На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

Покивав, бойцы согласились, что так больше шансов если не попасть, то хотя бы испугать вражеского пилота и заставить его сойти с боевого курса. Конечно, расход патронов в этом случае высокий, но экономить нам никакого смысла не было.

Тем временем наблюдатель, внимательно следивший в бинокль за самолетами, объявил о новом заходе. Увидев дым, пилоты «юнкерсов» сделали круг, чтобы лучше разглядеть объект атаки, а теперь возвращались на второй заход. Теперь солнце уже было на нашей стороне, и в прямом, и переносном смысле. Всего бомберов я насчитал семь штук, и, скорее всего, это была наша знакомая эскадрилья.

Пока немцы разворачивались, эшелон еще сильнее накрыло клубами дыма, но они все-таки решили бомбить. Но я не зря предложил разместить все пулеметные гнезда по периметру станции, и теперь дым почти не мешал пулеметчикам целиться.

Теперь дело пошло веселее. Увидев тянущиеся вверх линии трассеров, скрестившиеся прямо у них на пути, пилоты предпочитали сойти с боевого курса или сбросить бомбы раньше. То, что объект атаки было плохо виден, являлось для них прекрасным оправданием. И действительно, два самых стойких самолета, без колебаний прошедших через огневую завесу, не смогли поразить цель. Судя по взметнувшимся к небу столбам земли, бомбы упали не ближе чем в пятидесяти метрах от вагонов. Последний самолет не стал пикировать на станцию, а догадался отбомбиться по повозкам, которые стояли на полпути к лесочку. Вот тут летчик показал высший класс. Имея хорошо видимую цель без зенитного прикрытия, он с большой точностью высыпал на нее горсть небольших бомб, со всех сторон накрывших повозку фонтанами взрывов, которые тут же перекрыл огромный черный столб от детонировавших снарядов. Я поневоле глубже забился в окоп, но тут же вспомнил о своих обязанностях.

– Наблюдатель, доложите обстановку.

Боец с биноклем, хладнокровно продолжающий следить за улетающими «юнкерсами», тут же отозвался:

– Самолеты уходят. Два подбито. Вижу шлейфы дыма, тянущиеся от двигателей.

И действительно, эскадрилья шла вразнобой, и за двумя отставшими «лаптежниками», шедшими со снижением, виднелись черные полосы дыма.

Напомнив пулеметчикам поменять стволы на трофейных МГ, предварительно надев асбестовые перчатки, я поспешил к своим. Пожарники, как я мысленно окрестил взвод Стрелина, по аналогии с пожарниками из «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери, успели попрятаться до начала бомбардировки и отделались царапинами, которые в военное время за ранения не считались. Они уже вовсю бегали, запасаясь новыми горючими материалами. Я уже успел сильно пожалеть, что мы не захватили противогазы, сейчас бы они пригодились ребятам.

Пострадавших во всем батальоне насчитывалось не очень много. Единственной серьезной потерей стала гибель шести солдат из числа недавно освобожденных пленных. Тыловики, никогда раньше не копавшие окопов, они решили схалтурить и выбрали большую воронку слишком близко от станции. В результате от близкого взрыва двое из них погибли на месте, а четверо были так тяжело ранены, что их могли даже не довезти до медсанбата.

Остальные бойцы отсиделись в надежных укрытиях, которые они успели выкопать, а теперь, в ожидании грузовиков, углубляли с удвоенной скоростью.

Окончательно я перестал волноваться, когда увидел нашего коновода Семенова, идущего между двумя упряжками и подгонявшего по очереди лошадок то слева, то справа. На вопросы бойцов, кто погиб от бомбы, он всех успокоил:

– Да все живы. Там на телеге парнишка молодой был. Как самолеты налетели, он дурак сначала лошадей стал распрягать, а уже потом с ними к лесу побежал. Но все-таки успел. Зря рисковал, надо было коней оставить.

– А вы не оставили?

– Казак лошадь никогда не бросит, – обиделся Семенов. – Я постромки по-быстрому обрезал и с ними к овражку.

И действительно, на одной из упряжек кожаные ремешки упряжки были завязаны узелками. Пока бойцы загружали телегу, Семенов объяснил, что один из погонщиков подвернул ногу, спеша в укрытие, и теперь ему приходится управлять сразу двумя повозками.

