на сортировочной станции.
– Мне бы спросить…
Мишка стоял на насыпи, проводница махнула ему сверху, из пустого уже тамбура.
– Вон там, в том белом домике, дежурный сидит. У него и спроси.
Утро.
Пронзительное солнце.
Насыпь.
Рельсы, рельсы, рельсы…
Брюки, широкие, чёрные, вельветовая курточка, рабочие ботинки.
Кепка, тельняшка.
Мишка постучался в дверь домика.
– Да-а!
– Можно?
– Заходи!
В небольшой комнатке, за столом, сидели два мужика, один в солдатской форме, другой – в железнодорожной, с молоточками на петлицах.
– Чего надо?
– Я…, я, мне спросить надо…
– Чего?
– У меня брат пропал. Здесь. Я брата ищу.
– Проходи, садись.
Мужики взрослые, дядьки.
Тот, что железнодорожник, толстый, другой обычный, с седыми усами.
– Москвич?
– Я? Да. Только что приехал.
– Выпить не хочешь, москвич, а? Мы тут празднуем…
Железнодорожник поднял из-под стола спрятанную бутылку.