«Что ей от меня надо? Вот пристала!» – подумал Шилин.
– Р-а-ш-ш-ш-а-а!!! – Нараспев произнесла она, догадавшись наконец-то, что он русский.
Брови у нее взлетели на лоб от удивления, как будто она увидела у себя в отделе звезду Голливуда. Да, раньше ей приходилось видеть русских с Брайтон Бич, но это были не те русские. Настоящий русский стоял перед ней. Кроме «хау мач» они ничего не могут сказать, а когда им отвечают на этот вопрос, ничего не могут понять. Улыбка ее стала еще шире, на все сорок четыре зуба!
Она даже слышала где-то про «новых русских». Неужели один из них перед ней? Теперь понятно, почему он берет немыслимое количество шаров. Они деньги не считают! Но почему же он в та-ком неглиже?
Шилин заметил, что очередная улыбка, которой она одарила его, была уже не дежурной, а с долей кокетства.
От разочарования что она так и не узнает, зачем русскому столько шаров, она решила задать ему последний вопрос, на засыпку:
– Фром Москоу?
Шилин догадался: «Что-то про Москву спрашивает. Надо кивнуть, чтобы отстала. Эх, если бы она говорила по-русски или он по-английски, он бы не отказался поболтать с ней «за жизнь».
Симпатяшка вынула из ящичка щипчики и ловко перекусила стягивающую упаковку шаров ленту.
Шары просто брызнули на прилавок, образовав огромную кучу. «Да тут не двести, а все триста будет в пачке», – с удовольствием отметил Шилин. – Зачем же она вскрыла упаковку? Неужели будет надувать и проверять каждый на целкость? Да! – восхитился Шилин, – Америка! Ничего не скажешь! В пачках удобнее запаковывать их в чемодан, но ничего, и так можно. Рассую по свободным полостям чемодана».
Она изящно нажала кнопочку под прилавком и откуда ни возь-мись выскочила вторая симпатяшка, не хуже первой, которая также одарила Шилина ослепительной улыбкой и, вместо того чтобы кинуться надувать шары, начала быстро-быстро их считать.
«Зачем пересчитывать? Ведь копеечный товар! Я не обижусь, если пару штук не хватит. Чудачки!»
В четыре руки девушки считали шары быстро, как могли. После каждого десятка они «кликали» по кнопке на клавиатуре кассы и на дисплее кассы цифры суммировались.
Когда цифры стали трехзначными, Шилин обратил внимание на вторую строчку дисплея кассы. Что это? Там тоже цифры менялись с такой же скоростью, как и на первой. Он пригляделся и понял: это итоговая сумма.
Итого двести сорок долларов! Уже двести пятьдесят, пока он соображал!
«Мать честная! Так это за штуку, а не за упаковку двадцать центов!!! – дошло наконец-то до него! Так ложануться! За дурацкий шарик двадцать центов и, это за простой, а она сейчас вспорет упаковку с надписями, те вообще по сорок! Да за такие деньги можно шар-пилот купить, которые запускают метеорологи в небо. Они что, офигели? Паразиты! Вот тебе и Америка!»
Сумма росла неумолимо и вскоре достигла пятисот долларов.
Непонятно почему, но у него вдруг возникла мысль, что бы он сделал, если бы у него на самом деле было пятьсот долларов. Что бы он купил? Уж точно не резиновых шариков.
Он очень хотел фотоаппарат с зумом. «Кэнон» с зумом стоил сто долларов.
Потом у него возникла озорная мысль, а что если все эти шары надуть. Сколько потребуется времени и влезут ли они все в этот отдел с симпатяшками.
«Все-таки они не чудаки, а тупые, как говорит Задорнов. Ведь даже мысли не возникло, зачем человеку столько шаров?» Хоть бы поинтересовались, действительно ли он собрался покупать эту кучу. Что с ней делать?
Потом сам ответил на свой же вопрос. «Она ведь спрашивала тебя, дурака, о чем—то! Ты кивал башкой. Сейчас погремлю мелочью американской в кармане. Интересно, какая будет реакция? А может показать им всю мою наличность? Вот смеху будет!»
Отвлекшись от мыслей, он снова глянул на дисплей кассы. Когда сумма перевалила за восемьсот долларов, а работа по пересчету шаров было еще в самом разгаре, он уже не стал думать, что бы он сделал с этой суммою, если бы ему дали ее просто подержать.
Не думал он и про бонус в виде насоса, который обязательно положен ему за такую крупную покупку. «Интересно, сколько они скинут, если поторговаться? Пора! Как бы ни позорно это выглядело, но надо рвать когти! Делать ноги! Сматываться! Как еще в России это называется? Драпать! Улепетывать! Смываться! Одним словом – линять! Но как? Просто развернуться и убежать? Не солидно. Особенно после выданных в кредит очаровательных улыбок. Я же не босяк! Да, без копейки, да из России, но не босяк! Может, подарить им все-таки одну улыбку из нержавеющей стали вставных зубов и, спокойно развернувшись, попрощаться по американски: „чао какао“. Я передумал! Не нравятся мне эти ваши американские шары, мелкие они какие-то. Потом, вы их даже не проверили, не надули! Может, они дырявые! Так она кликнет полисмена, вон он рядом с их отделом скучает, и что тогда? На каком языке я ему буду объяснять, почем презервативы в России и сколько их можно купить на восемьсот долларов США. Да на такие бабки можно маленький стратостат купить! Международный скандал. На работе узнают, позорище!»