Радостная эйфория, овладевшая всеми нами после отражения авианалета, еще сильней возросла после прибытия зенитной 37-миллиметровой пушки. Младший лейтенант Максимов – командир орудийного расчета тут же раскритиковал расположение наших зенитных пулеметов. Он посоветовал разместить все средства ПВО вместе, для упрощения командования ими. Естественно, комбат согласился, что при наличии опытного командира-зенитчика, способного правильно оценить параметры полета воздушной цели, так будет правильнее.

К моему удивлению, место для расположения зенитных расчетов младлей выбрал метрах в двухстах к западу от насыпи, за позициями «пожарников». Я тонко намекнул, что «лаптежники» будут выходить на цель вдоль железной дороги, и размещение средств ПВО на этой же линии упростит прицеливание.

– Немцам тоже упростит, – разъяснил мне артиллерист азы зенитной стрельбы. – А так мы сразу заметим, если бомберы начнут пикировать на нас, и успеем укрыться. К тому же рассеивание бомб сильнее в продольном направлении бомбометания. Расположись мы у насыпи рядом со станцией, и нам могут достаться шальные осколки. А далеко пулеметы ставить нельзя, а то от них толку не будет.

Так как пехота уже успела вырыть себе окопчики, то комбат отрядил полсотни человек готовить позиции зенитчикам. По мнению Максимова, немцы постараются повторить налет как можно раньше. И действительно, прошло только полтора часа, как потрепанная эскадрилья «юнкерсов» вернулась обратно. На этот раз к крику «Воздух» наблюдатели еще добавили радостные возгласы:

– Шесть, их только шесть осталось!

– Ну надо же, – удивился Максимов, – видать, вы действительно одного хорошенько зацепили.

Сергею очень хотелось посмотреть, как нужно правильно руководить огнем по самолетам, но я скорее потащил его подальше от зенитных позиций, напоминая, что они скоро станут приоритетной мишенью для бомберов.

Команда Стрелина уже разожгла цепочку костров, от которых поднимались густые клубы черного дыма, и моего контроля там не требовалось. Хотя ветер сменил направление и относил дым немного в сторону, но с этим мы ничего поделать уже не могли. Поэтому, проследив, что мой командир укрылся в глубоком окопе, я быстро спрятался в другом – нельзя допустить, чтобы случайная бомба убила сразу двух командиров в батальоне.

Высовываться из укрытия лишний раз не стоило, но пока не было слышно свиста падающих бомб, я успел посмотреть на работу зенитчиков. Заградительный заслон из десятка пулеметных трассеров, к которым иногда присоединялся орудийный, был поставлен отлично, так что я спокойно уселся на дне глубокой щели и, закрыв уши рукам, стал дожидаться взрывов бомб. Как только вой сирены затихал, я снова осторожно выглядывал, чтобы посмотреть на результаты стрельбы.

Появление скорострельного зенитного орудия не осталось незамеченным немецкими пилотами, и «лаптежники» стали выходить из пике раньше, стараясь уйти от обстрела. Уже после боя Максимов пояснил мне, что первые два самолета отбомбились метров с восьмисот, не дойдя до завесы заградительного огня. В результате получилось ни вашим, ни нашим – «юнкерсы» ушли неповрежденные, но и бомбы не достигли цели. А вот следующие пилоты решили идти до конца. Не знаю, что ими руководило. То ли они разглядели, что зенитка всего одна, то ли боялись, что их опять пошлют на эту цель, если они не закончат с ней сейчас, но самолеты отважно проходили сквозь тянущиеся к ним с земли пулеметные трассы.

Вообще-то говоря, 37-миллиметровая зенитка меня немного разочаровала. По меркам двадцать первого века ее скорострельность два выстрела в секунду была совершенно недостаточной для стрельбы по воздушным целям. Тем сильнее было мое удивление, когда снаряд все-таки попал в самолет. Четвертому «лаптежнику» сначала повезло. Он начал пикировать в тот момент, когда заряжающий слишком поторопился вставить обойму в магазин, и из-за перекоса патрона стрельба остановилась. Пока орудие торопливо перезаряжали, пилот «юнкерса» сбросил бомбы точно на нужной высоте и стал выходить из пикирования, когда очередь зенитки все-таки достала его. Я увидел, как посланный вдогонку снаряд задел крыло, от которого взрывом сразу же оторвало больше половины обшивки. Самолет тут же беспорядочно закувыркался. От перегрузок, превышающих предельно допустимые для конструкции, от него начали отваливаться куски обшивки, и дальше «лаптежник» падал подобно комете, сопровождаемой роем мелких метеоритов. Само падение я уже не видел, так как поспешил спрятаться от очередного взрыва бомбы. Но снова высунувшись из укрытия, успел застать красивую вспышку, поставившую конец карьере очередного аса люфтваффе.

