На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

– Пусть твои бойцы помогают связывать пленных. Да они уже и сами догадались, вон как стараются. – Веревок на всех не хватало, поэтому красноармейцы связывали немцев их же собственными ремнями.

Мы оба говорили нарочито равнодушным тоном. Сергею явно хотелось, чтобы его расспросили, как прошла операция. Однако меня немного обидело пренебрежительное отношение к моим «трофеям», поэтому спрашивать я не спешил. Но, в конце концов, это же был мой план, и моя заслуга здесь не меньше, чем у комбата. Поэтому я все-таки не выдержал первым и, пихнув его в плечо, весело спросил:

– Давай, рассказывай, пока время есть.

– Когда стемнело, мы тут же подтащили мешки с землей, доски и быстро навели переправу. Скрытно подошли к селу, вместе с нашими, так сказать, «танками». Когда артиллерия начала долбить их штаб, мы пока не стреляли, чтобы они убедились, что лишились командования. Фрицы засуетились, забегали и буквально минут через пять сформировали команду спасателей. Человек сорок с носилками и повозками потопали в сторону зарева. Естественно, мы их уже ждали. Стоило им отойти на километр, как мы со всех сторон дали очереди из пулеметов поверх голов и крикнули «Хендэ хох». Эти незадачливые спасатели так и сделали. Руки вверх задрали и дрожат.

Я представил эту картину, и усмехнулся.

– Ну еще бы. Ночь, лес. Штаб уничтожен, со всех сторон пулеметы стреляют. А что, никто даже не попытался в темноте скрыться в лесу?

– Дураков не оказалось. Ну мы этих быстренько разоружили и занялись основными силами. Над селом пустили трофейные осветительные ракеты и стали бить по нему из минометов. Наша трофейная батарея тоже постаралась. Так приятно было, когда немцев немецкими же снарядами лупили. Жаль только, что боеприпасов у них не так много, – Сергей вздохнул.

– Ничего, еще раздобудем. Зато у гаубиц по четыре боекомплекта, а это девятьсот снарядов.

– Ну вот, мы постреляли, немцы ответили из своих минометов. А потом мы подогнали тягачи поближе, чтобы было хорошо слышно, как ревут двигатели, имитирующие танковую атаку. Ну и предложили немцем сдаваться. Они не отвечают. Мы возобновили обстрел, и теперь еще открыли огонь из пулеметов. Артиллеристы, как мы с ними и договаривались, тоже начали стрелять, как только увидели, что мы ведем огонь. И тут мы как гаркнем наше «Ура!». Лежим под деревьями, а сами кричим, как будто в атаку идем. Немцы засуетились и стали перебегать на другую сторону села, подальше от нас. И вдруг на той стороне тоже начинают стрелять и громовое «Ура» раздается. Это 259-й и 386-й полки подошли. Немцы стрелять перестают, оружие бросают, достают у кого что есть белого, и этими тряпками нам машут. Ну дальше все просто. Они из села выходят, руки кверху, а мы их сюда сгоняем и связываем. Кое-кто, конечно, там остался, но наши соседи гранатами и пулеметами их добили. Так как большинство пленных уже были у нас, то мы быстро поделили добычу: всех пленных нам согнали, а соседний полк оружие собирает.

– И сколько их тут?

– Пленных здесь, – Сергей указал рукой на поляну, – шестьсот пятьдесят. Больше сотни раненых мы уже в тыл отправили. Убитых еще считают, но никак не меньше полусотни.

Я прикинул, сколько людей насчитывается в наших крошечных полках и батальонах.

– Да ведь нас же меньше было!

– А то ж, – подтвердил комбат. – В 259-м полку три дня назад было всего 185 человек, а сейчас меньше чем полторы сотни. В 386-м, правда, почти пятьсот. Они же три дня немцев на плацдарме гоняли, хотя тех было в несколько раз больше. А тут у нас силы почти равны, село окружено, деваться некуда. Да еще штабы дивизии и полка уничтожены, а в лесу урчат страшные танки.

– Ну что же, повезло фрицам, останутся в живых.

Теперь нам нужно было отконвоировать пленных в наш тыл. Мы отбирали по пятьдесят человек и в сопровождении десятка бойцов вели их к переправе. За рекой немцев заводили в ближайший лесок и оставляли там лежать на земле. Пусть отдыхают, сколько влезет.

