Зовите меня Измаил. Рассказы и повести

Если бы ты знала, как я его ненавижу!

21 ноября, четверг

Нет, я должен записать всё до конца.

– Ну что, Тюля… Скажи Олегу спасибо. Сегодняшний твой грех отработан, и два следующих, авансом. Думаю, и этими авансами ты быстро распорядишься.

Плюха заржал. Он один. А Док внимательно смотрел на Матюлю, который вернулся в строй и стоял, тяжело дыша, красный, как рак.

Неужели я ошибся?

10 декабря, вторник

Да, я ошибся. Это уже очевидно. Что происходит? Объясни мне, милая моя!

Это выглядело шуткой, когда Матюля поднял руку. Людмила прям обалдела, ты заметила? А он руку тянет, уверенный такой.

– Олег? Ты хочешь? Ну давай, – проблеяла Людмила.

И он встал из-за парты и отправился к доске, и повернулся к нам и раскрыл было рот, но потом вдруг повернулся к Людмиле и спросил:

– А м-м-м-можно д-д-д-другое?

– Что другое?

– Стих. Н-н-не тот, что задали.

– Другое стихотворение? А то, что задано, ты не выучил?

– В-в-в-ыучил. Но м-м-м-можно другое?

– Конечно, конечно, можно… – совсем растерялась Людмила.

И Матюля начал читать. Начал читать стих про то, что надо молчать. Я не понял, как это, что это значит, почему молчать, там слова как-то странно соединены, сердце, звёзды, ложь, и всё время – молчи, молчи, молчи. Бред какой-то. А он, главное, ни разочка не споткнулся. Читает не торопясь, даже медленно, будто даже поёт немножко. Бледный слегка, рукой помахивает в такт, и говорит-говорит-говорит, что надо молчать.

Я вас всех оглядел, мне же с предпоследней парты всех хорошо видно. Вы чего? Что с вами стряслось? Даже Плюха сидел тихо, пасть раззявил, весь вперёд подался. Док развалился вальяжно на стуле, как обычно, но я же вижу… И ты! Ты, честно говоря, меня просто…

Ну, ты его и подставила. Я же видел. Он поначалу просто водил вокруг безумным взглядом, ничегошеньки не замечал, пока вдруг на твоё лицо не наткнулся… как на стену на полном скаку налетел:

– Внимай их п-п-п-п-п-п-п-п-п-п-п-п……….

А Плюха вдруг не заржал. Почему вокруг Матюли так много тишины? Такой долгой, протяжной тишины. Пока Людмила, наконец, не сказала:

– Садись, Олег, спасибо! Это было замечательно.

И поскорее к журналу наклонилась, чтоб пятёрку ему нарисовать. А за что? Он же даже не смог стих до конца рассказать, заика дефективный.

В общем. Я только сейчас понял. Кажется, я проиграл. Совсем. Какая-то ошибка. Книга врёт. Бесполезно. Больше не буду сюда писать.

22 марта, суббота

Безумный день. А начался он ещё вчера. Обгоняю вас с Доком перед входом в школу. Слышу, как ты говоришь: «Ну и что, что он такой, он тоже наш, значит и ему надо. Традиция же». Увидела меня и замолчала. И Док молчал, только провожал меня сомневающимся взглядом. Потом, перед самым уроком, подошёл к нам (Плюха, конечно, из-за плеча торчит, мы с Матюлей за партой, руки по уставу) и говорит, на Олега глядя:

– Ну что, недоразумения наши, знаете, какой завтра день?

Матюля покачал головой. Я молчал, уставившись в парту.

– Я так и думал. Завтра у Кузьминишны день рождения. И у нас традиция: всем классом идём к ней в гости, тортики-печенья. Так что давайте, завтра на школьном крыльце.

И повернулся уходить.

– Во сколько? – пискнул я.

Док вернулся, склонился к нам и тихо сказал:

– В одиннадцать, – и Плюха, конечно, радостно ржанул.

Я пришёл в половину и долго бродил вокруг школы, поглядывая из-за угла на её крыльцо. Никого не было. Без пяти минут приплёлся Матюля. И больше никого. Я продолжал наблюдать из укрытия. Одиннадцать. Никого. Пять минут. Пятнадцать. Я хотел было пойти домой, но почему-то передумал и подошёл к Матюле.

– Здоров.

– З-з-з-дорово.

– Ну что, кажется, никого уже и не будет?

– П-п-п-похоже н-н-на то.

– Тогда по домам?

– Н-н-н-ет, – вдруг сказал Матюля, – Д-д-давай ко мне п-п-п-ойдём. – И добавил, отчаянно покраснев: – П-п-п-пожалуйста.

И я пошёл. Не потому что хотел, а потому что это могло стать хоть каким-то лекарством. Честно говоря, доковские лещи гораздо больнее плюхиных.

Оказалось, Матюля живёт в одном с тобой подъезде, только на седьмом этаже! Вот это новости.

Вошли. Квартира в точности как у нас, от входа налево – сразу кухня. На кухне сидели два мужика, суетилась матюлина мама.

– О! Сын вернулся! А ты чего так рано?! – заорал один из мужиков, поздоровее. Он сидел за столом в майке, на правом плече была татуировка, но я от порога не мог разглядеть, что там.

– И друга привёл?! Вот это правильно! День рождения нужно с друзьями отмечать, а не со стариками своими.

– У кого день рождения? – захлопал я глазами.

Матюля махнул рукой, краснея и смущённо улыбаясь: «Не важно, проходи, раздевайся».

Зашли на кухню. Олег стал знакомить:

– Это папа, Алексей Владимирович.