Несмотря на гибель товарищей, следующие пилоты продолжали заходить на цель, не сворачивая с боевого курса, и их усилия, в конце концов, были вознаграждены. Ветер продолжал относить нашу дымовую завесу в сторону, открывая вагоны, которые теперь стали отличной мишенью. В отличие от первых самолетов, несших большие бомбы, последние высыпали россыпь пятидесятикилограммовых фугасок, и несколько из них легли рядом с эшелоном, в щепки разметав вагоны и раскидав колесные пары на несколько метров в сторону.

Результаты налета оказались не такими плохими, как, наверно, доложили своему командованию вражеские пилоты. Снарядов в поезде почти не оставалось, и единственной значимой потерей стало продовольствие, выгружать которое мы собирались в последнюю очередь. Множество консервных банок разной степени помятости разлетелось по окрестностям, и теперь бойцы собирали их, отсортировывая по степени повреждения.

Пробитых банок, не подлежащих дальнейшему хранению, набралось несколько тысяч. Зимой мы могли бы просто спрятать их под снегом, но сейчас, в разгар бабьего лета, было слишком тепло, чтобы долго хранить продукты. Поэтому Иванов поставил батальону боевую задачу до вечера спасти продовольствие от порчи злостными микроорганизмами. Честно говоря, это задание стало для нас непосильным. Даже освобожденные из плена, с жадностью набросившиеся на еду, постепенно наелись и уже не могли проглотить ни кусочка. Пришлось воззвать к сознательности и солидарности соседние батальоны, куда мы отправили несколько повозок, груженных съедобными трофеями.

Хотя до вечера было еще далеко, но командир разрешил батальону отдыхать и не перегружать в машины боеприпасы, спрятанные в роще. После трудного дня, закончившегося сбором «подарков» и пирушкой, все кроме часовых улеглись в окопчиках и задремали.

Но, оказалось, день для нас еще не закончился.

Глава 8

Мой честно заслуженный отдых прервал приезд целой делегации, прибывшей на нескольких машинах. Из моего трофейного псевдовнедорожника вышел командир полка, который, выслушав короткий доклад комбата, вместе с ним направился в мою сторону, оставив всех сопровождающих у машины.

– Товарищ Соколов, командир дивизии попросил кое-что у вас спросить, – сразу начал он, разворачивая карту. – Вот линия фронта на текущий момент. Как видите, южнее Андреаполя со стороны немцев почти никаких частей нет. Каково ваше мнение, что предпримет командование германского корпуса?

– Полагаю, что смыкать фланги двух дивизий, стоящих сейчас напротив городов Андреаполя и Западная Двина, смысла нет. Слишком растянутые порядки войск мы без труда сможем прорвать. Оставлять большую дыру в линии фронта тоже нельзя. Поэтому оптимальным с точки зрения и командира 23-го корпуса, и командования всей группы армий «Центр», будет приказ для 251-й дивизии отходить на юг. Таким образом, у фон Бока исчезнет брешь в войсках. А то, что огромный промежуток теперь появится между группами армий «Центр» и «Север», его не сильно волнует. Возможно даже, что три оставшиеся дивизии уплотнят построение и даже развернутся к северу, чтобы лучше защитить левый фланг всей группы армий. В этом случае разрыв еще сильнее увеличится.

Выслушав мою тираду, комполка довольно покивал:

– Командующий того же мнения. Видно, не зря вы долго жили там, изучая вероятного противника. Если немцы так и поступят, как вы полагаете, то они выступят этой же ночью, ведь завтра мы можем отрезать им все пути к отступлению. Теперь смотрите, товарищ Иванов. Самый короткий путь для отступления фашистов ведет через Сысоево. Пойдут ли они по хорошей дороге в двух километрах отсюда или же по проселочной, до которой чуть больше километра, но в любом случае мы сможем обстреливать колонну из орудий и даже минометов. Именно поэтому наши части, занявшие Клюкуново и Ново-Тихвинское, не продвигаются дальше. Мы хотим застать противника врасплох во время марша и атаковать его. Для этого сюда пришлют дивизион гаубиц и батарею трофейных орудий. Поэтому я вам и приказал оставить в этой роще боеприпасы. К двум гаубицам, которые захватили вы, уже прибавилось еще три штуки, и у нас теперь имеется полноценная 105-миллиметровая батарея.