Сдавать их было некому, и я начал раздумывать, что делать дальше с такой оравой. В первую очередь мы выделили два десятка бойцов, чтобы обслуживать импровизированный туалет. Нуждающимся немцам развязывали руки и пускали в маленькую балочку, находящуюся под прицелом пулеметов, а после связывали руки снова и отгоняли к остальным. Только к середине ночи прибыло несколько повозок с бойцами НКВД, и мы с удовольствием передали им самую грязную часть работы. К утру собралось уже достаточно энкавэдэшников и временно приписанных к ним тыловиков, чтобы можно было отправить пленных дальше в тыл. Наконец-то мы смогли вздохнуть с облегчением. Пусть теперь другие занимаются фрицами, а то нам даже нечем их кормить.

Конвоиры выстраивали колонны немцев, рассматривая их во все глаза, как в зоопарке разглядывают редких животных. Пока еще наши войска не были избалованы победами, и столько пленных сразу действительно было большой редкостью. Немцы, несмотря на поражения последних дней, не выглядели подавленными. Они смотрели надменно и явно были возмущены несправедливостью судьбы, не давшей им участвовать дальше в победоносном походе вермахта по России.

Вернувшись к своим позициям, я распорядился, чтобы старшина раздал бойцам сухпаек и фронтовые сто граммов, после чего позвал к себе в землянку весь сержантский состав, отметить успешное завершение операции. На этот раз мне удалось пить наравне со всеми, но праздновали мы недолго. Все были очень уставшими, и веселье быстро закончилось. Подняв еще один тост за Победу, сержанты разошлись спать, оставив недопитым половину спирта.

Глава 4

Обер-лейтенант с громкой фамилией Кайзер в очередной раз рассматривал разложенные на столе отчеты, написанные как его подчиненными, так и фельджандармами 9-й армии.

В ночь на 19 сентября был полностью уничтожен личный состав гаубичного дивизиона 251-й пехотной дивизии и часть артполка 102-й пехотной дивизии, остановившихся на ночь в лесочке недалеко от линии фронта. Что удивительно, все погибшие были убиты холодным оружием. Группы полевой жандармерии 102-й и 251-я пехотных дивизий совместно обследовали место убийства и пришли к выводу, что нужно вызвать криминалистов, чтобы уточнить обстоятельства трагедии. Так как батальон фельджандармерии, приданный 9-й армии, находился далеко, то был отправлен запрос в полевую жандармерию г. Великие Луки, откуда криминалисты могли добраться по железной дороге в течение двух-трех часов. Пауль Кайзер, возглавлявший городскую жандармерию, оперативно среагировал и отправил своих специалистов первым же поездом, который ему даже пришлось задержать на полчаса.

Из 190 человек, заночевавших на той страшной поляне, спастись удалось только троим. Еще несколько солдат были тяжело ранены и показания давать пока не могли.

История, конечно, неординарная, но для войны в общем-то обычная. Командиры проигнорировали близость линии фронта и не выставили дозорных в секретах. Шестеро часовых были расставлены очень неудачно. Кто виноват, уже не выяснить. Скорее всего, командир гаубичного дивизиона. В отличие от полевой артиллерии, работающей прямо на передовой, гаубицы всегда располагались во втором эшелоне войск. Поэтому командир дивизиона по привычке расставил часовых по тыловому варианту, за что и поплатился. Ну, а унтер-офицеры и солдаты последовали примеру своего командира и отнеслись легкомысленно к караульной службе. У одного из часовых заболел живот, и он ушел, бросив пост. Сам солдат, правда, рассказывал, что на посту не стоял, а когда ему понадобилось в кусты, просто по привычке оделся и взял винтовку.

– Вот дурак, – брезгливо поморщился Пауль. – Хотя бы выбросил каску и подсумки, тогда никто не усомнился бы в его словах. А так, кто же будет для похода в туалет облачаться в полное снаряжение.

Поработав весь день, криминалисты ночью вернулись в Великие Луки, прихватив с собой всех трех свидетелей для дальнейшего допроса. Кроме незадачливого часового, еще было двое ездовых, успевших скрыться, как только услышали крики. Разумеется, они тоже стали оправдываться и объяснять, что сначала поспешили на помощь, а удрали уже потом, когда увидели, что в живых никого не осталось. Один из них действительно смог рассказать, как все происходило, и выводы криминалистов подтверждали его слова. Сняв часовых, русские так быстро перекололи всех штыками, что никто не успел убежать. Некоторые из нападавших был в форме вермахта, что и позволило им подойти достаточно близко к караульным. Рассказу ездового тем более стоило доверять, что он не бросил винтовку и не стал прятаться в лесу, как его товарищ, а побежал за подмогой в расположение своих войск.

После целой ночи допросов ничего нового эта троица поведать уже не могла, и обер-лейтенант распорядился увести их. Дальнейшая судьба этих солдат Кайзера не волновала, ее определит суд. Отважного солдата, возможно, даже наградят, а его трусливого товарища и часового-засранца ждет расстрел или, если повезет, штрафной батальон.

