И взошла звезда полынь

Впрочем, молодых он благословил и даже согласился стать посажённым отцом у Натальи. Неожиданно выяснилось, что будь свадьба даже в Петрограде, без посажёных родителей Наталье не обойтись. Оказалось, что она сирота, смолянка, и перед тем, чтобы стать сестрой милосердия, жила у престарелой своей тётки.

А незадолго до венчания и свадьбы, когда Узерцова и Елагин обсуждали предстоящие хлопоты, неожиданно всплыла фамилия Радиковского. Елагин напрягся, отошёл к окну и стал смотреть в него. Наталья нежно положила руки ему на плечи.

– Нет надобности ревновать, Илья, – тихо сказала она. – Я буду хорошей женой. И очень верной. Поверь.

XVII

События между тем сменялись стремительно. Свершилось вдруг невероятное, безумное, пагубное, для любой армии, любого войска, случилось то, о чём ещё полгода назад и помыслить никто не посмел бы – в войсках отменили единоначалие. Отныне командиров избирали солдаты, и у себя на фронте Батуринцев, успевший стать ротмистром не мог командовать даже эскадроном.

Как это могло произойти?! Каким образом местное решение одного только Петроградского Совета, касавшееся только небольшой части войск в Петрограде, стихийно и быстро распространилось на всю армию? А новая власть, это Временное правительство не могло ничего поделать с массовым неповиновением и дезертирством.

С упразднением единоначалия ещё вольготнее стали чувствовать себя агитаторы и провокаторы. Распад шёл по всем направлениям. Отстранённый от командования, лишённый возможности вразумительной деятельности, Батуринцев не знал, чем заняться, к чему приложить свои силы. Даже с Варей он мог видеться реже: врачи и сёстры милосердия трудились из последних сил. Батуринцев слонялся по полку, изнывая от бездействия. На выручку пришёл командир, ещё не смещённый солдатским комитетом.

– Пока это в моей власти, я вам подсоблю, – сказал он Батуринцеву. – Послужите ещё, ротмистр. Через день отправляется большой эшелон с ранеными, а возглавить его некому. Станьте начальником поезда.

Мог ли Батуринцев отказаться?! Мог ли он не поехать тем же поездом, которым должна была ехать Варя?!

К новому назначению Батуринцев отнёсся серьёзно. Весь день накануне отправки входил в дела, изучал документы, делал распоряжения, руководил погрузкой размещением. С Варей смог перекинуться лишь несколькими фразами, но главное состояло в том, что Варя знала: они поедут в Петроград одним поездом.

XVIII

Профессор Одинцов возвращался домой из загородной поездки. Уже на подъезде к Царскому селу было видно, что весь дебаркадер занят толпой солдат. Все они из разных гвардейских и армейских частей перемешались друг с другом, все, как один, в расстёгнутых шинелях, они обнимались, громко разговаривали, смеялись, временами сквозь громкие разговоры и столь же громкий смех прорывалась и повисала над толпой матерная брань, что вызывало новые взрывы хохота. Где-то в глубине толпы заиграла было надрывно гармошка, но мелодия быстро оборвалась – и опять раздался смех. Большинство солдат были пьяны, и у большинства на шинелях нелепыми цветами сидели красные банты.

Замедлив ход, поезд встал – и вся эта толпа ринулась к вагонам. Не давая редким пассажирам выйти, солдаты изо всех сил стремились пробиться внутрь. Поездная прислуга не в силах была остановить их. В вагонах же солдаты мгновенно заполнили все проходы – кто стоял, кто сидел на корточках, а кто прямо на полу. Поезд поехал дальше. Шутки, смех, громкие разговоры не смолкали.

Невзрачный, невысокого роста солдат, крякнув, поднялся с пола и направился по проходу к вагону-ресторану. Слабое весеннее солнце освещало сквозь окно его рыжие, в разные стороны торчавшие вихры и несколько дней не бритую щетину. Солдат пробивался через тела своих товарищей, через иных приходилось перелезать, на кого-то раза два он наступил. Но это вызывало не возмущение, а всё тот же безудержный хохот.