– Хорошо, если немцы пойдут здесь, – задумчиво произнес Сергей, – но на их месте я бы выбрал длинный обходной путь.

– В этом случае 186-я дивизия, которая расположена слева от нас, пройдет вперед и попробует блокировать вот этот перекресток дорог, создав там пробку. Ваш батальон сейчас находится в самом центре болот, и посылать вас куда-нибудь ночью смысла нет. Вместо этого мы отправим разведчиков с рацией, и они смогут корректировать огонь гаубиц. Вот только, к сожалению, минометы и трофейные 75-миллиме-тровые пушки так далеко не стреляют.

– А куда мы пошлем корректировщиков? – поинтересовался я. – Если они расположатся близко от дороги, то их нужно будет прикрывать.

– Да, к сожалению, местность здесь низинная, холмов почти нет. Поэтому, чтобы получить хороший обзор, им придется подойти к дороге хотя бы на километр.

– Если по дороге будет проходить целая дивизия, – опять вмешался я, – то для прикрытия корректировщиков надо выделить не меньше роты.

– Ясно, – сразу уловил мою мысль Сергей, – твоя рота самая большая, самая опытная, и лучше всех вооружена. В общем, опять идти тебе.

Капитан задумчиво посмотрел на нас, но возражать не стал. Подозвав двух офицеров-артиллеристов, ожидавших у машины, одним из которых оказался мой знакомый Гусев, он стал обсуждать с ними возможные маршруты движения и пути отхода. Окончательный вариант выглядел так: сначала вдоль железной дороги на запад до пересечения речки Шамара. Перейдя речушку по железнодорожному полотну, сразу поворачиваем на север. Потом пересекаем грунтовку, проходим еще километр и останавливаемся в лесу примерно посередине между двумя дорогами. С собой у нас будет две рации. Получив сообщение о том, каким путем движется колонна, мы подберемся к ней поближе и начнем корректировать огонь артиллерии.

Времени до темноты оставалось немного, и я начал собирать бойцов. Нам нужно было успеть проверить оружие и пополнить боеприпасы. С десяток человек, у которых еще не до конца зажили легкие ранения, я оставил. Если нам придется в темпе убегать, они могут стать для отряда обузой. Станок для пулемета тоже решили не брать. Таскать его ночью по лесам и болотам довольно затруднительно. Несмотря на протесты солдат, каждому пришлось взять несколько банок консервов и сухари. Хотя все дружно уверяли меня, что по крайней мере еще сутки не захотят есть, но кто знает, когда мы вернемся. Могут же немцы заблокировать нас в лесу на несколько дней.

Пока все перематывали портянки, а старшина лично проверял снаряжение у каждого бойца, я отправился к артиллеристам кое-что уточнить. Больше всего меня беспокоила связь. Если придется также громко орать, как при работе на нашей новой батальонной рации, то ночью немцы услышат нас издалека. Выслушав мои опасения, Гусев с гордостью продемонстрировал небольшую трофейную радиостанцию Torn.Fu.d2, которую можно было удобно переносить на спине. Как он пояснил, это название как раз и означает сокращение от слова Tornister – «рюкзак». К ней уже успели приклеить несколько бумажек с переведенными названиями ручек настройки. По очереди с подоспевшим Сергеем мы надевали наушники и проверяли качество связи. Слышимость действительно была отличная, как будто говоришь по телефону с соседним кабинетом. Правда, дивизион, с которым мы переговаривались, находился меньше, чем в километре от нас. Но все-таки было чем восхищаться.

– Вот всегда так, – сокрушался комбат, – одни добывают трофеи, а другие ими пользуются.

Я был с ним полностью согласен. Если трофейное оружие, бинокли и продовольствие нам оставляли, то за радиостанциями тут же выстраивалась целая очередь тех, кому они были нужнее.

– Ничего, с нашими темпами скоро в каждой роте такая игрушка будет, – пообещал я. – Да и зачем тебе маленькая рация. Несолидно для командира батальона. Вот твою 5-АК приходится на повозке возить, и сразу видно, что ее обладатель большой человек. Ведь она только командирам полка положена.