Дело можно было бы закрывать, но оставался один очень странный момент – небольшой листок бумаги, заляпанный кровью, найденный под одним из трупов. На первый взгляд все выглядело так: советский разведчик, переодетый в немецкую форму, подошел к часовому и показал ему этот документ. Текст в нем, правда, был напечатан по-русски, но пока солдат разворачивал бумагу и доставал фонарик, его успели убить.

Содержание документа на первый взгляд было совершенно неинтересным, обычная квитанция на оплату коммунальных услуг. Вернее, необычная. Допрос сотрудников коммунального хозяйства города показал, что бланков, похожих на этот, никогда не было. Шрифт букв также был уникальным, а на оборотной стороне размещен странный текст, не имеющий отношения к содержимому лицевой стороны. Обер-лейтенант долго изучал перевод и рассматривал красивый шрифт оригинала и полностью утвердился во мнении, что это самая настоящая реклама. Причем выполнена она была на высоком уровне. Специалист, который ее составлял, мог бы зарабатывать большие деньги в западных странах.

Название населенного пункта тоже удивляло – Волгоград. Такого города в Советском Союзе не было. Но если в квитанции указаны плата за лифт и горячую воду, то дом должен быть новым и многоэтажным. Следовательно, город большой и имеет статус не ниже областного центра.

Довершала этот набор несуразностей самая главная деталь – дата квитанции. 2011 год.

Зачем все это нужно, в общем-то понятно – чтобы отвлечь всю германскую разведку и контрразведку в этом районе. Новости, полученные утром, подтверждали эту версию. Русские перешли в наступление и уничтожили штаб злополучной 102-й дивизии. Несколько батальонов сдались в плен, а оставшиеся разрозненные части блокированы, и в настоящий момент их позиции обрабатываются артиллерией. Можно считать несомненным, что в течение суток-двух дивизию уничтожат полностью, и в линии фронта будет зиять огромная дыра, закрыть которую в ближайшее время нечем. При этой мысли Пауль поежился. В том районе проходили две железные дороги, и обе они вели прямиком в Великие Луки, где он сейчас и находился. Ничего не скажешь, удачно красные выбрали место для наступления, но сейчас надо думать не об этом.

Была еще и другая версия, что документ подлинный. Как ни странно, но успешное наступление красных укладывалось и в эту схему. Получив из будущего информацию, а может даже и помощь, русские тут же с успехом ее использовали. Этот вариант следовало тщательно проработать.

«Допустим, все, что здесь напечатано, это правда. Какие можно сделать выводы? – рассуждал про себя Кайзер. – Если квитанция оказалась у разведчика, который легко с ней расстался, то он и был человеком из будущего. Для любого другого даже такой незначительный документ представлял бы огромную ценность, и его не стали бы оставлять на месте боя. Это первый вывод».

Довольный собою, обер-лейтенант налил себе коньяка и, глянув на свои погоны, выпил за очередное звание, которого он в свои пятьдесят лет уже заждался.

«Теперь попробуем представить ситуацию в Советском Союзе будущего, – продолжал он размышлять, – текст русский, названия улиц остались советскими, город процветает. Значит, после победы Гитлер, как и планировал, оставил Сталину все земли за Волгой. Очевидно, Волгоград – это новая столица, заменившая Москву, которую мы скоро захватим. Некоторые локальные успехи русских, как захват Ельни, значения не имеют. – Выпитый коньяк поднял офицеру настроение, и теперь он уже перестал опасаться наступления красных. – Мудрый фюрер, конечно же, приказал этому дикарю построить новую столицу на самой границе, чтобы держать ее под контролем».

Представив себе огромный аэродром люфтваффе в пяти минутах полета от русской столицы, Пауль усмехнулся и снова достал из сейфа коньяк. Непередаваемый аромат и вкус благородного напитка успокаивали и помогали обдумывать все спокойно, без негативных эмоций.

«Под протекторатом великого Рейха Россия процветала, не опасаясь внешних врагов. Но неблагодарные русские, не сумевшие одолеть Германию в честной войне, придумали подлую хитрость. Они как-то смогли изобрести машину времени, как в романе Уэллса, но, разумеется, воспользовались ею очень неумело. Попади они хотя бы на три месяца раньше, то смогли бы значительно улучшить ход войны. Вполне возможно, что машину изобрели арийцы в каком-нибудь исследовательском институте, из соображений безопасности расположенном на этой малонаселенной территории. Это вполне логично, ведь опыты могли сопровождаться разрушительными последствиями. Весь обслуживающий персонал набирался из туземцев, а техников, имеющих хоть какое-то образование, вызывали из советской столицы. Семьдесят лет мира расслабили наших потомков, и они халатно отнеслись к охране объекта, не ожидая от этих дикарей никакого подвоха. Тогда становится понятным, зачем разведчик из будущего таскал с собой эту бумажку и почему он действовал так непрофессионально».

