Схватка с преисподней

Его русская теща Надежда Афанасьевна – полная седовласая женщина лет шестидесяти – сидела за столом и из ее глаз ручьями лились горькие слезы.

– Что случилась, мама?.. – тревожно спросил Рафаэль.

– У! У-у… Угу! – попыталась что-то изобразить руками в воздухе заплаканная теща.

– Ничего не понимаю! – в сердцах треснул кулаком по столу хозяин квартиры. – Где Машка? Где, в конце концов, Кариночка?

Теща тяжело поднялась со стула и пошла в ванную комнату, всем своим видом приглашая Рафаэля за собой.

– Что еще?.. – спросил он и тут же замолк, увидев на полу ванной комнаты небольшую горку из личных вещей, в которых сразу признал цветастое платье и нижнее белье своей двенадцатилетней дочери Карины. – Ничего не пойму… Что это еще за дела?

– У-у! Угу! – настойчиво тыкала пальцем в груду тряпок теща.

Рафаэль нагнулся и двумя пальцами осторожно поднял белые девичьи трусики, сразу заметив на них бурые пятна высохшей крови. И тут же, словно удар по голове, пришло понимание происшедшего.

– Значит, «скорая» приезжала все-таки в нашу квартиру… – пробормотал он, зачем-то комкая девичьи трусики в руках и запихивая их в карман кожаного пальто, которое он позабыл снять.

Надежда Афанасьевна подергала зятя за рукав, снова приглашая за собой. Рафаэль пошел за ней, мотая головой, как бык на привязи. Теща провела его в комнату Карины и показала на исписанный лист бумаги, лежавший на кровати дочери рядом с ее любимой большой куклой в подвенечном наряде.

Рафаэль жадно схватил листок бумаги и принялся с трудом разбирать малограмотные каракули жены Марии Ивановны, которую он привык больше называть попросту Машкой.

«С нашей Кариночкой несчастье, – писала жена. – Ее возле школы поймали четыре подлеца и снасильничали… Повезла ее в больницу. Фельдшерица со «скорой» сказала, что надо сообщить об этом в милицию. Они должны забрать вещи Карины. Позвони в милицию…»

Несколько раз перечитав записку, Рафаэль горестно опустился на постель дочери и, ласково поглаживая ее куклу, так, будто это была сама Карина, глубоко задумался.

«Сообщить в милицию… Ну, уж нет! – скрипя зубами, яростно шептал он. – Тогда эти подонки слишком легко отделаются. Я уготовлю им кару пострашнее, чем любая зона. Они у меня собственное дерьмо жрать станут! В крови умоются! А потом? Потом будет видно…»

Встав с постели, так и не снявший пальто Рафаэль, взял цветную фотокарточку размером 13 на 18, на которой была запечатлена в полный рост его дочурка – веселое черноглазое и длинноногое создание, выглядевшая гораздо старше своих двенадцати лет, и, держа ее в руке, подошел к телефонному аппарату. Быстро набрав чей-то хорошо знакомый номер, он проговорил в трубку:

– Это я, Рафаэль! Узнал? У меня большое несчастье. Помочь можешь только ты. Надо срочно встретиться и поговорить. Нет, по телефону нельзя. Сможешь подъехать к станции метро «Выхино»? Хорошо. Я буду ждать тебя через полчаса в сквере, напротив выхода из метро. Да, это если идти в сторону Института управления. Договорились? До встречи!

Никто из сослуживцев Гатауллина даже не догадывался о том, какое несчастье стряслось в семье их руководителя, а сам Рафаэль делиться своим горем ни с кем не собирался. Весь следующий день после того, как Рафаэль узнал об изнасиловании дочери, он провел на своем обычном рабочем месте – в кабинете начальника цеха. И только самый внимательный наблюдатель из его рабочих, кто слишком хорошо знал начальника цеха, мог бы заметить некоторую нервозность, выражавшуюся в постоянной беготне Гатауллина по разным производственным помещениям.

Чтобы хоть как-то отвлечься от горьких мыслей о судьбе дочери, которые периодически накатывали на него, будто снежные лавины, Рафаэль старался целиком и полностью окунуться в повседневные дела. Но в какой-то момент он снова вспоминал то, о чем не хотел сейчас думать и тогда в остывших глазах зажигался огонь неутолимой злости, просыпалось нетерпеливое ожидание того момента, когда он самолично сможет посчитаться с обидчиками своей единственной и горячо любимой дочери.

Телефонный звонок, которого он ожидал весь этот день с превеликим нетерпением, раздался после окончания рабочей смены. Большие напольные часы, находившиеся в его кабинете, как раз пробили двадцать ноль-ноль.

– Это я, – сказал хорошо знакомый голос в телефонной трубке, когда Рафаэль поднес ее к уху. – Ты хочешь взглянуть на этих ублюдков, прежде чем мы сделаем из них отбивные котлеты?

– Очень хочу! – вырвалось у Рафаэля.

– Тогда жди. Мы подъедем через часик…

Этот час показался Рафаэлю самым длинным. Он метался по кабинету, как тигр в клетке. Но вот наконец по внутреннему телефону охранник известил начальника о том, что к проходной подъехали две легковых иномарки и одна грузовая «газель» с крытым кузовом.

