Приятели ночи

Приятели ночи
Александр Витальевич Спахов

Настоящее время. Противостояние между Россией и Западом обострилось. СВР РФ поручает сотруднику (имя Кук) отправиться в Лондон и жениться на Бетти Стайрон, дочери выдающегося ученого. Кук осуществляет знакомство. Бетти ему не нравится, но сам он мужчина её мечты. Приказы не обсуждаются – женитьба состоялась, появились дети. Кук внедряется в научные круги и создаёт резидентуру. Он в курсе научных открытий в области оружия. Умирает тесть и происходит провал. Контрразведка арестовывает группу, но Куку удаётся избежать. Это начало книги. Кук пробирается в Москву, встречается с начальством… но ему не рады, он что-то сделал не так, нарушил чей-то план.. Перед Куком встаёт вопрос: что важнее: женщина или Родина. Долг или семья? Что подлее: предать сыновей или не выполнить Приказ? Кук решает вернуться и, подключив двух друзей нелегалов, исправить ситуацию. Они собираются в Лондоне и переигрывают всех. Книга написана в динамичной и ироничной манере.

Александр Спахов

Приятели ночи

Александр Спахов

Приятели ночи

1. Лондон

«Ты не знаешь имени своего, пока тебя не окликнули».

И. Ю.[1 - Герой книги цитирует Игоря Флавьевича Юганова (1956–1999), русского писателя, философа, автора книг «Телеги и Гномы» и «Бога почти нет». – Прим. автора.]

По австралийскому паспорту на имя Томаса Кука мне тридцать один, а согласно свидетельству о рождении, выданному Сокольническим загсом Москвы, – ровно сорок. И это стало проблемой.

Нет, выгляжу я моложаво. Не лыс, не сед, подтянут. Дважды меняли кровь и делали полезные инъекции. Внешне и физически в порядке. Но вот возрастная психология картину портит. Не должны мне нравиться твидовые пиджаки, вместительные универсалы и тридцативосьмилетние тёти. А мне нравятся… И ничего не могу с собой поделать. Впрочем, и это не главное. Опаснее то, что с возрастом люди мудреют. В тридцать думают на бегу, а в сорок сперва подумают, а потом, может быть, и побегут.

Вот и тогда я сперва подумал, а затем побежал. Пока думал, потерял бесценные секунды и не вытащил тревожный пакет из тайника.

* * *

Сообщение о провале пришло в один час пятьдесят девять минут с секундами по Гринвичу. Мобильный пискнул, принимая СМС-сообщение, и затих. Я открыл глаза. Такой писк возможен только при самом экстренном сигнале. В текст можно не заглядывать. Но я всё же прочёл. Обычное предложение от телефонной компании: «Новый тариф для бизнесменов…» Но в слове «тариф» три «f». Всё ясно: это провал. Надо уходить. Через секунду раздумий поднялся, смахнул с тумбочки у изголовья бумажник, документы, часы, ключи, схватил джинсы с рубахой и стал спускаться.

– Ты куда, Томми? – сонно спросила жена, не поднимая головы.

– Отлить. Спи, – ответил на ходу, надеясь, что она и впрямь сразу уснёт.

– Ночью? Что-то рано… – пробурчала Бетти и действительно уснула.

«Что именно рано? – думал я уже на бегу. – В два по Гринвичу? Или в тридцать один? В Москве, на родине, начало шестого, к рассвету дело, а лет мне, считай, уже пятый десяток».

Ещё несколько секунд потратил на сентиментальность – заглянул в комнату сыновей. Майкл спал на животе, как я, а Антуан свернулся калачом, по-мамашиному. Скоро ли увижу моих Мишку и Антошку, как я называл их только в мыслях? Тайник во дворе, у заднего крыльца. Плотный чёрный пакет с двадцатью тысячами фунтов, десятью тысячами евро, двумя кредитками и годовым авиабилетом с открытой датой в город Шаннон, Ирландия, лежит под плитой садовой дорожки, ведущей к навесу для барбекю. Самое ценное там, конечно же, авиабилет. Суть его ценности – в совсем крошечной, практически не меняющей звучания фамилии опечатке. Какая разница – Кук или Коук? Ясно же, что бронировали по телефону с голоса. С таким билетом можно запросто вылететь в Шаннон ближайшим рейсом главной британской авиакомпании – хоть из Хитроу, хоть из Гатвика. Искать ведь будут не понимающие опечаток компьютеры – среди пассажиров, только что купивших билеты. А задёрганная девушка на стойке регистрации вряд ли обратит внимание на такую мелочь, как лишняя «о».

