Мистерия запретных истин

– Говорят, опять леший разгулялся.

От стариков мы много слышали про леших, домовых и даже Бабу-Ягу. А в школе говорили совсем другое. Время было пионерское. А пионер не должен верить ни в Бога, ни в черта! Только в одного Ленина, что, по-моему, еще хуже чертяки. Я вроде попробовал посмеяться, но дед тихонько шлепнул меня по загривку:

– Смейся, хохочи, но в лес – ни ногой! Пойдешь, когда разрешу.

Тем же вечером мы с Витькой и Колькой собрались на совет. Как быть? Витька – белобрысый, конопатый, сообщил нам, что и его родители лешим пугали. А у Кольки, круглолицего, крепко сбитого, не боящегося никого из старших по возрасту пацанов, только глаза загорелись:

– Вот бы лешего повидать.

Мы с Витькой сперва улыбнулись, потом поняли: серьезно он. Труханули. Ведь столько разных кривотолков шло вокруг того, кого за глаза называли хозяином леса. И человеком он может прикинуться, и ребятишек заманивает к себе, они потом на него работают от зари до зари. Особенно любил молодых красивых женщин. Уводит в свою избушку, заставляет выйти за себя замуж. И не сбежишь от него, таким дурманом голову закружит, что никогда дороги домой не найдешь.

– Нельзя с лешим встречаться, – возразил приятелю Витька. – А чтобы он не безобразничал, следует все рассказать (тут он оглянулся) дяде Антипу.

Имя Антипа всегда произносилось шепотом. Он был представителем НКВД. Колька опять за свое:

– Не испугается леший дядю Антипа.

– Что так? – искренне удивился Витка, – его ведь каждый у нас боится.

– А леший – нет. Он только посмеется.

– Посмеется?.. Над дядей Антипом?!

У меня, как и у Витьки, мурашки побежали по коже. Как такое вообще возможно?

– Тогда лешего могут посадить, – неуверенно произнес Витька.

– Не посадят, он от кого хошь скроется, – убежденно фыркнул Колька.

И мы зауважали лешего. Не таким плохим и жутким он нам показался. Стали потихоньку обдумывать Колькино предложение. Почему бы и не взглянуть на хозяина леса? Хотя бы глазком…

Обсудили – когда это лучше сделать? Вечером нельзя: и боязно, и родители дома. Что если в обед?

Матери я сказал, что на речку бегу. Только дед Тимофей Терентьевич тут как тут:

– Запомни, Костька, в лес не смей и носа совать!

– Ладно! – крикнул я. Сам к ребятам – и в лес. Идем, обсуждаем, как расположить лешего? Витька говорит:

– Специально выведал у бабки, как распознать его, когда человеческий облик принимает. Голова у него остренькая, лицо – без бровей и ресниц, и все делает налево.

– Что значит налево?

– И волосы зачесывает налево, когда где присядет, то обязательно левую ногу закинет на правую, и правую полу одежды на левую застегивает.

– Совсем как наши бабы! – сказал я.

– Еще он может обернуться волком или иным зверем, – продолжал Витька.

– Ух, ты! – вскричал я. – Так ведь он нас может растерзать. Раз стал зверем, то и повадки звериные.

– Не растерзает, – вновь уверенно произнес Колька.

– Почему?

– Мы ничего плохого не сделали. Просто идем посмотреть на него.

– А если он нас проиграет? – продолжал допытываться более трусливый Витька.

– Как проиграет?

– Один леший может проиграть другому в карты и зайцев, и белок, и даже людей.

Опять всех охватил легкий испуг, но решили идти дальше. Побродили по чаще, благо места знакомые. Так пролетели часа три. Спохватились – пора бы домой. Потеряют родители, не миновать беды.

Идем вроде бы правильно, а выхода найти не можем. Знаем, что вон за той поляной должна быть тропа к дому, да только… нет никакой тропы. Снова – одна только чаща.

Тут уже страх охватил нешуточный. Неужто леший заприметил нас и завел игру? Брели и вправо и влево, и вперед и назад… Чаща густела, да так шелестела непривычно, точно разговаривала с нами.

Витька заныл, я хоть и крепился, но чувствовал: чуть-чуть и тоже разревусь. Лишь Колян продолжал упорно искать выход. И тут из леса раздался вой, непонятный, ни на что не похожий. Мы не могли сообразить, что за зверина там?

Теперь и Колька трясся, как ранее мы. Чаща загустела, крапива поднималась в человеческий рост, коряги повылезали, да такие жуткие! Одни сучья так и целились каждому из нас в глаза, другие просто больно хватали, и, казалось, никогда больше не отпустят. Громкий-громкий вой повторился! Мы бросились наутек, ни высокая трава не могла остановить нас, ни пни, ни коряги. Но, куда бы ни бежали, вой не унимался, а слышался ближе и ближе.

Витька споткнулся о пень, повалился в траву, запричитал. Не могли мы друга бросить, пока помогали ему подняться, вой вроде бы прекратился.

Огляделись: места совсем незнакомые. Самим покричать, позвать на помощь? Боязно! Услышит неведомый зверь. Пошли напрямик, успокаивало, что зверюга больше не орет. Тогда Колька решился, подал голос, да никто не отозвался…

Константин Захарович прервался, предложил наполнить стаканы. Денисов подумал, что старик ведет себя, как опытный драматург, останавливает сюжет на самом интересном месте. А хозяин повел разговор… о домашнем вине: как и из чего он его делает. Первыми не выдержали самые большие скептики:

– Что там дальше, Константин Захарович? Как вы выбрались из леса?

– Слишком странно… Да, помаялись мы! Вдруг Колька говорит: «Ребята, человека вижу!» Как мы обрадовались! Вот кто спасет нас, поможет выйти к деревне. Но человек словно сквозь землю провалился. Ищем его, зовем, – все без толку. Кольку начали ругать, зачем обманул? А он стоит на своем: «Видел я его!»

И тут прямо перед нами возник мужик, сидел он на поваленной сосне, насвистывает песенку. Колька первым бросился к нему, мы за ним.

– Дяденька, хорошо, что мы тебя встретили. Помоги нам из леса выйти.

Человек посмотрел на нас зеленоватыми глазками и лукаво спросил:

– А зачем в такую глухомань забрались?

Мы замялись, скажи, что лешего ищем, не поверит. Человек сам пришел на помощь:

– Наверное, на хозяина леса хотели посмотреть?

Сказал и громко-громко расхохотался:

– Для чего вам на него смотреть?