Проданный ветер

– Вот видите! Зачем же ее труды запрещать? Вашим братьям нужно быть последовательными!

– Мы всегда последовательны в отстаивании интересов Вечного Рима, – скрипя зубами и часто крестясь. Прошептал Сулима с ненавистью. – В книгах Гюйон было обнаружено до тридцати еретических положений, а речи Фенилона наши официальные представители осудили. Чему это инженер улыбается?

– Просто вспомнил, что труды этой госпожи, имеют в нашей империи множество поклонников, – невозмутимо, отозвался инженер, – даже в лице господина Голицына.

– Через такие разговоры, к власти в вашей империи придут якобинцы! Которые зальют улицы ваших городов кровью и вам уже не будет дела ни до этих земель, ни до самой империи.

– Вам – то тогда что печалиться? – проговорил Орлов, вставая. – Вроде идет кто-то…

– Зараза из вашей империи, может перекинуться и на наши земли, – процедил монах.

– Идет кто – то, все быстро за камни! – с жаром зашептал поручик. Выхватывая из-за пояса револьверы.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем в осторожно спускающейся фигуре, они смогли разглядеть урядника.

– Ну, что там, братец? – спросил поручик, выходя из укрытия.

– Там, ваше благородие, дилижанс в каменюках застрял, – доложил тот. Смахивая рукавом пот со лба. – Как ваше самочувствие?

– Все в порядке со мной, благодарствую, – озадаченно, проговорил офицер. – А дилижанс-то откуда взялся? Дорог тут вроде нет никаких.

– Не знаю, но мы с кузнецом его в вашу биноклю, хорошо разглядели – под четыре лошадки удуманный. Может они, по каким – то малозаметным дорогам его сюда пригнали.

– Ничего не понимаю, – озадаченно пробормотал Орлов. Приложив холодный револьвер ко лбу. – Откуда ему здесь взяться? Здесь же нет дорог! А ездовые? Вы их рассмотрели?

– Так, а ездовые лошадок распрягли, да к лесу подались, – растерянно, прошептал казак. Разведя руки в стороны. – Но не индейцы они – это точно.

– Ничего не понимаю! А где кузнец?

– Так схоронился он в каменюках, наблюдение ведет скрытое, я ему и биноклю оставил.

– Ладно, пойдем, глянем, что это за карета здесь объявилась, а ты, инженер, про караул не забывай.

* * *

Какого же было их удивление, когда поднявшись, они не обнаружили на месте кузнеца.

– Вот – те раз, – растерянно, пробормотал казак. С тревогой озираясь по сторонам. – Куды он мог подеваться?

– Я кажется знаю, куда он мог податься, – поморщившись, проговорил Орлов. Глядя на стоящий дилижанс. – Идем.

– Вот ведь неслух, – сокрушался Степанов. Едва поспевая за офицером. – Я же запретил ему ходить к тарантасу одному. Вот ведь душа металлическая!

– Что же его так припекло? – со злостью, спросил поручик. Внимательно осматриваясь по сторонам.

– Так он все гадал, из какой стали рессоры сделаны, да на какой манер крепятся. Все уши мне прожужжал, а один остался, да видать и не усидел.

– Видать, видать, – передразнил его Орлов. – Что-то его не видать нигде! Уж не в полон ли он попал?

Лишь подойдя к дилижансу, они обнаружили кузнеца. Он лежал в неестественной позе, у заднего колеса, уткнувшись лицом в камни, которые были залиты его темной кровью. Орлов держа револьверы наготове, резко опустился на левое колено, заглянув под дилижанс. Затем запрыгнул на подножку, заглянув внутрь экипажа и только после этого, медленно обошел его вокруг, озираясь по сторонам.

– Ну, что с ним? – спросил он, подходя. Глядя на ошеломленное лицо казака.

– Отошел раб божий…, не исповедавшись…, в одиночестве, – прошептал тот. Закрывая убитому глаза. – Кинжалом в спину ударили, прямо в сердце угодили. Эх, какой мужик был, а мастеровой какой отменный!

– Он хоть, что – то успел сказать?

– Прохрипел только тихо, что добрый каретник делал энтот тарантас и отошел, – смахнув слезу, прошептал урядник.

– И все?

– Все, ваше благородие… Какой же злодей на него руку поднял?

– Не знаю, братец, – пожав плечами, прошептал Орлов. – Наверное, один из тех, кто эту карету сюда пригнал. Может внутри экипажа остался дружков своих дожидаться, а тут наш Василь объявился.

– Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего и прости ему все согрешения вольные и не вольные, – бормотал казак подавлено. Отчаянно крестясь при этом. – Какого человека работного сгубили! Какие ножи и шашки он делал! У него в станице, за его татаурами всегда очередь была.

– Послушай меня, урядник, – проговорил тихо Орлов, – лиходей, не мог уйти далеко. – Наверняка где – то рядом схоронился поганец.

– Может, поищем? – встрепенулся казак. – Он ведь и биноклю упер!

– Уходить нам надобно, – со вздохом, отозвался поручик. – Не ровен час, вернуться сюда дружки лиходея. У них вон и тонкомер наготовлен, чтобы колеса из камней вытащить.

– Откуда они только взялись на нашу беду? Откуда дилижанс этот пригнали, а главное зачем? – недоумевал казак.

– Да, ты прав…, на такой телеге здесь не поедешь далеко, – кивнув, буркнул поручик. – Наверное, они этот дилижанс спрятать здесь хотели.

– Но почему?

– Я так смекаю, что принадлежит он китобойной компании, видимо американской. Они на таких дилижансах деньги возят, чтобы с китобоями рассчитываться прямо на берегу.

– Какие же здесь китобои могут быть? – озираясь по сторонам, прошептал Степанов.

– Отбили телегу эту, наверное, у почтовиков. Вон и корпус весь пулями изъеден, внутри все в крови. Глянь, что у них там, в рундуке и уходим отсюда.

– Это мы мигом, – кивнув, отозвался казак. Со вздохом одевая свою папаху.

* * *

Орлов медленно опустился у колеса, рядом с телом убитого и, сняв фуражку, тихо проговорил:

– Эх, Василь! И зачем ты только подался, эти чертовы рессоры смотреть? А впрочем, откуда ты знать мог, что в этом месте поганом, самим Богом забытым, найдешь ты свою смерть.

Он знал этого грубоватого, немногословного кузнеца еще по Крымской компании. Именно благодаря таким простым работным людям коих были тысячи, вооруженных лопатами и кирками, молотом и наковальней, работавших день и ночь для удержания обороны Севастополя и удавалось сдерживать врага целых одиннадцать месяцев. Именно благодаря таким простым людям город ощетинился в короткий срок могучими бастионами и батареями. Но тогда все было просто и понятно, даже частичное затопление кораблей Черноморского флота было воспринято всеми хоть и болезненно, но с пониманием – это препятствовало заходу вражеских судов в Севастопольскую бухту.

Да тогда было все понятно и все от простого солдата или жителя города до адмирала Нахимова, показали всему миру мужество и отвагу русских людей. Но все это было там, в далеком Севастополе, а здесь на кромке империи, не было ни войны, ни мира в полном смысле этих слов…

– Ваше благородие, – проговорил Степанов растерянно. – Тут у них в рундуке…, в мешке, пуда два мыла лежит кускового. Возьмем или как?