Выстроенная теория была стройной и логичной. Если русский из будущего действительно существовал, то он был техником, а не кадровым военным, и его будет не трудно нейтрализовать. Если же это игры советской разведки, то нужно все хорошенько выяснить.

Спрятав бутылку подальше, Пауль приказал вызвать к нему начальника городской полиции и стал обдумывать план действия.

Начальником полиции в Великих Луках был бывший майор Красной армии Филипиков[5 - В нашей истории захвачен в плен при штурме г. Великие Луки частями Красной армии и расстрелян 16 января 1943 года.]. Бывший советский командир был одним из тех людей, кто главным способом продвижения по службе считает интриги и доносы. Когда в 1937 году всем доносам стали давать ход, он удвоил свои старания, и благодаря его усилиям было арестовано или уволено из армии все командование полка, в котором он служил. Поднявшись по должностной лестнице на одну ступеньку вверх, он не успокоился и продолжал загружать следственные органы работой. Но почему-то по службе его больше не продвигали, хотя и присвоили очередное звание майора. А потом началось страшное. Ежов оказался врагом народа, и его самого расстреляли. Аресты прекратились, а рапорты Филипикова об антисоветской деятельности его командиров особисты начали просто рвать и выбрасывать. Сослуживцы перестали его бояться и теперь смотрели на него с откровенной неприязнью, многие перестали с ним здороваться. Даже лейтенанты осмеливались не отдавать майору честь, хотя это грозило им трибуналом.

А потом уволенные командиры стали постепенно возвращаться. Их восстанавливали в партии и назначали на прежние должности. Сначала это был в основном средний комсостав, но потом стали амнистировать и старших командиров, возвращавшихся из тюрем и лагерей.

Майор попросил о переводе в другую часть, и его просьбу тут же удовлетворили. Новым местом службы оказалась формируемая 174-я дивизия. Когда Филипиков узнал, что ее командующий, комбриг Зыгин из реабилитированных, то немного перепугался. Но все обошлось, и мало того, майора назначили на великолепную должность начальника отдела тыла дивизии. Комбриг был не лишен некоторых маленьких человеческих слабостей и любил щедро угощать своих сослуживцев. Ненормативный расход водки и продуктов, которыми заведовал майор, не только обеспечивал ему расположение начальства, но и позволял хорошо зарабатывать.

Когда началась война, Зыгин проявил себя образцовым командиром. Немецкий генерал Гот, бывший невысокого мнения о советских командирах, отметил, что «лишь в Полоцке находится способный руководитель», имея в виду комбрига. Даже попав в окружение, Зыгин смог вывести из него не только свои войска, но и всю армию. Он вникал во все тонкости управления войсками, всегда лично изучал обстановку на местности и очень бережно относился к бойцам. В историю вошла фраза, которую комдив сказал командиру подразделения, пожалевшему усталых солдат и разрешившему им спать, вместо того чтобы окапываться. «Запомните, дорогой, солдата не жалеть, а беречь надо».

Было ясно, что такой отличный командующий сделает хорошую карьеру, и под его начало скоро дадут армию. В этом случае Филипикова тоже ждало повышение. И в военное время Зыгин считал своей обязанностью хорошо кормить командный состав, для чего даже держал профессионального повара, работавшего до войны в «Гранд-отеле». В общем, должность начтыла армии была не за горами.

Но майор сделал другой выбор. Когда вермахт начал захватывать один город за другим, он убедил себя в том, что Советский Союз проиграет войну так же быстро, как и Франция. При первой же возможности Филипиков сдался в плен и стал добровольно сотрудничать с оккупантами. Сначала его назначили начальником полиции в лагере для военнопленных, где он успешно выявлял коммунистов и евреев. Способности новоиспеченного полицая не остались незамеченными, и бывшего майора перевели в Великие Луки на новую должность.

Начальник полевой жандармерии встретил его на редкость любезно, даже вышел навстречу.

– Присаживайтесь, герр майор, попробуйте коньяк. Настоящий, французский. Сейчас такой трудно достать. – И без переводчика можно было понять, что Кайзеру нужно что-то очень важное, раз он так распинается. Но вот, наконец, заговорили и о деле.

– У вас, Елизар Романович, есть честные, смышленые люди, которые готовы пойти на риск, лишь бы принести пользу своей новой родине. – Это было утверждение, а не вопрос.

– Да, герр офицер, у меня много таких людей.