– Пропусти их на территорию без досмотра! – с каким-то даже облегчением крикнул Гатауллин в трубку перед тем, как дать отбой и со всех ног броситься встречать гостей.

В небольшом заводском дворике Рафаэль подбежал к моложавому мужчине, одетому с иголочки, вяло вылезавшему из черного «семьсот двадцать пятого» БМВ с тонированными стеклами.

– Рад тебя снова видеть! – сказал он, подобострастно склоняя голову и пожимая протянутую руку сразу обеими ладонями.

– Да ладно, корефан, не виляй хвостом, как беспородная шавка, – небрежно растягивая слова, проговорил вновь прибывший. – Мы с тобой повязаны, как иголка с ниткой. А потому нечего передо мной отплясывать благодарственный танец. Сегодня я тебе помог, а завтра наступит твоя очередь ответить мне тем же. Валет, чтоб ты знал, своих корешей никогда не забывает!

– Где?.. Где эти падлы? – нетерпеливо вопросил Рафаэль, заглядывая Валету в глаза снизу вверх.

– В кузове. Эй, братки, вытащите клиентов из-под тента! Мы с другом хотим на них поглядеть… – распорядился Валет, указав пальцем на «газель» шестерым здоровякам, вылезшим из иномарок вслед за хозяином.

– Погоди, Валет! – вскричал Рафаэль, у которого от нетерпения поскорее посчитаться с насильниками дочери даже колени дрожали. – Во дворе уже стемнело. Скажи своим ребятам, чтобы они тащили этих ублюдков прямо в цех. А я пойду приготовлю побольше света.

– Сделаем, – небрежно махнул рукой Валет. – Только они, по-моему, уже и так полумертвые от страха за свою шкуру.

Когда четверку молодых ребят со связанными руками и залепленными лейкопластырем ртами приволокли в цех, Рафаэль зажег мощный прожектор, направив световой поток прямо в лица насильников, отчего все четверо закрутились на месте, как на раскаленной сковородке, стараясь стать к свету спиной или хотя бы боком. Но Валет и его дружки сделать им этого не дали.

– Что, козлы вонючие, не сладко стало? – с угрозой в голосе вопросил Валет, расхаживая перед четверкой молодчиков, жавшихся от страха друг к другу. – Небось, когда девчонку трахали в четыре смычка, приятней было? Прия-ятней… Только за все, козлики, платить надо! Это я вам вполне категорично заявляю. Ну-ка, Тюлень, дай высказаться вон тому, с правого края! Правофланговым завсегда первое слово!

Один из дружков Валета небрежно схватил здоровенной пятерней указанного парня сзади за длинные белокурые волосы, откинул его голову назад, а другой рукой содрал с губ лейкопластырь.

– Колись, падла! Если все расскажешь, то, может быть, папа тебя простит… – сказал Валет, приблизившись к белобрысому.

– Это все Ларик! Он учится в одной школе с той девчонкой, только в старшем классе… – заспешил смягчить гнев неизвестного «папы» белобрысый. – Честное слово! Девочка ему нагрубила, а он нас попросил ее проучить. Да что тут особенного! Мы так часто делаем… Она сама хотела… Честное слово! Они все об этом мечтают!

– Ах, ты!.. – не выдержал Рафаэль, выскакивая в круг света. – Заполучи! – высоко подпрыгнув и развернувшись в воздухе, он ударил правым каблуком белобрысого прямо в лицо. От этого удара у того вылетело сразу два передних зуба, а сам он, не устояв на ногах, отлетел на несколько метров в сторону.

– Классный удар! – похвалил Валет. – Ты для своих лет, дружище, в хорошей спортивной форме.

Рафаэль, не отвечая на похвалу, подошел вплотную к самому юному недомерку, на которого указал белобрысый.

– Значит, тебе понравилась моя дочь? – спросил он, отодрав с губ лейкопластырь и у него. – А ты знаешь, что ей еще и тринадцати нет? Она же совсем ребенок…

– Я готов жениться! – испуганно вскричал недомерок, бегая глазами по сторонам. – У нас будут детки!..

– Дурак, – сплюнул Рафаэль ему под ноги. – Ишь размечтался… – с этими словами он ударил тому в низ живота, упиваясь его истошным визгом.

– Красиво! – снова похвалил Рафаэля Валет. – Прям концерт по заявкам радиослушателей, да и только!

Он хотел сказать что-то еще, но, взглянув на как-то сразу посеревшее и осунувшееся лицо Рафаэля, замолчал.

– Все! – произнес Рафаэль с придыханием. – Больше не могу… Этих сами кончайте.

Повернувшись спиной к насильникам, он, повесив голову, медленно поплелся в свой кабинет. За спиной он услышал голос Валета:

– Братва, можете развлечься с этими ублюдками. А мне надо с другом покалякать-перетереть…

Рафаэль вошел к себе в кабинет, открыл шкафчик бара и вытащил оттуда литровую бутылку с самой красочной этикеткой. Откупорив ее, он сделал три больших глотка прямо из горлышка. Хотел выпить еще, но поперхнулся и закашлялся.

– Один пьешь? – усмехнулся Валет, появляясь в кабинете вслед за его хозяином.

Прокашлявшись, Рафаэль указал пальцем на открытый бар, сказав: