Осколки потерянной памяти

К марту на светлой бальсовой палубе уже стояли все три мачты, такие стройные в нежном переплетении вант.

Очарованный точными движениями рук старика Басти страдал.

И он ведь мог бы так же…

О такелаже и рангоуте он знал с детства многое, любой юферс способен был нарисовать в подробностях, но вот только старательный помощник аптекаря уже почти построил свою «Золотую лань», а он…

После дрожащего шквала таких мыслей Басти брёл домой, недопустимо небрежно шаркая башмаками по асфальту дорожек и, при совпадении некоторых обстоятельств, напомнил бы любому заинтересованному встречному прохожему человека с раскрытым зонтиком над головой, идущего ложиться под поезд.

В душной комнате его ждали книги и музыка.

Кроме этого – только звенящая тишина, иногда – капли в водопроводном кране, тусклый шум за глухо прикрытым плотной зеленью окном.

В пятницу весь вечер гремела настойчивая гроза.

Тополь долго стонал своим старым кряжистым телом, хлестал по стёклам окна изобилием плоских мокрых листьев, в тревоге стучался по деревянным рамам мелкими ветками, а потом, вобрав в себя последним жизненным вздохом весь ветер страшной непогоды, громко крикнул и умер.

В субботу Басти показалось, что будильник лжёт.

Раннее летнее солнце уже пронзало всю его комнату, полог кровати и рубашку на спинке стула прохладными ещё, но сильными и стремительными лучами, а будильник ещё не звенел.

Занавес упал.

С уходом из жизни старого тополя всё, что находилось на улице, стало вдруг неприятно открытым для его взгляда, а он сам упрямо не подходил к комнатному окну даже в пижаме, опасаясь показаться посторонним людям, по его мнению, торопливо спешащим там внизу, по тротуарам, до неприличия голым.

Днём под окна пришли рабочие с верёвками и лестницами, с руганью позвенели несколько часов множеством разных пил и убрали навсегда тело верного тополя.

Появились автомобили, люди, разные люди, движение, шум.

Оказывается, на противоположной стороне улицы, на старом и тёмном фасаде технологического музея, сияет огромной наглой радостью вывеска, призывающая людей срочно ехать на выгодные жаркие курорты. Юная девушка на вывеске была хороша, текст – по-хамски неграмотен и напорист.

Целую неделю Басти был вынужден рассматривать плакат, хмурился, отворачивался в кресле и вновь подходил к непривычно свободному окну. Теперь гораздо раньше стало светать, внизу появилась какая-то обширная жизнь, он встревожился ожиданием…

На следующее утро в окне аптеки опять не было света.

Он подождал несколько минут, неловко вышагивая неподалёку, потом оглянулся по сторонам и, смущаясь, приложил ладонь поверх глаз, вплотную пытаясь рассмотреть через стёкла сумеречную аптечную обстановку.

Стол был пуст.

Его кораблём теперь восхищался кто-то другой.

И все эти месяцы Басти упрямо думал о тайне и о маленьком куске металла, на котором почему-то был неведомый русский бог…

Возвращаясь домой ночами, он подолгу рассматривал странные отцовские бумаги и случайные, торопливые записи из тайника, поначалу совсем не понимая их логику.

Однажды позвонил незнакомец и сразу же рассмеялся.

– Привет, Басти!

– Ты кто?

– Это неинтересно. Тебе, Басти, не нужны неприятности?

– Кто ты такой? Что нужно?

– Твой отец остался должен мне деньги. Я соболезную, но долг есть долг.

– Почему я должен тебе верить?

– У меня его расписка.

– Сумма?

– Небольшая. Верни деньги и нет проблем.

Сумма действительно была незначительной. Басти знал, что отец часто одалживал у знакомых людей деньги, особенно когда у него подолгу не было работы.

– Через две недели мне выдают жалованье. Встретимся, всё решим. Но только в случае, если расписка моего отца настоящая и написана им.

– А что, у твоего отца не осталось никаких сбережений?

– Нет.

– Извини. Не волнуйся, приятель, я не требую невозможного и никого никогда не обманываю. Это принцип моего маленького личного бизнеса. Я дал твоему отцу деньги – и ты должен мне их отдать, только и всего.

– Позвони через две недели.

Осталась неприятная тревога, но Басти уговорил себя, что это пустяки. Так оно и случилось – через полмесяца он быстро и без проблем обменял деньги на расписку отца.

И позабыл о звонке.

Другой телефонный разговор Басти слышать не мог, хоть звонивший кому-то ночью человек находился совсем недалеко от него, в трёх городских кварталах родного Висмара.

– Гюнтер, привет! Сделал, как ты просил. Никакой ценной информации, проверили всё. Но твой мёртвый клиент действительно несколько раз за последнее время летал в Россию, в Санкт-Петербург. Компьютер пустой, никаких контактов или сведений, так, пустяки, историческая чепуха. Сейчас в его доме живёт сын, думаю, он не знает о поисках отца, не суетится по этой теме, занимается своими делами, играет на аккордеоне в местном кабаке, никуда не ходит, не ездит, ни с кем не общается.

– Ладно, понял. Продолжай наблюдать за сыном. Если он соберется куда-то уезжать, будет отпрашиваться на работе или заказывать билеты, сразу же сообщай мне. Особенно если парень вздумает навестить свою Россию.

– Хорошо, сделаю всё, как ты говоришь.

Отец Глебки хохотал и, размахивая руками, кричал им из невозможной высоты чистого весеннего неба что-то весёлое.

Другие люди, мама в домашнем халатике, он сам, совсем ещё маленький тогда Глебка, соседи по двору, молча стояли у подножия мрачной пожарной лестницы, а его отважный отец ловкими прыжками бежал по краю гулкой крыши, изредка оглядывался, радуясь бледным лицом и сверкая в их сторону улыбкой белых зубов.

Внизу, под ногами толпы, последний тёмный снег ещё тонул в частых мутных лужах, а стремительному побегу отца к чердачным окнам соседних домов нисколько не мешали ни короткий модный плащ, ни узкие брюки, ни опасно лёгкие блестящие ботинки.

Ярче всего Глебка запомнил развевающийся на ветру светлый шарф отца.

Растолкав людей, к лестнице гурьбой бросились милиционеры.