В метре от тайника, за бордюрным камнем, словно забытый, припрятан ржавый гвоздодёр. Им удобно поддеть и приподнять плиту дорожки. На всё про всё пять секунд, потом в машину, через пару километров пересесть в такси и гнать в аэропорт. Давно продуманный алгоритм действий: провал – тайник – аэропорт – ближайший рейс – пересадка в любую североафриканскую или ближневосточную столицу, а там и до родины рукой подать. День-два поживу при посольстве, пока документы не подбросят, поброжу по магазинам, куплю подарков, да и одежонки себе, ведь совсем налегке вылетаю. Бабки есть…

Гвоздодёра на месте не оказалось, и на расстоянии взгляда ни его, ни другого предмета для вскрытия тайника не обнаружилось. Видать, садовник, падла, который последние шесть месяцев дважды в неделю по полдня за восемь фунтов в час как неживой занимался нашей живой изгородью, газоном и клумбой, споткнулся о гвоздодёр, ругнулся при моих детях и отнёс его к другим инструментам. Вот уж от кого-кого, но от этого бездельника такой прыти не ожидалось. Свей в клумбе гнездо семейство птеродактилей, он бы, уверен, и пальцем не пошевелил. Яйца, конечно же, сожрал бы без соли, скорлупу за изгородь выбросил и уселся покурить, стряхивая пепел в мою кроссовку.

Расшатать плиту не получилось – сидела крепко.

Из-за поворота с Чобхем-роуд в наш переулок свернула машина, и, кажется, даже не одна. Огни фар приближались. В такое время здесь, в северной части Уокинга, графство Суррей, могут проехать лишь двое местных: миссис Айрис Мемфис, соломенная вдова в возрасте «ягодка опять» из дома номер четырнадцать, и отставной боцман Сэм Брукс из девятого, беспощадно пьющий. Айрис сейчас дома, сам видел, как в двадцать три в халате и бигуди она выгуляла левретку и закрылась на задвижку. А отставной боцман позавчера укатил поездом в Манчестер на раздел имущества почившего дяди Питера. Уезжая, Сэм сказал мне, вероятно, считая меня единственным в переулке другом, что хоть и достанется от дяди Питера несправедливо мало, но управиться быстрее, чем за два месяца, никак не удастся. Я не стал уточнять, какой смысл вкладывает Сэм в слово «управиться», полагая, что это означает «пропить». Зная способности и размах Сэма, я бы не стал соглашаться с тезисом о ничтожности его доли в наследстве.

Нет, машины явно везут тех, у кого дела именно ко мне. Оставив в покое плиту, а вместе с ней и надежду завладеть пакетом, я перемахнул через изгородь на соседний, седьмой участок, принадлежавший престарелой чете Паркеров. Паркеры никогда не внушали мне доверия. Мне казалось, что по вечерам эти угрюмые личности включают магнитофон с записью двойного переливчатого храпа и садятся у окошка следить за происходящем в моём доме. Их двор – голая местность, не способная укрыть от преследования. Машины уже тормозили у калитки, когда я перебрался на следующий, девятый участок – племянника так кстати умершего дяди.

Приехавшие, шестеро мужчин – их можно было пересчитать из-за кустов паркеровской изгороди, – разделились. Двое обошли дом. Трое, намереваясь войти, поднялись на крыльцо. Один остался возле машин. В окнах моей спальни зажёгся свет.

Всё-таки и от пьющих бывает польза. Мне столько раз доводилось, по просьбам барменов и официантов, эвакуировать отставного боцмана из окрестных пабов, что теперь я знал, где ключи от его дома, гаража и автомобиля. Все они оказались на местах – Сэм благоразумно ничего не забрал. Как снять помещение с сигнализации и поставить обратно, мне также было давно известно.

Разместившись в гостиной Сэма, в которой, вопреки его образу жизни, всегда царил флотский порядок, я, стараясь не думать о происходящем тем временем в собственном доме, принялся составлять план действий.

Розыск уже объявлен. Это первое, что сделали, не застав меня дома. Включили и отслеживание мобильного. Я достал из кармана трубку и вынул сим-карту. Документы и кредитные карточки тоже можно выкидывать – для перемещения по стране и покупок они не годятся. В бумажнике кроме кредиток обнаружились визитная карточка дантиста, пропуск в теннисный клуб и две двадцатифунтовые купюры.

Так, и что мне теперь делать? Ответ однозначен и прост: уходить до приезда собак-следопытов. Уезжать из Лондона, пока не раздали мои фотографии анфас и в профиль полисменам города, и, наконец, убираться из страны, покуда эти же фотографии не разослали всем полисменам Великобритании.

Легко сказать, но как сделать? Прорваться с боями, как Джеймс Бонд? Уйти огородами, с Чапаем и Петькой? Переодеться женщиной, как Керенский в семнадцатом? В каждом из вариантов есть свой резон. Можно даже переодеться женщиной Джеймса Бонда и уходить с боями огородами… Я оглядел гостиную боцмана. Со стены смотрел трезвый, опалённый порохом Самуэль Брукс времён Фолклендской кампании.

