Славянин

Людям роли Бог дает.

Для него мы все – игрушки,

Расставляет нас с небес…

Валентин Гафт.

Легкий ветерок разносил полуденную жару, сдувая ее с полян, внося в лесной коридор дорожного тракта одного из древнейших путей на территории ростовского княжества. Старая дорога пролегала неподалеку от реки. Во все времена по рекам или по их берегам продвигалось, осваивая новые земли, пригодные для земледелия население края. На берегах же рек, возникли и первые поселища, а затем выросли мелкие городки, от этих мест до Ростова многие версты, большее время года представлявшие собой картину непролазного бездорожья.

Верховые, скакавшие на лошадях, отмеряли дорогу в колонну по два. Десяток оружных, одоспешенных витязей шли передовым дозором, ведя за собой хвост поезда. Возки с людьми, груженые телеги, со снующими рядом со скарбом всадниками и замыкающий шествие отряд конных воев, на версту вперед оглашали округу слухом о своем приближении. Не только из-за жары, но и по причине дальней дороги, бронь везли в кожаных сумах, щиты и шоломы ременными петлями приторочены к стремени у самых лошадиных крупов. Попробуй в жару два десятка килограмм постоянно носить на себе! А, случись что, передовой дозор всяко придержит ворога, вои быстро оденут доспех, прикроют тела свои железной защитой. Стороннему, будь встретится таковой на дороге, сразу ясным станет, что ведет малый отряд молодой боярин с рубцом через бровь на лице. Уж слишком гордый взор у него, уж явная осанка начальствующего. Видать, не привык гнуть спину человек. Во-он, кого они сопровождают! Краса-девица в легком возке, видать сама княгиня. Свита при ней немалая.

Егор давно перестал замечать восторженные взгляды колхозников по поводу проезда поезда мимо населенных пунктов аборигенов. Давно осталось за плечами приволье пограничья, дубравы и перелески, возделанные смердами поля и их веси, веселые светлые леса. В природе стала заметна перемена. Лес в землях Ростовских, бывший и без того густым, надвинулся на курян темной громадой, в иных местах сходился над летником непроглядным шатром, стал сумрачным, а воздух в нем как-то потяжелел, запах сладковатой прелью мхов и прошлогодних листьев. Теперь даже деревни у дорог встречались редко, и только тропы, уходящие от них в чащобу, говорили всадникам о том, что где-то совсем рядом живут люди, которые не спешат появиться на глаза чужакам. Халупы и полуземлянки на пограничных землях, сменились во встреченных селах, рубленными четырехстенными избами. Редко за частоколами высокой изгороди боярских усадьб возвышались терема, на взгляд Лихого, очень отличавшиеся от известных ему по рисункам из книг и по фильмам о средневековой Руси. Одно слово – нищета, прости Господи!

После жаркого приема «боярина Скородума», где княжну чудом удалось спасти от лап разбойников, а два десятка душ, воинов и свиты, перекочевали из этого мира прямиком к пращурам в Ирий, приходилось ночевать в селах, а чаще всего просто в лесу у костра. За все время, постоялый двор повстречался лишь раз, да и то, седмицу тому. Степняки, так те судя по всему, в эти места наведаться еще не успели. Куда им! Не очень то и спешили сложить кости в глуши эдакой. То ли действительно, лес их смущал, то ли дальность расстояния от Дикого поля – непонятно. Забрезжила уверенность в том, что дальнейшая поездка пройдет без приключений.

Хватит приключений. Сыт! Угревшись у костра, Лихой вспомнил, как он тащил на себе Ладославу, как преодолев сто метров, отделявшие частокол забора от лесомассива, спрятал девку в кустах, а сам вернулся обратно. Ходил между возами и телегами, пытался разбудить спящих. Дохлый номер, опоили качественно. У кого такое зелье купили? В жизни всяко бывает, адресок «аптекаря» мог бы и пригодиться. У полыхавшего ярким пламенем терема, наткнулся тогда на Красимира. Зарезали волхва, видать чем-то помешал бедолага. Еще несколько трупов курян видел. До утра трясся как осиновый лист, боялся, что вернутся. С рассветом перетащил княжну в становище, устроил в возке, а сам караулил до тех пор, пока народ не стал просыпаться. В то же утро доложил обо всем Дарославу и до самого вечера отсыпался в одной из телег. Все, спать! Не его дело еще и ночью караулы проверять. О! Вот и дядка Ставр подходит. Свет померк, вырубив уставший за долгий день организм. Сон принял его в свои объятья.

Показалось, только глаза закрыл, а уже тормошат. Не хочу-у!

–Вставай Лихой!

Ростовский боярич Велинег, с которым подружился после памятного пожара, тормошил за плечо.

–Вставай! Княжна кличет.

Сел на пятую точку, продрал глаза. Чего нужно от него этому прыщавому юнцу? Как банный лист, право слово. Но смешно, ростовчанин ведь так и не признал в нем обидчика в инценденте на курском торгу. Зевнул.

–Чего ей?

–Я почем знаю?

Потвора, один из десятка Ставра, подвел уже заседланного Буланку.

–Сидай боярич. Скоро поезд тронут.

–Спасибо, Потвора.

Смотри-ка, а ведь после того как не дал княжну похитить, у народа статус по отношению к нему вырос. Надо же, боя-ярич! Оба пионэра пустили коней легкой рысцой, а вскоре подъехали к готовому тронуться возку.

–Где тебя носит, Лихой? – наехала молодая госпожа. – Тебя вечно нет, когда нужен!

–Что прикажешь, княжна?

–Уже ничего. Без тебя управились. – Поджала губки, тут же забыв о нем, обратилась к боярину. – Дарослав, когда поедем?

–Поезд выстроен, княжна.

Боярин вдев ногу в стремя, поднялся в седло. Мимолетно скосил глаза на Лихого, ничего не сказал, тронул поводья, поравнялся с возком Ладославы.

–Вели двигаться, боярин.

–Велеба, готов десяток?

–Готов.

–Выдвигайся передовым дозором.

–Слушаюсь!

–Правая колонна повозок, начали движение! Возницы, подгоняй лошадей. Пошел-пошел!

…Нет ничего глупее, чем попасть из огня да в полымя. Но они попали. И случилось это, до обидного обыденно. Наезженный тракт вывел дозор к дотла сгоревшему мосту через реку, заставил следовавших за ним вклиниться в скопление телег и повозок. Поддавшись стадному чувству, на взгляд Лиходеева, сотворили глупость, пристроились к тележному поезду купцов, наяривавших лошадей, спешащих как можно скорей и дальше оставить в стороне порченое место. Потом, то ли от невнимательности, то ли по злому року судьбы, прощелкали развилку летника, пошли вместе со всеми по более наезженному тракту. Разошлись с попутчиками, уже самостоятельно искали брод, мост или переезд. Только тот, как заговоренный, не находился. Поди ж ты, на какую из дорог не становились, она как и положено подходила к реке, а дальше или круча, или пологий берег, но брод отсутствовал. Нет, ну право слово, это только в России могут дорогу построить ведущую в тупик, деньги потратить на ее стороительство, а чтоб перед начальством оправдаться за истраченные средства, презентовать ее как идеально ровную, соединившую один населенный пункт с другим, скромно промолчав о тупике. Получается, реальность иная, а повадки у народа одинаковые.

Лошадь Велинега рысила бок о бок с коньком Лихого. Надо же, сначала рожу бьет, а после в друганы набивается. Кстати, в отличие от Егора, фэйс ростовчанина до сих пор в неприглядном состоянии. Двигаясь, Велинег успевал доверительно поведать другу про свое житье-бытье:

–Эх, Лихой, только после смерти отца, я понял, как мне его не хватает. Ты бы видел, как мы под Ростовом с отцом охотились на всякого зверя, в своих родовых угодьях. В пущах лесных, два тура метали меня рогами вместе с конем, олень бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал…

Надо же? Выходит это Лихой не первый пацану дрозда выписал!

–…Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь у колена потник укусил. Лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул, и Род сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей. Отец посмеивался, говорил, что крепкий род у нас. Он сам, на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и в стужу, не давал себе покоя. На посадников не полагался, ни на биричей, сам делал, что было надо. Весь распорядок и в доме у себя тако же сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок свой завел, и у конюхов. О соколах и о ястребах заботился. Бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным на своих землях. Вот каков был боярин Гостята. Мы ведь род от варяжского корня ведем. Все в семействе воины. Теперь отца нет. Старшим в роду теперь брат отца считается, боярин Елага. Он меня в посольство с собой взял, чтоб навык был с людьми дело иметь.

–Ну и как? Появился навык?

–Не знаю. Наверное.

Миновав деревеньку, дорога вывела к одинокому полю, возделанному у самого летника. По другую сторону от дороги раскинулся лиственный лес, за которым, как уже знал боярин Дарослав, шел обрыв к реке. Лиходеев остолбенел, находясь в седле, наблюдая необычную для него картину, на недавно убранном куске земли. Женщина, одетая в полотняную рубаху и поневу перекатывалась по обработанной земле, и что-то бубнила в голос. Разобрать, о чем она говорит было невозможно, далековато до нее. Рядом с ней застыло все семейство, углядевши проезжавший княжий поезд, пялились на телеги и всадников.

–Спятила баба? – кивнул в сторону смердов Лихой.

Велинег хмыкнул в едва пробивавшиеся усы, удивленно глянул на товарища, практически менторским тоном пояснил «недоумку»:

–На поле, хозяйка дома выходит на очищенное место и катается по последней полосе или грядке, приговаривая: «Нива, нива, отдай мою силу». Здесь считают, что после этого обряда земля отдает женке потраченные на нее силы. В чем-то ты прав. Безумцы. С селянами всегда так, ничего не поделаешь, сплошная глупота.

Поле осталось позади, а летник углубился в лесной массив. Солнце зашло за кроны деревьев, раскинув полутень на все живое вокруг. Пора было искать пристанище на ночь, но возвращаться к оставленной позади деревеньке не хотелось, да и проехал караван от нее уже верст пять.

Выскочили к речке и телеги поколесили по кромке обрывистого берега. С головы колонны прискакал воин передового дозора.

–Боярин, брод нашли, только Велеба велел передать, что на том берегу оружного люду много. Старого знакомца видели.

–Кого?

–Однорукого. Похоже тати дорогу перекрыли.

Дарослав придержал коня, Лихому почудилось, что побледнел начальник, но тот решившись на что-то, справился с чувствами.

–Остановить телеги! Сигурд, со своими воями, бери княжну и посольство в кольцо охраны. Всех кто чужой – убивайте! Ставр, свой десяток выдвигай первым, стрелами расчистить проход. Остальной отряд, вздеть брони, пойдем на расчистку брода. Шевелись!

За плечами Дарослава, свиньей для атаки, выстраивалась конная гридь. Мечи, секиры и копья пеших ратников не могли нанести серьезного ущерба бронированным всадникам, и стоило некоторым из них прорвать первые ряды пехоты, как той оставалось лишь с честью погибнуть. Поэтому очевидно, что набранные «с бору по сосенке» ополченцы не могли рассчитывать на успех в схватке с великолепно подготовленными гриднями, хоть и молодшей дружины, каждый из которых в совершенстве знал «свой маневр».