В голове крутились варианты оставления поля боя с сохранением лица. Таких оказалось немного.
«Надо так проскочить турникет, чтобы она, занятая счетом, не успела сообразить, а для этого надо максимально приблизиться к нему на два-три шага ближе. Чтобы рывком выскочить из отдела. Если рвануться сразу от кассы, то вдруг у них кнопка на турникет. Только ты подбежишь к нему, она его заблокирует дистанционно. Это ведь Америка! Что тогда? Сигать через него, как безбилетники в Московском метро? Не эстетично! Да еще в шляпе!
А если запнёшься? Мордой в пол. Чай не мальчик!»
Шилин сделал первый пробный шаг влево. Она не заметила. Он обнадежился. Еще маленький шажочек влево. Она подняла голову:
– Сорри, сэр!
Извиняется, что так плохо работает и долго занимает время та-кого «уважаемого» человека, который заехал на минутку купить детишкам четыре тысячи их любимых шариков.
Посчитанные шарики они ссыпали в огромные пакеты, которые заклеивали фирменным скотчем.
Шилин сделал еще один шажок влево. – Экскъзми, сэр! Джаст э момент!
Симпатяшка уже не знала, как извиняться. Из подсобки выбежала ещё одна помощница китайской национальности, по своему виду – из обслуживающего персонала. Вытирая руки на ходу, она тут же включилась в процесс. Счет пошел еще быстрее. Они старались.
– Экскъзми, сэр! Джаст э момент!
«Что она бухтит? Чего ей надо от меня? Что она лопочет? По тону вроде бы не сердится и не требует стоять на месте. Сдались мне эти шары на всю оставшуюся жизнь! Эх, надо было учить в школе английский!» – он бросил последний взгляд на турникет.
Оценил количество шагов. Получалось ровно три шага, но очень больших.
После каждой сотни шаров он стал делать шаг в сторону, по-ближе к спасительному турникету. Она это заметила и поняла по своему. «Медленно работаем! Покупатель устал ждать! Такие покупатели не каждый день! Надо ускоряться».
«Точно дурочки! Даже жалко их стало. Никогда им не понять с кем они связались! Высыпать бы им на прилавок всю эту проклятую мелочь и сказать: «Девочки, дорогие, это вам за хлопоты. Я пошутил! Шутки такие у нас в России! Холодно там, вот мы и хохочем без повода, чтобы согреться!»
Заполненные пакеты они складировали в тележку. Судя по ко-личеству оставшихся на прилавке шаров, одной тележки могло не хватить!
Прикинув расстояние до турникета, Шилин успокоился. «Всего три шага и свобода! А там затеряться в толпе! Шляпу только надо не забыть снять. Какой толпе? Это ведь не Коньковская ярмарка. Нет здесь толпы.
Тогда на улицу. Уже стемнело наверняка! Там изобразить, что якобы ищу свой «Крайслер» на стоянке».
Как только симпатяшка положила очередной пакет в тележку и на секунду потеряла его из вида, Шилин резко повернулся и сделал три спасительных гигантских шага. Вот турникет позади! Ура! Свобода!
За спиной он услышал хор просящих и умоляющих голосов всех троих симпатяшек.
– Джаст э момент, сэр! Плиз! Джаст э момент! Сорри! Сорри! Сорри! Экскъзми, сэр! Плиз! Экскъзми, сэр!
Они поняли, что вместе с русским исчезает их надежда на пре-мию за реализацию залежалого товара, а может быть и на повы-шение по службе.
Но Шилин уже летел над землей, едва касаясь ее ногами. Он, начальник отдела солидной организации, уважаемый человек, отец двоих детей, убеленный сединой, убегает, как заяц, от американских красоток, пытающихся всучить ему шариков на тысячу, без малого, долларов, которую он никогда не держал в руках.
В голове засело «Джаст э момент». «Черт побери, что бы это значило? Надо запомнить. Как доберусь до своих, спрошу. На „держите его“ не похоже. Сколько им надо времени, чтобы орга-низовать погоню? Минут пять! Успею! Вот уже ближайший выход на улицу».
Когда крики «Экскъзми, сэр! Джаст э момент!» стали доноситься совсем издалека, он успокоился. Вряд ли они кинулись за ним вдо-гонку. Если следовать их менталитету, то сейчас они получат взбучку от завотделом, или как он у них называется, менеджера, за то, что упустили такого клиента. Нового русского с такими деньжищами!
Медленно считали. Вместо того, чтобы просто взвесить на весах! Бедные девки! Что они теперь будут делать с шарами? Опять запаковывать? Симпатяшек было искренне жаль.
Разве они могут понять русского человека, зашедшего в такой, не мыслимый для России начала девяностых, магазин с четырьмя долларами в кармане? Да никогда!