А давай-ка попробуем надеть парадный военно-морской мундир с аксельбантами, сесть в автомобиль боцмана, выехать из-за угла (переулок делает за домом Сэма поворот) и просто проехать мимо, надеясь, что оставшийся у машин решит, что это проезжают транзитом через переулок.

Мундир сидел на мне мешковато, фуражка сползала на нос. Ордена недовольно брякнули, угадав самозванца. «Не переживайте, братцы, – попытался я мысленно успокоить их. – Я тоже воин, боец невидимого фронта, и сейчас как раз на боевом задании». Ордена умолкли – не знаю, убедил ли я их? Теперь от макушки до пояса я стал славным ветераном, бывалым и безупречным.

Мои воровские аппетиты на этом не закончились: заодно прихватил у Сэма лёгкую куртку из плащевой ткани. Лучше быть одетым не по сезону тепло, чем не по сезону легко, – это меньше привлекает внимание.

Из гаража я выбрался почти бесшумно и по дороге на краденом форде проехал не торопясь, степенно, с одними подфарниками. Человек возле машин захотел на меня взглянуть и сделал шаг вперёд, преграждая мне путь и пригибаясь к окну. Я, тоже склонив голову, успел рассмотреть шагнувшего. Сэр Малкольм Харт собственной персоной, начальник отдела Восточной Европы Службы безопасности MI5 Её Величества. Заочно, по фото и видео, я был с ним знаком, как и с некоторыми другими сотрудниками контрразведки, которые, словно герои труда с Доски почёта, глядели на меня из глубин памяти. Харт – фигура значительная, противник матёрый и беспощадный. Приглядевшись, он увидел лишь кокарду и погон боцмана. Я же, не снижая скорости, проехал мимо своего семейного дома. Окна светились теперь и в детской.

Через два поворота, уже выезжая на трассу в сторону Лондона, среди летящих мне навстречу полицейских машин я заметил и ту, на боку которой было написано «кинологическая служба».

Похоже, первый круг оцепления преодолеть удалось.

* * *

Машина с военно-морским мундиром была брошена за три квартала до вокзала Ватерлоо. Её, разумеется, найдут, выяснят имя хозяина и, помотав нервы, вернут ему вместе с мундиром. Военно-морская карьера промелькнула как сон. В вокзал я входил уже штатским. Путь мой лежал не к перронам и кассам, а в бюро забытых вещей. Среди забытого и невостребованного всегда отыщется что-нибудь полезное, особенно если ты сам это «что-нибудь» сюда и сдал.

В бюро был припрятан второй тревожный пакет. Три года назад я отнёс сюда сборник православных псалмов на греческом языке. Специально подобрал такую книжку, чтоб у служащего не возникло соблазна толкнуть её букинисту. Во-первых, незнакомый язык, чужая вера, да и вообще предмет культа – мало ли что за это будет на том свете? Раз в три-четыре месяца я заходил сюда, проверяя сохранность моей книжечки. Каждый раз спрашивал, не приносили ли трактат Савонаролы «О вдовьей жизни» 1491 года издания на старолатинском языке. И всегда выносили мой тайник, в задней обложке которого спрятано восемь купюр по пятьдесят фунтов и четыре по двести евро, да ещё греческий паспорт на имя Никоса Триколиноса, человека подходящего возраста. Сумма в целом копеечная, далеко с такой не уйдёшь, но больше в обложку не вклеивалось.

– Чем вы можете подтвердить, что это ваша книжка? – спросил служащий.

– Только этим, – ответил я, протягивая ему пять фунтов, которые нашёл во внутреннем кармане парадного мундира Сэма Брукса. Эти пять фунтов были единственным приятным сюрпризом за сегодняшний вечер – если, конечно, без четверти три считать ещё вечером.

Переложив паспорт и деньги в карман куртки, я не стал выбрасывать книгу. Человек с пустыми руками всегда выглядит подозрительно, особенно ночью на вокзале. Самое безобидное, что о тебе могут подумать, – а не карманник ли ты?

Направляясь к стоянке такси и проходя мимо полисмена, я с удовлетворением отметил, что смотрит он именно на руки, а не на мои же фото анфас и в профиль.

– Куда едем, сэр? – спросил таксист разноцветной наружности.

– Прямо, по Стамфорд-стрит, – ответил я и закрыл глаза. Сейчас самое время выяснить, кто же сдал меня контрразведке Её Величества.

2. Закрытый город

Прошедшее длительное

«…если тебе так кажется – значит, так оно и есть».

И. Ю.

Сергей Сергеевич глядел в окошко микроавтобуса, отодвинув шторку. Дома, улицы, перекрёстки, светофоры, газоны… Что-то в этом городе было не так. Вроде бы всё на своих местах: право – справа, лево – слева, зебры полосатые, бутерброды падают маслом вниз, пешеходы перемещаются на двух ногах. Но чего-то как будто бы недоставало…